— Вот эта — вам не нравится такая красивая крыша? — Он стоял рядом с ней и смеялся, довольный тем, как она удивилась. Он сменил закрытую машину на немыслимую «минимокс» с полосатым парусиновым откидным верхом. Они видели, как эти машинки носились по запруженным дорогам, подпрыгивая на каждом бугорке, как игрушечные, и пассажиры чуть не вылетали из них.
— О Федор, ты добыл такую! Ты с ума сошел, но хорошо, что ты избавился от своего автомобиля.
Он забрался на место рядом с ней и включил мотор.
— Ты говорила, что тебе хочется покататься на такой, и я позвонил в агентство. Держись за поручень, а то вылетишь.
Джуди посмотрела на него и покачала головой.
— Перестань командовать мною. Я же не идиотка, — сказала она. — Можно подумать, я ребенок, таким тоном ты разговариваешь со мной. Представь себе, я сама знаю, что мне делать.
— Эмансипированные женщины, — сказал Свердлов. — Все они хотят быть равными мужчинам и таскать свои чемоданы. Весьма непривлекательно. Однако, слава богу, ты совсем не такая. Пожалуйста, держись за поручень.
— Я слышала, — заметила Джуди, — что в России женщины равноправны с мужчинами...
— Капиталистическая пропаганда, — пошутил Свердлов, притормозив перед перекрестком. Он повернулся и серьезно посмотрел на нее. — Все это вранье, — сказал он. — Только некоторые из наших женщин равноправны. Остальные нормальные и счастливые. Сегодня ты очень красивая.
— Ты невозможен. — Она схватилась за поручень, потому что, трогаясь с места, маленькая машинка подскочила. — И всегда прав. Может, я поищу музей по схеме города?
— Я уже смотрел, — ответил Свердлов. — Я знаю дорогу.
— Мне бы следовало догадаться. — Джуди подбросило на повороте, и она прислонилась к Свердлову. Он искоса посмотрел на нее и улыбнулся.
— Вот это хорошо. Мне нравятся такие машины.
За день до этого он пытался поцеловать ее. Они ехали через остров посмотреть на восточный берег, где, как говорили, был очаровательный ландшафт. Разбивающиеся об утесы с диким грохотом атлантические валы произвели на Джуди угнетающее впечатление, и она сказала об этом. На пустынной дороге, продуваемой сквозным океанским ветром, Свердлов шагнул к ней и склонился к ее лицу. Она сказала «нет» и пошла к машине. Закрыв за ней дверцу, он сел в машину, дал ей сигарету и поднес огонь прикурить. Он не выглядел обескураженным, казалось, происшедшее его только позабавило. По дороге назад они об этом не заговаривали.
Он отыскал бриджтаунский музей и поставил машину в тени королевских пальм. Солнце стояло высоко, и небо без единого облачка сияло синевой.
— Мне очень нравится это место, — вдруг произнесла Джуди. — Мне здесь очень хорошо. — Она взяла его под руку. Он прижал ее к себе.
— Я рад, — сказал он. — Я очень рад, что тебе хорошо. Пойдем, получим порцию культуры. Потом заедем в гавань. Люблю корабли.
В музее было прохладно и темно, раньше здесь размещалась военная казарма, и здание построили длинным, приземистым, с массивными стенами. Свердлов остановился посредине первого зала, заложил руки за спину и смотрел вокруг без особого интереса. В стеклянной витрине в центре можно было увидеть несколько фарфоровых тарелок из губернаторского особняка. Джуди отошла к витрине с более мелкими экспонатами.
— Иди-ка сюда посмотри, — позвала она его. — Поразительно.
Он казался погруженным в свои мысли — и вряд ли маленький барбадосский музейчик был предметом его раздумий.
— А? Да, иду.
Она склонилась над засиженной мухами стеклянной витриной. Над ней висел пожелтевший плакат, объявлявший о продаже разных рабов мужского и женского пола, а также домашних животных.
Он встал так близко, что их тела соприкоснулись.
