украиноязычные украинцы от всего человечества? Меньше чем полпроцента! Это если представить планету как современный дом-свечку этажей на шестнадцать, то из пятисот человек жильцов - только двое будут украинцы. Всего лишь одна пара в одной квартирке. Скажите, велики ли у них шансы сохранить свою национальную идентичность?
- Это гаплык, - аж присвистнул математик. – Только если там наглухо забетонироваться!
- И потом деградировать и выродиться! – продолжил Карпуха. – Что к счастью, сегодня уже не возможно. Вы ж не сможете не выходить из квартиры, перестать общаться и не открывать никому двери. Оглянуться не успеете, как ваши дети разъедутся по другим этажам, а у вас поселятся индусы и африканцы.
- «А в ко-о-омнатах наших живут африканцы…» - пропел вдруг математик на мотив поручика Голицына.
- «А де-е-евочек наших простыл уже след!» – завершил Карпуха.
Все засмеялись. Кроме директора.
- А у вас хороший вокал, - заметила певичка.
- Это далеко не самое лучшее, что я умею, - ответил скромно Карпуха.
- Прекращайте клоунаду, – повысил голос директор. - А причем тут тогда нанотехнологии?
- А они коснутся уже напрямую самого человека. Не только народы благодаря поездам, машинам и самолетам сейчас будут перемешиваться, но и сами люди начнут быстро меняться. Про нации вообще скоро забудут, как о пережитке прошлого. Приближается время постчеловечества, но об этом я даже рассказывать не хочу – вы пока не поймете да и не поверите.
- А вы что такой ясновидящий?
- Нет. Но, знаете, есть такое понятие – топографический кретинизм, это когда не умеют ориентироваться по карте. Он в основном женщинам свойствен.
- Ой, и правда, - засмеялась блондинка по пению. – Я когда в городе одна, то в трех домах могу заблудиться!
- Вот, - продолжил Карпуха. – Но это не значит, что они глупые. Это просто особенность мышления. Так вот у большинства людей есть другой вид кретинизма – футурологический. Они не видят по сегодняшним признакам и тенденциям, каким будет будущее. А у меня с этим всё в порядке.
- То есть мы – кретины? - произнес директор, наполняясь злостью.
- Да нет, - пожал плечами Карпуха и, взяв со стола бутылку «Миргородской», открутил крышку и стал наливать себе воду в пластиковый стаканчик. - В чем-то вы смышленее, а в чем-то я. Просто для меня очевидно – с людьми скоро начнутся кардинальные метаморфозы. Кто-нибудь воду будет?
Но педколлектив молчал, немного озадаченный той картиной будущего, которую им нарисовали.
- Вас послушать, так и самой Украины скоро не будет? – сказал директор, недовольно поёрзав в кресле.
- Будет! – уверенно возразил Карпуха, сделав несколько глотков. - В музее истории 21-го века! Или вы считаете, что она так и останется – на миллионы лет? Законсервируется, как москит в куске янтаря?
- Так что же нам теперь из-за этого не учить детей любви к Родине и национальной гордости? – спросил директор, очумевший от карпухинского напора.
- Детей нужно учить знаниям, - ответил Капуха. – И умению ориентироваться в условиях быстро меняющегося мира. Не национальной гордости дрессировать (это дело сугубо личное), а обучать уважению и терпимости ко всем другим, не похожим на тебя. Не патриотизму, когда Украина превыше всего, а правам человека, потому что именно личность, а не идеи, является самой главной ценностью. А этническим символам вообще не место в учебном заведении. А то если дойти до самых давних предков-аборигенов, то скоро придется или шкуры всем надевать или бамбуковые трубки-насадки на члены, как в некоторых диких племенах. Тут уж как повезет с археологическими находками.
Физрук громко рассмеялся. Он, видимо, представил разукрашенного папуаса-Президента на официальном приёме - голого, но зато с самой длинной насадкой.
- А разве, чтобы нация была сильной - она не должна быть единой? – возразил директор, начиная багроветь. - Разве кулак не сильнее расслабленной ладони, где каждый палец сам по себе?
- Кулаком легче морды бить, а творить нужно раскрытой рукой – пальцами. Ваше счастливое моноэтническое единство – утопия, а вы ради неё готовы полстраны ломать.
