демократии. Хозяйственная жизнь России на протяжении всей истории задыхалась от отсутствия взаимозависимого, естественного евразийского рынка, и демократическое давление многомиллионных буржуазно-городских интересов на политику, на государственную машину будет нарастать с каждым годом, вплоть до усиления крайне радикального крыла “ястребов”, то есть тех политиков, кто потребует — любыми мерами военно-политического характера уничтожить все путы, какие мешают становлению такого рынка! Только так возможно будет достигнуть процветания страны и укрепления демократической государственности.
Глава 2.
Промышленно-финансовые — монополии единственный гарант реальной демократии в России
Россия огромная страна, и векторы региональных экономических, политических, культурных интересов имеют разную направленность. Пока из европейской части страны за Каменный Пояс шел устойчивый демографический поток переселенцев, Сибирь, Дальний Восток сохраняли духовную, моральную, психологическую зависимость от политики Москвы, ее во многом европейских целей и исторически сложившихся ценностей мировосприятия. Но демографический кризис русских, постепенно подползающий к демографической катастрофе, ставит острейший вопрос о жизненно необходимом экономическом развитии государства только и только за счет устойчивого роста производительности труда, вывода всей экономической машины, каждого ее звена на самый высокий уровень рентабельности, прибыльности функционирования. Однако в приграничных регионах интересы мелкого и среднего предпринимательства в угоду задачам достижения прибыльности собственной деятельности будут стремиться к интеграции в надгосударственные региональные рынки, связанные с соседними странами, даже если общероссийские интересы при этом отодвинутся для них на второй план. Возможно ли, чтобы при демократии это не отразилось на политическом мировоззрении в регионах?
Пример Британской империи, которая распалась на Канаду, Австралию, Новую Зеландию и пр., не говоря уже о США, отколовшихся от нее много раньше, показывает со всей определенностью, что общий язык, общие расовые, культурные, духовные корни — весьма хлипкое основание для общей государственности, общего политического единства на определенном уровне развития региональных буржуазно-капиталистических интересов. Главная причина такого распада была следующей. Англия не смогла и на том этапе мирового промышленного развития не могла создать структуру единого экономического интереса, который бы сплачивал все части империи в экономическое целое. А в рыночной экономике, в демократическом самоуправлении самым главным двигателем, фактором, определяющим политическое поведение людей и местных сообществ — является интерес экономический! Мы еще только учимся и рынку и демократии, поэтому такой фактор в поведении граждан России и членов парламента выражен слабо, не стал доминирующим, основным. Но мы к этому придем, и придем очень скоро.
Какие же общие экономические интересы населения России способны сплачивать региональные цели развития в единый политический интерес страны, укреплять ее государственность в условиях рынка и демократических процессов? Возможно ли это сейчас? Или России суждено с неизбежностью распасться на несколько государственных образований, как об этом “каркают” ее внутренние и внешние враги последние полтора столетия, когда страна стала втягиваться в рыночные капиталистические отношения? Вопрос не праздный, важнейший для выбора внутренней политики и политики международной. И ответ на него — утвердительный. Да, Россия способна не только сохранить единую государственность, но имеет колоссальный потенциал развития в условиях стабильности и проявления единой политической воли во всех регионах. Но лишь при условии ускоренного восстановления прежних и становления новых монопольных экономических структур в промышленности, торговле, финансах. Мне приходилось в 80-м году утверждать: “Именно БАМ, именно космические проекты, именно КАМАЗ, ВАЗ и еще несколько подобных крупнейших программ, в том числе и программ военно-промышленного комплекса, являются нашей исторической вехой перехода от Предыстории к собственно Истории России, к демократической истории, истории подлинного могущества и процветания”. Потому что Россия, как исторически сложившееся государство, сотни лет постоянно напрягающее ресурсы для удержания стабильности в Евразии, не могла открыть шлюзы напору буржуазно-капиталистических интересов и демократии ни в XIX веке, ни в 1917-м году, ни в 50-е годы, ни при Хрущеве. Еще не были созданы экономические основы для сохранения целостности Российского государства в демократическом самоуправлении. И жизнь показала правильность этих выводов. Экономические предпосылки демократических реформ в конкретных условиях российской государственности вызрели только в семидесятые годы!
Демократия же нужна России как воздух. Лишь она способна раскрепостить интеллектуальные, духовные и моральные силы русского народа, поставить под его контроль действия власти, заставить ее опасаться в первую очередь требований собственного народа, а не внешних сил, и потому активно защищать в первую очередь наши материальные и духовные интересы. Наша история показывает однозначно: русский народ слаб перед властью, недопустимо, унизительно зависит от качества центральной власти и, в основном, из-за раздробленности региональных экономических, а потому и политических интересов, что всегда изнутри подрывало волю к единству действий, часто позволяло силам зла, подлости, инородности, прорвавшись к власти в столице, используя эту раздробленность, направлять ее для стравливания русских между собой, навязывать нам чуждую жестокую волю.
Русский народ потому и жертвовал, много жертвовал своей кровью, своим благополучием ради ускоренной индустриализации, создающей единый общерусский рынок страны, что инстинктом своим чувствовал — это его глубинный материально-экономический интерес, от которого зависит преодоление земледельческих традиций его региональной раздробленности, историческое выживание его государственности и духовное, культурное раскрепощение, превращение в единую, великую нацию, нацию, устремленную в будущее, нацию сильную и благородную, нацию северных трудолюбия, действия и воли, а не южного спиритуализма и паразитизма, нацию, которая никогда больше не позволит управлять своей судьбой без своего разрешения на это, у которой никогда больше не будет наглого, часто инородного высокомерия столицы, но будет столица, которая зависит от всей страны, служит всей стране, полностью зависит от наших страстей и заблуждений, от прозрений и устремлений, от наших национальных предрассудков и наклонностей.
Поэтому изначально душивший, истреблявший русское самосознание большевистский режим, когда провалились его “великие надежды” на крушение капитализма в Европе и в Америке, вдруг, одновременно с поворотом к вынужденной форсированной индустриализации страны, перешел на позиции русского народного самосознания, даже радикально имперского самосознания социал-феодального толка. Только так оказалось возможным удержаться у власти и поднять русский народ на жертвенное созидание, — созидание крупной и особо крупной индустрии, и восстановление той, что была почти полностью разрушена за предыдущее десятилетие. Вынужденный постоянно заниматься вопросами государственного выживания, как основы собственного выживания, коммунистический режим срастался с интересами крупных проектов, с интересами крупной и очень крупной промышленности, т.е. с зарождавшимся
Но запущенная в работу крупная промышленность порождает важнейшее и опаснейшее противоречие. Она по своей сути высокопроизводительна, производит продукции больше, чем нужно для нужд внутри страны. Она может быть источником колоссальных доходов, опорой для политической стабильности в государстве и его международного влияния; но может стать и величайшим нахлебником, паразитом на демографических и не восполняемых сырьевых ресурсах страны, растрачивая эти ресурсы. И это зависит только от одного фактора — от емкости рынка, на котором продается продукция. Крупная