— Посмотри-ка, — сказала она еще раз. — Раб с плантации Хайвардса, местечко Сейнт-Питер, был повешен на тамаринде за кражу овцы. Он говорил, что невиновен и что дерево докажет его правоту. С тех пор этот тамаринд дает семена в форме человеческой головы. Слева лежит нормальное семя тамаринда, а справа семечко с тамариндового дерева, что растет у Хайвардса... Ну не поразительно ли! Взгляни на семечко — совсем как голова негра...
— И ты этому веришь? — спросил Свердлов.
— Ну вот же семечко. Согласись, оно очень странное.
— И что, это помогло рабу? Его все равно повесили.
— Интересно, что почувствовали его хозяева, когда увидели, что у дерева растут такие семена, — парировала Джуди.
— Думаешь, они забеспокоились? Думаешь, у них была совесть?
— У всякого есть совесть, — сказала она. — Ты не можешь не знать, что это правда. Ведь вся ваша идеология основывается на исправлении главного зла: у некоторых людей совести слишком много, а у остальных совсем мало!
— Значит, ты думаешь, что у Маркса было сознание и совесть — экспроприаторы будут экспроприированы, ты это имеешь в виду?
— Да, — сказала она. — В известной степени. Ты же сам знаешь, когда поступаешь неправильно, тебя мучает совесть.
— Я знаю, когда совершаю ошибку, — поправил ее Свердлов. — Это не одно и то же. Твои теории меня заинтересовали. Возможно, я обращаю тебя в марксизм. — Он провел пальцем по ее оголенной руке.
— Хватит смеяться надо мной! — сказала она и повела плечом. — А совершая подобные действия, вы допускаете ошибку, мистер Свердлов!
— Приношу свои извинения, миссис Ферроу. Виновато мое сознание. Оно подсказывало мне, что нужно погладить эту чудную руку.
Она позволила ему взять себя под руку, и они пошли дальше. Там была выставлена коллекция превосходного старого серебра, и еще фарфор, подаренный богатыми жителями острова, и безобразная невыразительная мебель девятнадцатого века, в том числе массивная кровать с четырьмя столбиками. Потом они снова вышли на солнце.
— Я хочу еще раз посмотреть на это семечко, — сказала Джуди. — Минутку. — Свердлов не пошел с ней, оставшись в маленьком мощеном дворике, и стоял с полуприкрытыми из-за невыносимого солнечного блеска глазами.
Он думал, была ли за ними слежка до музея и не было ли среди полудюжины посетителей, бродивших по залам, представителей противной стороны. Наблюдение за ним организовали умело, даже он со своим опытом не мог определить, кто за ним следит в отеле. Поджидая, он закурил. Женщины — создания непредсказуемые: с чего бы вдруг ей увлечься глупой легендой о рабе и тамариндовом семечке настолько, чтобы вернуться назад и еще раз посмотреть на него? Возможно, это показалось ей романтичным. Лучше бы она перенесла чуточку романтизма на их отношения. С самого начала он думал о сексе только как о средстве против бессонницы. За десять дней, что он провел с Джуди Ферроу, между ними так ничего и не произошло, и осталось слишком мало времени. Но «лечение» тем не менее шло, невзирая на отсутствие близости. Он снова обрел способность ясно мыслить. К нему вернулась прежняя быстрота реакции.
Было что-то шизофреническое в этой ленивой сибаритской жизни, поддразнивании девушки в вопросах, которые разделяют мир пополам, — в то время как он предается эротическим мечтаниям, лежа рядом с ней на солнце. В первый момент ему не хотелось даже узнавать ее имя и чем она занимается в Америке. Однажды ночью она призналась ему, что овдовела и не имеет детей. Он удовлетворился этими сведениями. Теперь же пробелы стали раздражать его. Захотелось узнать про ее прошлую жизнь, что- нибудь о покойном муже и понять, почему она так решительно не хотела, чтобы ее соблазнили. Увидев ее выходящей из двери, он улыбнулся и поспешил навстречу.
— Я хотела узнать поточнее об этом месте, — сказала она. — Плантация Хайвардсов, местечко Сейнт- Питер.
— И ты хочешь поискать это дерево, ты и в самом деле веришь, что оно существует?