- Ну если немного заставляем и прижимаем, то это ради всеобщего блага! – возразил директор. - Скоро страна, благодаря правильной национальной политике, вылезет из дерьма, просохнет - и расправит крылья…
- Какие крылья у националистов?! - усмехнулся Карпуха. - Глисты в бабочек не превращаются!
- То есть я еще и глист? – окончательно налился краской директор. – Может, вы думаете, я ради карьеры вышиванку надел? Да плевал я на любую карьеру! Когда в молодости во время перестройки я узнал правду о зверствах сталинского режима и о том, как украинские хлопцы за свои права на смерть шли, - я партбилет коммуниста одним из первых положил на стол. И когда началась кучмовская цензура - я боролся с ней плечом к плечу вместе с националистами и патриотами. И на Майдане я, как кол на морозе, простоял с первого дня и до последнего. Не за бабло олигархов, а за свободу и за достоинство. И там же я впервые надел вышиванку. Вы понимаете? Это был такой душевный подъём! И после Майдана я вышиванку уже не снимал.
- Даже когда душ принимали? – спросил Карпуха.
- Зря вы так ёрничаете…
- Нет не зря! Просто вы до сих пор еще там - на Майдане. Орёте и машете флагом. Вы всё время копаетесь в прошлом, а будущее давно скрылось за крутым поворотом. И вашим лицеистам через несколько лет придется еще хорошенько отряхиваться и долго вытирать ноги после вашего «образования» - перед тем, как в то будущее войти. Потому что громко зазвенит при входе - и ваш национализм, и трипольский образ мыслей, и этническая тупость! Им еще хороший апгрейд потребуется после вас.
- Апгрейд?.. – переспросил директор, возмущенный этим непонятным словом. - Да убирайтесь вы вон! Мне не о чем с вами разговаривать!
- К сожалению, действительно, не о чем, - ответил Карпуха, поднимаясь со стула. - Я надеялся, что сумею вам хоть что-то объяснить, но чудес не бывает – слишком уже поздно. Прощайте…
Карпуха вышел и педсовет для него закончился. Он шел по пустому коридору и досадовал на себя, что не смог помочь племяннику, но – разве свою натуру переделаешь. Видеть будущее и знать то, чего другие пока не знают, – нелегкий крест. Но он вдвойне тяжелее, когда не умеешь эти знания держать в себе. Карпуха вышел на улицу и закурил. Слева от входа, прямо на стене, он прочитал свежую надпись: «Дякуй, москалику, що я не Бог!» и подумал: «Нет, они всё-таки безнадежны! Причем уже не только воспитанные националистами, но и даже киевляне, хватанувшие этой заразы сверх всякой дозы. И сами подвинулись мозгами и детей своих отравили. И ничем я тут не помогу - я ведь тоже не Бог…».
Придя домой, Карпуха не стал звонить сестре, а просто упал в кресло и тупо уставился в телевизор. Настроение было на полном минусе, он даже повздорил с ни в чем не повинной Лемуркой, подавшей ему не слишком горячий ужин. В голове всё время прокручивались сцены из разговора в директорской. Может, не те доводы приводил? А может, в чем-то и сам был не прав? Но в чем? Как-то всё сумбурно вышло… Будущее, конечно, штука сложная – мало ли куда повернется. Но тогда тем более – с какой стати силой переучивать людей с русского на украинский? Украинский язык что - безусловное благо, а русский - однозначное зло? Да ну их всех в дупу! Может, это и хорошо, что племянника выгонят из этого нацгадючника – больше здоровых извилин останется. Наверно, сегодня там на родительском собрании это и произойдет.
И Карпуха не заметил, как уснул. И приснилось ему, что он стоит на Майдане. Вокруг эйфория, все кричат, машут прапорами, сделанными из удочек. А на трибуне - вождь. Он говорит что-то очень вдохновенное, что-то очень национально-патриотическое, а из-за его спины один за другим вдруг начинают вылетать белые червяки, порхая ядовито-оранжевыми крыльями. С каждым словом их становится всё больше и больше. Они разлетаются над Майданом, и всё, на что они садятся, тут же меняется – деревья становятся рыжими, как в чернобыльской зоне, крыши домов и автомобили покрываются ржавчиной, а люди тут же обрастают шерстью. Карпуха пытается от этих бабочек убежать, он хочет остаться человеком, но
