ним…
– Ага, сражаться за правильный ход истории, – кивнул комиссар.
– Да, а что?
– А мы сейчас чем занимаемся? – спросил комиссар. – Мы сейчас всем народом чем занимаемся? Не за правильный ход истории боремся?
– Не нужно высоких слов, Женя, – попросил старик. – Мы не боремся, мы работаем. Бороться мы потом будем, в учебниках истории, когда станем единым народом, в едином порыве… Как там говорил Всеволод?
– Но он хотел, чтобы…
– Он хотел, – подтвердил комиссар. – Он хотел, чтобы я с ним сотрудничал. И я буду с ним сотрудничать. Потому что он – Данила Орлов, один из самых честных и порядочных людей, которых я знаю. И один из самых умных.
– Но он же проиграл?
– Он? – приподнял бровь Евгений Афанасьевич. – Это еще не факт.
– Но ведь вы…
– Смотри внимательно, мальчик, – сказал старик. – Он ушел, забрав с собой Никиту… Человека, которого не должно было быть в живых. Так?
– Так, – ошарашенно ответил Севка.
– Он, так или иначе, получил свой аэродром подскока в нашем времени. Так?
– Так…
– И, боюсь, он получил то, ради чего все это затевалось…
– Что именно?
– Учись, Всеволод. Учись, тебе придется с ним, похоже, очень долго общаться… – сказал комиссар. – Ты поверил, что он пригнал сюда установки с люизитовыми снарядами только ради того, чтобы поставить меня в безвыходную ситуацию? Не смеши меня, Всеволод! Он использовал нас, чтобы забрать у Сличенко эти установки, чтобы не дать ему выстрелить и совершить глупость. Мы ему были нужны как тупая ударная сила…
– Вы это знали?
– Догадывался.
– И вы знали, что у него для нас есть выход к воронке? Запасной выход?
– Подозревали.
– И поэтому позволили убить артиллеристов?
– Для наших парней мы всего лишь прогулялись сквозь пространство. Странным, необычным способом, но прогулялись. Если они вернутся назад, то ничего, кроме этого, не расскажут. Тем более что сразу после возвращения они будут сброшены в тыл к немцам. Без вас, Всеволод, если вас это интересует. А появление артиллеристов в Москве, из августа в октябрь… Это вызвало бы слишком много разговоров. Так что Данила потребовал, а мы… мы выполнили.
Севка остановился.
– Не останавливайтесь, молодой человек. Не останавливайтесь, – посоветовал генерал. – Нам нужно торопиться.
– Какие вы все сволочи…
– Мы не сволочи. Кто-то должен уметь убивать. И кто-то должен быть мерзавцем для того, чтобы остальные могли не быть мерзавцами и убийцами. Данила это понял. И это предстоит понять вам, Всеволод. Так или иначе. И знаете что?
– Что?
– Я думаю, у вас получится, Всеволод Александрович.
– Пошли вы все в жопу, – сказал Севка и зашагал быстрее, чтобы догнать Костю и ребят.
– Полагаешь, Даниле были нужны установки?
– И не просто установки, – сказал комиссар. – А установки с люизитовыми снарядами. У него не было возможностей все это заполучить другим способом. Тогда он предоставил такую возможность капитану Сличенко…
– А нам – возможность у Сличенко это отобрать…
– И теперь где-то в прошлом…
– Или в будущем для нас, – добавил невесело Евграф Павлович. – Через год… Или через десять лет…
– Думаю, все-таки в прошлом, – сказал комиссар и добавил уже увереннее: – Точно, в прошлом.
Четыре грузовика возникли прямо из воздуха. За мгновение до этого на скалистой площадке над обрывом ничего не было, а потом вдруг появились четыре «ЗИС-6» со смонтированными на них пусковыми установками реактивных минометов.
Распахнулись дверцы, из машин выбрались люди.
– Извините, Артем Егорович, не предупредил, – сказал Орлов. – Надеюсь, вы не станете обижаться?
Егоров молча присел на подножку машины.
Малышев стоял на краю обрыва, потрясенно глядя на расстилающийся под ногами пейзаж. Никита подошел и стал рядом. Внизу, метрах в трехстах, лежала долина, утопающая в зелени и тени от горной гряды.
Вдалеке мерцали огоньки.
– Там город, – сказал Орлов. – Около пяти тысяч человек. Со всех сторон закрыт горами. Слышите, Артем Егорыч?
– Слышу, – ответил военинженер первого ранга.
– Площадь долины – десять гектаров. Город расположен в низкой ее части. Имеем один залп четырех установок. Боевое вещество – люизит. Ваше мнение как специалиста?
– Там же просто люди… – сказал Егоров.
Ему снова выпадало спорить с фанатиком. И снова ничего, кроме банального призыва к гуманизму, он не мог предъявить.
– Люди, – кивнул Орлов. – Пять тысяч человек. Мужчины, женщины и дети. Но если они останутся в живых, то умрут миллиарды. И вы не родитесь. И я не рожусь. И не будет всего, что мы с вами любили.
– Вы-то откуда все это знаете? – устало спросил Егоров.
– Знаю. Уж вы мне поверьте.
Над хребтом появился край солнца, но в долину солнечный свет пока еще не проник.
– Поражение, близкое к ста процентам, – медленно произнес Егоров.
– Тогда по машинам, – сказал Орлов. – Что крутить, все знают?
Через минуту первый снаряд сорвался с одной из установок и устремился к долине. Затем второй, третий… Снаряды стартовали с интервалами, словно тот, кто крутил ручку на пульте управления огнем, делал это через силу, заставлял себя отправлять смерть в спящий город.
Ударили остальные установки. Залп накрыл всю площадь небольшой долины, снаряды рвались- рвались-рвались…
Дым от сгоревшего пороха, пыль, поднятая выхлопами реактивных снарядов, окутали площадку, и со стороны могло показаться, что это неведомое призрачное чудовище ворочается над обреченной долиной, выбрасывая из своей утробы все новые и новые сгустки ядовитого огня. Потом все стихло.
Когда дым выстрелов рассеялся, на скалистой площадке ничего не было.
