влажный прибрежный песок, а раскаленные уголья.
Громыхает очередной раскат – на сей раз всего через несколько мгновений после вспышки. Меньше пяти секунд – значит, центр грозы менее чем в миле отсюда.
Гроза. Кейт хорошо усвоила, что надо делать, чтобы не стать жертвой молнии.
'Скорчись, чтобы сделаться как можно меньше. Припади к земле, ноги вместе, руки на коленях. Никакого металла. Брось нож. Правда, это не так легко, когда твои ступни горят огнем и за тобой гонится Черный Аспид'.
Кейт оборачивается, чтобы посмотреть, где Синклер.
Он стоит там, где она оставила его. Его руки воздеты к небу, раздвоенная палка змеелова взметена высоко над головой – ее кончик, должно быть, поднимается на дюжину футов над песком. На ровном пляже, рядом с огромным водным массивом, это самая высокая мишень.
Кейт мгновенно понимает все.
Он упустил последнюю фурию и проиграл. С ним покончено.
В его затуманенном сознании теперь она будет терзать его до конца его дней. Безумие, нескончаемое, вечное, как море, безумие – вот его грядущий удел. Так не лучше ли положить всему этому конец прямо сейчас? Лучше умереть стоя, чем жить на коленях. Он мог бы зайти в море и погрузиться под воду, но тогда он даст ей шанс спасти его, выудить, ибо он слишком слаб, чтобы оказать сопротивление.
Напряжение в миллиард вольт порождает мощный разряд. Скорость молнии достигает трети скорости света, а температура огненной стрелы может превышать сорок тысяч градусов по Фаренгейту.
На сей раз молния бьет не сверху, а снизу, как будто послана не Небесами, а самим Адом. Яркий, слепящий столб света ударяет из-под земли прямо в Синклера. Кейт падает, но эта ни с чем не сопоставимая картина успевает запечатлеться негативом на сетчатке ее глаз.
Черные, раздваивающиеся зигзаги на фоне белого ночного неба.
А в этой развилке, в окружении ослепительной ауры, Синклер.
Эпилог
В больнице Кейт держат неделю. Ноги ее сильно разбиты, запястья и ладони порезаны, живот изгрызен. Травм великое множество, все они болезненны, но жизненно важные органы не задеты, а значит, полное выздоровление – это только вопрос времени. Оно, как известно, лечит все.
Вместе с навеянной успокоительными средствами дремой к ней всякий раз приходят воспоминания.
Молния, ударяющая в Синклера, и она, бегущая к дороге, чтобы остановить первую машину, но вид у нее такой, что никто не тормозит, и ей приходится выскочить на середину трассы, чтобы заставить водителя остановиться. Кровь, заливающая позаимствованный у него мобильник, когда она звонит в 'Скорую помощь', а потом в совещательную полицейского управления. Она дозванивается до самого Фергюсона и отдает ему три распоряжения: освободить Алекса, забрать Лео из дома Синклера и направить людей на пляж, чтобы навести там порядок. Когда она возвращается к Синклеру, одежда его еще дымится, а ветер разносит вокруг запах горелого мяса.
По иронии судьбы, Кейт достается та же самая больничная койка, что и ее отцу, после взрыва бомбы в 'Майклхаус'. Лежа именно на ней, она принимает кажущийся бесконечным поток посетителей. Фрэнк, Бронах и Лео приходят в первое утро. Дождавшись, когда Фрэнк отвлечется на что-то в стороне, Кейт показывает отцу и тетушке свои раны. После полудня заваливается Фергюсон с ребятами, которые стараются приободрить ее грубоватым полицейским юмором. После них приходят Эммелин, Джин и Леннокс.
– Знаешь, я не могу представить себе, чтобы мы занялись еще какой-нибудь постановкой, – говорит Джин, и остальные кивают.
Джейсон присылает ей записку, сдержанную и официальную, в которой говорится, что он понимает, почему она поступила с ним так, как поступила. Она прочитывает ее дважды и выбрасывает.
Одна из сиделок приносит ей экземпляр 'Абердин ивнинг телеграф'. 'Главе паромной компании предъявлено обвинение в покушении на убийство и нелегальной транспортировке детей', – сообщает кричащий заголовок. Кейт бегло просматривает текст и видит, что собственная газета Лавлока уже прилагает все усилия, чтобы от него дистанцироваться.
'Как крысы, бегущие с тонущего корабля', – думает она. Тонущий корабль, где началась вся эта невеселая история.
Все основные ее участники объявились в первый же день, кроме двух.
Первый приходит на следующее утро, тихонько заглядывает сквозь занавески вокруг ее постели, когда она дремлет. Она открывает глаза, когда он тихонько накрывает ладонью ее руку.
– Я думала, ты не захочешь меня видеть, – говорит она.
– Я и не хотел.
– А почему передумал?
– Из-за одного маленького птенчика.
– Насколько маленького?
Он снимает ладонь с ее руки и проводит черту в воздухе, в паре футов над полом.
– Вот такого.
– И что же начирикал тебе птенчик.
– Он сказал, что его мама в больнице и что он думает, что ей будет приятно, если я ее навещу.
– Ей очень приятно. Очень.
Они оба понимают, что им предстоит непростой разговор о доверии, предательстве и подозрении. Но
