стрел.
Мальборо склонил голову набок, чтобы мыльная пена не текла на глаза, и теперь не видел того, что лежало у него на коленях. Он перебирал газеты, встряхивая золотой бахромой на рукавах, и время от времени отводил какую-нибудь на расстояние вытянутой руки.
— А, вот! — воскликнул он, найдя сегодняшний «Окуляр». — Держите, доктор Уотерхауз. Я только что читал отсюда вслух этим господам, покуда мы ждали опоздавшего. Вы можете прочесть сами.
— Спасибо, милорд, полагаю, чтение было гораздо занимательнее моего общества, приди я вовремя.
— Напротив, милорд, это нам надлежит вас занимать.
Герцог дёрнулся, потому что лезвие срезало часть выступающего шрама. За то время, что он надзирал за убийством нескольких сот тысяч английских, французских и других солдат в войнах против Людовика XIV, его кумпол украсили барельефы и горельефы в количестве, много превосходящем среднее. Они таились под двухнедельной щетиной, как мели в илистой прибрежной воде, незримые навигационные опасности на пути бритвы.
— Что я должен прочесть, милорд? — Даниель потянулся за газетой.
Глаза Мальборо — большие и очень выразительные — мгновение созерцали Даниелеву ладонь. Люди, как правило, не уставлялись на Даниелевы руки, ни на правую, ни на левую. На обеих присутствовали все пальцы, палач в Олд-Бейли не выжег на них клеймо, перстней он не носил — как правило. Однако сегодня у Даниеля было на правой руке простое золотое кольцо. Он никогда раньше не надевал украшений и сейчас удивился, насколько оно привлекает внимание.
— «Размышления о силе», — отвечал Мальборо. — Вторая страница.
— Очень к случаю, если я и впрямь обрёл такую политическую силу, как вы говорите. Кто автор?
— В том-то и соль. Удивительная история. Есть один малый, он пишет под псевдонимом «Титул»…
— Это он сочинил?!
— Нет, но он откопал в Клинкской тюрьме арапа, совершенно исключительный экземпляр. Арап, разумеется, существо неразумное, однако обладает уникальным даром писать и говорить, как если бы обладал разумом.
— Я с ним знаком, — сказал Даниель. Его глаза наконец привыкли к свету и смогли разобрать имя «Даппа». Он поднял взгляд на Мальборо и тут же отвёл: справа от герцогского уха собралась большая капля крови и струйкой побежала вниз, по краю челюсти, и на шею под подбородок. Герцог снова дёрнулся.
— Полегче, любезный, я не для того приехал в Англию, чтобы умереть от столбняка!
Даниель оглядел других пятерых гостей. Те в ответ выдавили улыбки, каких в адрес Даниеля не обращали с тех пор, как он занимал относительно важную должность при дворе Якова II.
Голова герцога снова была гладкая, как колено. Два лакея нависли над ним с тряпками и время от времени промакивали кровь. Герцог взял зеркало, на мгновение поднёс его к лицу и скривился.
— Провалиться мне! Это бритьё или трепанация черепа?
Он торопливо отставил зеркало, как будто долгие годы сеч и перестрелок не подготовили его к такому зрелищу. Почты у него на коленях было много — больше, чем Даниель получал за десять лет, — поэтому он не сразу нашёл, что искал. Даниель с любопытством разглядывал герцога. Когда-то Джон Черчилль был самым красивым юношей в Англии, возможно, даже во всём христианском мире. Божественная несправедливость сохранялась и теперь, в герцогские шестьдесят пять. Он был стар, одутловат, лыс, измазан в крови, но его черты не утратили благородства (свойственного далеко не всем людям благородного сословия), а глаза оставались огромными и прекрасными; их не портили складки век и кустистые брови, из- за которых на многих старых англичан так гадко смотреть.
— Вот! — воскликнул герцог и несколько раз хлопнул по письму на коленях, как будто хотел утрясти слова в правильном порядке. — От вашего собрата-регента.
— Милорд Равенскар тоже в списке Ботмара? — спросил Даниель, узнавший почерк и печать.
— О, разумеется, — отвечал Мальборо. — И первый претендент на место лорда-казначея. Кто больше Равенскара знает о банке, Монетном дворе, бирже и казначействе? — Он пробежал глазами письмо от Роджера и успокоил собравшихся: — Не буду читать всё. Приветствия, поздравления и прочая. Дальше он приглашает нас с миссис Черчилль к себе на суаре первого сентября.
Герцог оторвал взгляд от листка и взглянул на Даниеля чуть озадаченно.
— Как вы думаете, милорд, прилично ли устраивать званый вечер так скоро после кончины государыни?
— К первому сентября месяц траура истечёт, милорд, — вступился за Роджера Даниель. — Я уверен, что приём будет скромный, сдержанный…
— Он обещает извержение вулкана!
Слова герцога вызвали смешки у доселе молчавшей пятёрки.
— Скорбя по усопшей королеве, мы тем не менее должны праздновать вступление на престол нашего нового короля, милорд.
— Ну, коли вы так повернули, я думаю, что приду, — сказал герцог. — Вообразите, я ни разу не видел знаменитого вулкана.
— Говорят, зрелище стоит того, чтобы не пожалеть времени, милорд.
— Не сомневаюсь. Я скоро отправлю ответ в храм Вулкана. Но если вы случайно увидите маркиза Равенскара, например, на заседании регентского совета, передайте ему то же самое, хорошо?
— С превеликим удовольствием.
— Отлично! А теперь я могу подняться, или раны надо будет прижигать?
С окончанием бритья завершилось и прямое участие Даниеля в левэ. Герцог перенёс внимание на других гостей, в чьи обязанности входило подавать рубашку, парик, шпагу и прочее. Каждая из этих стадий сопровождалась болтовней, для Даниеля малоинтересной. Более того, он не мог уследить за разговором: герцог упоминал каких-то людей по имени либо и вовсе полунамёками. Тем не менее Даниель чувствовал, что откланяться было бы моветоном. Ему, из уважения к летам, предложили стул, и он сел. Взгляд Даниеля остановился на газете.
Клинкская слобода вместе со всей Великобританией скорбит о нашей усопшей королеве; арестанты сменили лёгкие кандалы на тяжёлые траурные, облачились в чёрные лохмотья вместо серых, и ночи напролёт мне не дают уснуть несущиеся снизу стенания и вопли — свидетельство, что здешние обитатели горюют не меньше милорда Б***.
Неделю назад этот человек восседал на вершине той груды трупов, которую мы именуем политикой, и многими почитался за сильнейшего человека в стране. Что же сталось с Б***?
Вопрос праздный, ибо никого не волнует его участь. Тех, кто об этом спрашивает, занимает другое: куда делась сила Б***?
Неделю назад её было в избытке, сегодня нет совсем. Куда она ушла? Многие хотели бы знать, ибо желающих обрести силу больше, чем желающих стяжать золото.
От герра Лейбница мы слышали, что есть свойство тел, называемое
Ибо если сила подобна акциям, то огромное её количество, утраченное Б***, растаяло, как тени на солнце. Ведь сколько бы богатства ни терялось при биржевых обвалах, оно уже не появляется вновь.
