1. Вышиванка для Маугли
Стая понад усе
- Что??? – удивленно вскинул брови Карпуха и аж вскочил с места. – Ты хочешь сказать, что человек, воспитанный националистами, человек с поломанной психикой, может когда-нибудь стать нормальным цивилизованным членом общества? Наивный… Я готов поспорить, что ты не просто в розовых очках живешь, у тебя мозги уже стали розовыми. Пошли покурим!
Мы вышли из-за праздничного стола и направились в коридор. Карпуха – мой товарищ с детства. У него есть два убойных качества: он заядлый спорщик и страстный борец с любой несправедливостью. Столько, сколько он получал в школе по морде, наверно не получал даже профессиональный боксер. Сам маленький и щуплый, прилизанный отличник в очках, он вставал на защиту слабых и обиженных, причем не только людей, но и животных, не считаясь ни с какими обстоятельствами – будь этих обидчиков двое, пятеро или сотня. Сражался за чужое достоинство и честь насмерть, как будто за этим только и родился.
Такие, как он, обычно, дальше юности не живут. Но он выжил – то ли мир стал менее жестоким, то ли медицина более продвинутой. Из своих зубов у Карпухи остались только два, да и то только потому, что это были зубы мудрости и они выросли гораздо позже остальных, уже когда он отслужил в армии и даже закончил университет. «Больше всего я благодарен природе, - говорил он, - что она почти все органы и части тела продублировала». Он как никто другой имел право так утверждать. У него по выходе из боевой молодости имелась одна рабочая почка и одно слышащее ухо. Еще он заметно хромал на левую ногу. «Жизнь прожить – это как минное поле перейти!» – такая была у него поговорка.
А еще он любил спорить – по любому поводу – прямо на ровном месте. Дня не проходило, чтобы он не заключил какого-нибудь пари. И, как правило, на приличные ставки. И при этом он почти всегда выигрывал, даже в самых, на первый взгляд, проигрышных вопросах. Он обладал какой-то дьявольской интуицией. Вот только один пример. Кто-то однажды в компании, рисуясь перед дамами, спросил в шутку: «Если есть город Орел, то почему на обратной стороне планеты нет города Решка?» «А кто тебе сказал, что такого города нету?» - тут же отозвался Карпуха. И спор готов. Через минуту, когда руки спорщиков были разбиты, все бросились рыться в энциклопедиях, картах и Интернете. И вскоре такой город нашелся – в Бразилии. Совсем малюсенький, но - Решка! «Ты знал? - спрашивал его я потом. «Откуда? Я просто подумал, что название слишком простое – обязательно найдется».
Я с ним давно не спорил – себе же дороже. Но на этот раз ему удалось меня раззадорить – я ну никак не мог согласиться, что можно на человеке, пусть даже самом пропащем, ставить жирный крест. «Орел или решка, король или пешка – с человеком так нельзя, тут все наверняка сложнее», - думал я, выходя вслед за своим товарищем в коридор.
- Понимаешь, - начал Карпуха, затягиваясь «Примой», - дело ведь не в том, что один человек любит Родину, а другой нет. «Как любить Родину» такой «Кама-Сутры» еще не написали и не напишут – сердце оно не знает поз. Тут проблема в том, что националист в другом человеке не видит такую же личность. И это вообще главная беда людей.
- Я согласен, - ответил я. – Но почему ты думаешь, что тот, кто сегодня не считает права другого высшей ценностью, завтра не изменит свою точку зрения.
- О! – поднял палец Карпуха. – В этом и есть твоя ошибка. Не признавать другого равным себе - это вовсе не точка зрения. Это проблема незрелого интеллекта, это уже сформировавшиеся нейронные сети. Это – уже песец. Изношенный и поеденный молью. Я сейчас попробую пояснить. Большую часть информации человек получает в раннем детстве. Науке известны несколько случаев, когда находили ребенка, воспитанного волками. Если находили трехлетнего - из него потом вырастал вполне нормальный человек. Если ему было уже пять – проблем с его возвращением в мир людей становилось намного больше, но он с горем пополам как-то еще выучивался говорить и даже читать и писать. Хотя задержка в развитии уже оставалась заметной на всю жизнь. А если в восемь и тем более в десять – всё! Это уже не был человек в нашем понимании, и он уже не мог жить с людьми. Он великолепно бегал на четвереньках, спал, не болея, на подмороженной земле, чесался ногой за ухом, но слово «мама» нацарапать ему было уже не дано.
