— Но как вы могли любить человека, который хотел убить вас, глубоко порочного, лицемерного, лживого, подлого? — Роев вскочил со своего места.
— Любовь странная штука, Владимир Иванович. Вам ли не знать этого. Почему вы любили и прощали свою жену, неблагодарную, холодную, двуличную особу?
— Не смейте прикасаться к ее светлой памяти! — закричал Роев, и слезы потекли градом из его глаз. — Будьте вы прокляты, прокляты! Да накажет вас суд людской и небесный!
С этими словами он стремительно выбежал из комнаты.
— Кстати, о суде, — произнес следователь. — Ваше раскаяние могло бы смягчить вашу участь. Я думаю, что на присяжных ваш рассказ произвел бы сильное впечатление.
Татьяна Аркадьевна повернулась к Сердюкову:
— Я вывернула душу не перед вами, а перед Богом, хотя я понимаю, что мне все равно гореть в вечном огне! Ничего меня более не волнует в этой жизни, и я не скажу ни слова!
Резким движением она запахнула шаль, огонь во взоре потух, она померкла и снова превратилась в старуху. Сердюков оторопело наблюдал за этими метаморфозами и только покачал головой.
Эпилог
Процесс княжны Верховской наделал много шуму в Петербурге. Народ валил валом в зал заседания Окружного суда, как на театральную премьеру. И было на что посмотреть! Какой захватывающий драматизм! Какие шекспировские страсти! Княжна солгала следователю, ей было совсем не все равно, чем закончится дело. Она наняла одного из самых блестящих адвокатов столицы. Молодой талантливый Маклаков окунулся в процесс с упоением. Еще бы, не каждый день случается такое! Зал был набит до отказа. Среди присутствующих были замечены дамы под темными вуалями, которые в прошлом знали Евгения Верховского не понаслышке. Иногда слышался слабый стон и звук падающего тела. Это вносило в ход судебного заседания дополнительное оживление. На галереях толпились журналисты и литераторы. Отчаянно скрипели перья, газеты выходили с броскими заголовками. Некоторые досужие писаки уже набрасывали планчик пьесы или романа.
Маклаков мастерски провел процесс. В последней речи он убедительно обрисовал присяжным, что князь Верховский, совершенно запутавшийся в своих любовных связях, от безысходности и отчаяния убил свою любовницу, которая не желала бежать с ним. Ошеломленные страстным выступлением, присяжные долго совещались и вынесли свой вердикт. Татьяна Аркадьевна была оправдана. Но ей пришлось тотчас же покинуть Петербург, и следы ее затерялись.
Владимир Иванович стойко перенес все дни суда. Он исправно являлся на заседания, надеясь, что та грязь, которая выливалась на его жену, поможет ему в конце концов избавиться от чувства невосполнимой утраты. Катерину Андреевну с Васей он отправил в Москву, к родне Василия Никаноровича, подальше от этого позорища. Зачем мучить старую женщину и тревожить неокрепшую душу ребенка! Сам же Роев к тому времени уже вышел в отставку. Это избавляло его от лицемерного сочувствия, тесно замешенного на жадном любопытстве к чужому горю и стыду.
По завершении процесса он покинул здание суда и дождался Сердюкова. Тот был совершенно подавлен провалом дела, хмур и походил на нахохленного журавля в своем форменном сюртуке. Роев взял его под руку, и товарищи двинулись в ресторан «Медведь». Там они предались греху чревоугодия, обильно запивая дорогие закуски водкой и вином. Официант с недоумением посматривал на странных посетителей, которые поглощали яства почти в полном молчании, даже с каким-то ожесточением. Сердюков, однако, опьянел, и Владимир Иванович отвез его домой на извозчике.
Оставшись совершенно один, Роев пошел домой пешком. Стояли дивные белые ночи. Владимир Иванович брел по улицам и удивлялся, как менялись в зыбком свете очертания зданий. Вокруг было пустынно, иногда вдалеке стучали копыта одинокого ваньки, везущего домой припозднившегося седока. Эта звонкая тишина и пустота огромного города так ошеломили Роева, что он замер на мгновение посередине тротуара. И тут его охватила смертная тоска. Ничего не помогло, Надя продолжала жить в его сердце. Нерастраченная любовь билась в груди, рвалась наружу. И она выплеснулась в крике, в мучительном стоне.
— Надя! Наденька! Ненаглядная моя! Любовь моя вечная! Вернись ко мне!
Чего бы только он не отдал теперь за один миг свидания с нею! Владимир Иванович закрыл глаза и зашатался. Мимо гулко процокал извозчик.
— Барин, не желаете ли, подвезу?
Но Роев только махнул на него рукой.
— Чудной барин! — и ванька исчез в серой дымке.
И тут произошло нечто необыкновенное. Стоя с закрытыми глазами, Владимир Иванович почувствовал чудесные ароматы. Сладкий жасминовый запах, пронзительный черемухи, опьяняющий шиповника. Он открыл глаза. В палисадниках около домов мерцали нежные белые цветы, трепетали и манили его. Он испуганно оглянулся. Не может быть такого, ведь они цветут в разное время! Облако нежного аромата окутало Роева, проникая в самую глубь души. В это мгновение ему стало вдруг легко и покойно, боль отступила. Роев шагнул к ближайшему палисаднику и зарылся лицом в нежную плоть лепестков. Надя снова была с ним. Зачем Господь наказывает нас любовью?
