бомбы, которые молоденькие инструкторы сокращенно и презрительно называют «забами».
Вечером в переулках все сидят или стоят возле домов: обсуждают различные слухи. А слухов много: дурных и хороших. Один рассказывает, что Красная Армия подошла к Варшаве, другой, что немцы возле Москвы…
В школах — на призывных пунктах — молчаливые, серьезные люди. Вокруг школ — женщины: матери, жены; на войну уходят без бравады и без страха. Поражает ранняя суровость на молодых, еще не затвердевших лицах.
Отдельные командиры, приезжающие на несколько часов с фронта, рассказывают о драме пограничных гарнизонов. Немцы напали исподтишка. Была ночь на воскресенье. В клубах танцевали.
Наши части оказывают ожесточенное сопротивление, но немцы продвигаются вперед. Все дороги загромождены беженцами. Еще не обстрелянные бойцы с тоской говорят о немецких танках.
Возле редакции «Известий» — большая карта театра военных действий. Стоят люди, смотрят и молчат. Где сейчас немцы?.. В сводке сказано: «превосходящие силы противника»…
Москва еще не понимает опасности. Здесь все смешалось: и уверенность в победе, и беспечность, сила и слабость.
Телефонный звонок разбудил меня в 4 часа утра: вызвала редакция — «слушайте радио». Я догадался, кто будет говорить. Речь Сталина потрясла всех. Она была глубоко человечной. Каждый почувствовал, что Сталин обращается именно к нему, с первой же фразы: «К вам обращаюсь я, друзья мои!» Сталин сказал об опасности: нужны большие жертвы и большое мужество.
17 июля 1941 года
(Москва в эти дни)
Я принадлежу к поколению европейцев, которое видит не первую войну. Я был в Париже в 1914– 1917 гг., в России в эпоху гражданской войны, в Мадриде и Барселоне под немецкими бомбами. Я был в Париже, когда в него вошли германские дивизии. Я видел прошлой осенью унылый военный Берлин. Я знаю, как искажает война лицо и душу городов. Может быть, поэтому я не могу наглядеться на Москву — я горд ее выдержкой. Все понимают, как велика угроза, — нет ни беспечности, ни хвастовства. Но нет и страха. Суровые, спокойные лица.
Стоят невыносимо жаркие дни. Люди одеты по-летнему.
У женщин много хлопот: затемнили дома, оклеили стекла матерчатыми полосками. Все проходят занятия по противовоздушной обороне. В домах дежурства жильцов. Повсюду мешки с песком. Москва готовится, и «хейнкели» не застанут ее врасплох.
Одной из первых забот было отослать детей подальше от крупных центров. Один за другим уходят поезда с детьми. Уехали школы, детские дома. Вот поезд с детьми писателей, вот другой — с детьми железнодорожников. Кажется, не видал я города, где было бы столько ребятишек, они вместе с воробьями заполняли гомоном московские переулки. Теперь воробьи остались без товарищей.
С детьми уехало много матерей, не связанных работой с Москвой. Знакомый печатник вчера мне сказал: «Работать легче — отослал моих в деревню. Если прилетят немецкие стервятники, не будет мысли: а что с ними?..»
Старикам советуют уехать в провинцию, в деревню. Некоторые уехали. Другие обижаются. Один старичок мне сказал: «Какой же я инвалид? Я могу что-нибудь охранять. Вот возьму и поймаю парашютиста — увидишь».
По улицам проходят ополченцы. Это подлинная гражданская армия. Таких на парад не выведешь… Но они полны решимости, им не страшны испытания. Вот, может быть, ключ к выдержке Москвы: этот город много пережил — сорокалетние знавали и артиллерийский обстрел домов, и голодные годы. Их нелегко запугать.
Сегодня ввели продовольственные карточки. Впервые Москва их узнала в эпоху гражданской войны, вторично — в годы первой пятилетки. Теперь — нормы большие. Люди говорят: «Всего не заберешь»… Нет ни удивления, ни суматохи.
В немногих открытых летом театрах играют патриотические или антифашистские пьесы. Зрители подчеркивают аплодисментами монологи героев. У зрителей муж, брат или сын на другом театре — военных действий.
Испытание сблизило всех. Прежде в трамвае москвичи частенько ругались. Теперь не услышишь обидного слова. Вечером все стоят или сидят возле домов, обсуждают события, рассказывают: «От мужа открытка с фронта…» Черные окна — город ночью кажется пустым, но в нем миллионы сердец бьются горем, гневом, надеждой…
19 июля 1941 года
(Упорные бои)
Крупный командир, только что приехавший с Псковско-Порховского направления, рассказывает о напряженном характере боев. Немцы не берегут своих людей. Их танки и мотоциклы несутся по своим же раненым. Чувствуется нервность — противник торопится, во что бы то ни стало он хочет добиться решительных успехов. Его колонны, просачиваясь вперед, образовывают глубокие клинья. Нередко части Красной Армии пересекают дороги, по которым прошли немецкие танковые колонны.
Красноармейцы уже разгадали немецкую тактику, основанную на психическом воздействии. С треском несутся мотоциклисты, стреляют куда попало из автоматических пистолетов. Против них необходимо одно — спокойствие. Стрелки, не поддаваясь панике, аккуратно сбивают одного мотоциклиста за другим.
Противотанковые орудия русских оказались превосходными, и потери противника в танках очень велики. Среди подбитых танков много трофейных — польских, французских, сербских. Противник кинул на наш фронт все, что имел.
Русские части настроены стойко, воюют с отчаянной отвагой…
Напрасно немцы надеются на малодушие русских солдат. Со смехом красноармейцы читают листовки, сбрасываемые противником. Передо мной один из таких листков. Он написан в псевдонародном стиле на дурном русском языке. Начинается словами: «Какого хрена вам эта война» — и кончается: «С революцьонным приветом». Близ Порхова наши солдаты узнали, что такое «революцьонный привет» Гитлера, — к ним приполз солдат, у которого фашисты отрезали бритвой нос.
Население всячески помогает армии. Недавно школьники Порхова поймали трех парашютистов. Бородатый деревенский дед, вооруженный колом, пригнал диверсанта, одетого в зеленый мундир «революцьонного» лесничего, который оказался немецким лейтенантом. Крестьяне угоняют скот. Горят хлеба — в этом году они вышиной чуть ли не с человека. Во всей стране баснословный урожай. Но в Псковском районе хлеб не успели убрать, и крестьяне его сожгли.
Все время идут атаки, потом контратаки. Потери с обеих сторон велики. Эти потери, однако, страшнее для немцев, которые должны либо добиться результатов, либо признать себя побежденными. Просачивающиеся колонны захватывают тот или иной город, но живая сила советской армии остается непораженной.
Вчера на этом фронте все бойцы узнали о героизме одного из танкистов. Остался один водитель. Весь расчет погиб. Танк загорелся. Тогда водитель врезался горящим танком в два неприятельских танка и взорвал их. Такие эпизоды происходят ежедневно. Отвага и боеспособность нашей армии растут с каждым днем. Бойцы хотят отомстить за разрушенные города, за уничтоженные нивы, за гибель женщин и детей, которых гитлеровцы расстреливают на дорогах с бреющего полета.
Один генерал определил тактику немцев так: «Это тактика вороньего клюва. Они раскрывают и клюют. Наша тактика — сделать, чтобы они раскрыли, но не клюнули». События ближайших недель, может