- Я слышал о таких случаях.
- Так вот, ты понимаешь почему? Ребенок рождается не с интеллектом, а только лишь со способностью развить интеллект. И вся потенциальная мощь могучего мозга человеческого детеныша уходила на приспособление к стае волков, на налаживание с ними отношений, на борьбу и на выживание. Он не научался понимать логических связей, не слышал сложной речи, и не видел многообразия чувств. Он – калека для цивилизации. Он – зверь.
Карпуха стряхнул пепел в жестяную банку, висевшую возле перил.
- То же и с националистами, - продолжил он. – Если человек с детства воспитан с мыслью, что он «тытульна нация», то потом ты хоть бей его по этому титулу, хоть гладь, а он всегда будет считать, что другие ему обязательно чего-то должны. Не в истории, так в культуре, не в культуре, так просто так. Потому что можно, конечно, взрослого человека за руку привести в цивилизованное общество, но, это получится, к сожалению, только как на экскурсию. Приводить, на самом деле, нужно сначала обратно в детство – туда, где его серое вещество еще не такое косное. Но это, увы, пока невозможно.
- А я убежден, что всё не так мрачно, - возразил я. - Одно дело с волками вырастать, а другое среди людей, пусть даже и не слишком терпимых к другим.
- Ага, - усмехнулся Карпуха, - особенно среди каннибалов. Тоже ведь люди, но если они с рождения кушают человеческое мясо, то к концу жизни они могут согласиться, что убивать других ради еды плохо, но кусочек отрезать можно. Язык, например.
- Послушай, но ведь у даже самого закоренелого преступника есть шанс стать нормальным человеком.
- Есть. А у националистов нет – я с ними много общался и много над этим уродством размышлял. Это безнадежно, поверь. Я готов с тобой поспорить. Найди мне в течение месяца такого – чтоб вырос в семье, помешанной на соборности нации, а потом чтоб согласился с приоритетом прав человека над национальными интересами. Можешь привести мне даже сырого – главное, чтоб он после разговора со мной признал мою правоту без всяких малейших «но».
- Хорошо, спорим, - завелся я. – Я даже раньше найду.
- О! – обрадовался Карпуха. – Давно с тобой об заклад не бились. На ящик коньяка давай. «Закарпатского».
- Пойдет, - говорю я. – А то ты что-то совсем мизантропом стал. Может, раскошелишься – подобреешь. Давай еще и на коробку «Львовских» конфет. Чтоб тебе был контрольный.
- Давай, обожаю «Львовские» конфеты. Я от них энергии набираюсь с дикарями воевать, - сказал Карпуха и обратился к мужчине, спускавшемуся по ступенькам: «Уважаемый, разбей нас, не в службу, а в дружбу!
Мужик молча подошел, поставил свою сумку на пол и деловито ударил по рукам.
- А про що, я перепрошую, ви дискутуєте?
- А мы спорим, равны ли люди у нас в Украине в правах или нет, - ответил я.
- Ну як же вони можуть бути рiвнi, якщо навiть на п`ятистах гривнях посерединi написано росiйською - «Не равное всем равенство». У них що, iншої фрази Сковороди не знайшлося? Та то, дядько каже, я так гадаю, панове, – це москалi пролобiювали. Вони в нашiй нацiї вже навiть молодшого брата не бачать! Молодший сусiд.
Я посмотрел на Карпуху, ожидая его реакции. Но он только улыбался, он был благодушен и миролюбив. Как обычно - после заключения пари.
Мы вернулись к празднующим и продолжили отмечать день рождения Карпухиной жены. Я произносил
