перехватчики едва видим.
«Еще не легче, — подумал Скорняков о перехватчиках. — С грозой обращаются только на «вы». И тем не менее теперь проверим свои выводы, — рассуждал Скорняков. — Если прогнозы подтвердятся, то дело обернется крупным нарушением государственной границы. Давно такого не было. Жди информации в газетах. «ТАСС уполномочен заявить…» Но это дело дипломатов. А нам предстоит все проанализировать, вскрыть недостатки, определить слабые места управления. АСУ — вещь очень нужная, но главное в АСУ — человек. Сегодняшний случай — яркий тому пример». Он повернулся к Гуриновичу:
— Товарищ Гуринович, прошу вас проанализировать отметки целей на экранах локаторов и доложить.
«Семь раз проверь, один раз отрежь. Все надо подвергнуть тщательному анализу», — подумал Скорняков и тут же, кожей ощутив тревогу, повернулся к Прилепскому. Тот держал прижатой к виску телефонную трубку и кивал.
— Что там такое? — обеспокоенно спросил Скорняков.
— Цель разделилась, товарищ командующий! — почти выкрикнул Прилепский. — От неопознанного самолета отвернула вторая цель!
Все, кто был в зале, повернулись лицами к планшету; на гладкой его поверхности было видно, как от неопознанного самолета отделился треугольный со стрелой символ и медленно стал смещаться в сторону. Люди еще не верили всему тому, что увидели на планшете и услышали от Прилепского; все какое-то время находились в оцепенении, чего-то ждали, вытянув головы в направлении планшета. И только Скорнякова эта новость, казалось, не смутила. Понаблюдав за планшетом, он кивнул полковнику Седых:
— Перехватчикам подойти ближе, подсветить фарами, взять РЦ в клещи и завести на посадку. В случае невыполнения команд — огонь из бортового оружия открывать без предупреждения!
— Понял! Выполняю! — Седых взял микрофон и, передав приказ командующего, скользнул взглядом по притихшему Лисицыну, отметив, что его лицо стало серым, с темными полукружьями вокруг глаз, во взгляде — вина и подавленность.
— Товарищ командующий, — громче обычного сказал полковник Гуринович, — отметки 4534 и вчерашнего рейсового самолета не одинаковы.
— Спасибо, — кивнул Скорняков. — Мы с вами пришли к одному выводу. Пусть локаторщики повнимательнее смотрят за РЦ.
— Понял. — Гуринович сел на свое место и взял трубку телефона.
Лисицын уперся глазами в расходившиеся в разные стороны символы, съежился. Он медленно осознавал случившееся и, но мере того как прояснялась обстановка, горбился, отводил взгляд, понимая, к какой ошибке могли привести предложения его и Беловола, если бы командующий принял их.
В зале все еще висела тишина; люди, будто чувствуя свою вину, стояли молча, стараясь не смотреть друг на друга… Разведчик все-таки проник на нашу территорию, не задумываясь над тем, что в любой момент он мог быть сбит, а вместе с ним был бы уничтожен рейсовый самолет.
Осунувшийся Скорняков какое-то время рассеянно смотрел то на Прилепского, то на планшет; ему, как и остальным на КП, невероятными казались безрассудные действия разведчика. Он долгим взглядом сопровождал символ рейсового самолета на планшете. «Летевшие в нем, — размышлял Скорняков, — так и не узнают, какой опасности они подвергались, из-за жестокости тех, кого не интересуют судьбы людей. Такова, видно, природа этих деятелей. Они идут на все ради барышей, ради достижения своей безрассудной цели — господства над миром».
Скорняков, прослеживая полет разведчика и сопровождавших его истребителей, мысленно измерил расстояние от РЦ до дальнего аэродрома. Не пройдет и четверти часа, как перехватчики посадят нарушителя. Попался, как кур во щи. Теперь, господа хорошие, целуйте, как говорится, мать-сыру землю да становитесь на колени и благодарите, что живы остались. Он даже улыбнулся чуть-чуть. Есть чему радоваться — такой ребус разгадали!..
— Това… товарищ командующий, — тронул за плечо задумавшегося Скорнякова полковник Прилепский. — Разведчик исчез!
Поначалу Скорняков не осознал случившегося. Ему показалось, что он ослышался, что оперативный дежурный что-то путает. И только когда Прилепский повторил полученное сообщение, слова доклада дошли до него.
— Как исчез? — вырвалось у Скорнякова. — Куда он подевался? Чего же вы молчите? — повысив голос, спросил у вытянувшихся Седых и Прилепского.
— Это еще не все, — едва слышно сказал Седых. — Пропал истребитель сопровождения.
— Куда же они делись? — Скорняков выжидательно посмотрел на Лисицына, Седых и Прилепского.
— Возможно, что это всего лишь мои предположения. — Седых встретился взглядом с командующим. — Разведчик попытался выйти из клещей и врезался в «миг». Или все попали в мощный грозовой заряд — шли в плотном строю.
— На экранах РЛС операторы наблюдали падение самолетов? — спросил Скорняков.
— Экраны забиты засветами гроз. Сейчас трудно определить причину исчезновения самолетов, — ответил Седых. — Наши предположения — гадание на кофейной гуще, не более.
— Пришла беда — отворяй ворота, — тихо произнес Скорняков.
Он постоял, рассматривая помутневший экран, удрученно покачал головой и медленно зашагал к своему рабочему месту. Неужели столкновение? Попытка вырваться из клещей? Маловероятно — рядом батарея зенитных ракет. «Скорее всего, — размышлял Скорняков, — мощная гроза. А может, на вынужденную сели? Ночью в поле».
— Немедленно запросите аэродромы соседей! — приказал Скорняков Прилепскому и тяжело опустился в кресло.
Какое-то время Скорняков рассматривал карту с нанесенными на ней условными знаками аэродромов, в который раз прослеживая взглядом маршрут полета разведчика и перехватчиков. Нет, не мог РЦ прорвать противовоздушную оборону и уйти незамеченным. Не могли наши люди упустить его. Иначе на кой черт все мы здесь находимся. Он задумался и не услышал торопливого голоса Прилепского.
— …посажен на «Гужевом». Экипаж РЦ арестован. Перехватчики сели там же, на «Гужевом».
14
4 часа 18 минут. Время московское.
Скорняков пил обжигающий губы чай небольшими глотками, стараясь быстрее освободиться от державшего его всю ночь напряжения, усилившегося за последние три четверти часа, расслабиться и побыть в тишине. Прежде чем выйти из командного пункта, он отдал распоряжение подготовить для контроля папки документирования, лепты самописцев ЭВМ, магнитофонные записи радиопереговоров с летчиками, телеграфное подтверждение посадки самолетов; знал, что из Москвы с рассветом вылетят комиссии Генерального штаба, МИДа, и поэтому готовился к докладу основательно. Конечно, его выслушают, зададут вопросы, но главное — документы объективного контроля. Уставший за ночь, он глубоко вздохнул несколько раз, но облегчения не наступало; видно, не сразу усталость покидает человека, тем более после такой ночи.
Анатолий Павлович открыл покрасневшие от бессонницы глаза в тот момент, когда в притемненную комнату вошел полковник Тужилин. Он тут же вспомнил, что оператор получил задание по проверке входившей в АСУ радиолокационной информации и теперь, видимо, прибыл для доклада.
— Слушаю вас, Николай Николаевич. — Скорняков произнес эти слова медленно, сонным голосом, не напрягаясь; по мере того как Тужилин пояснил суть вопроса, Анатолий Павлович постепенно приободрился и вскоре ощутил себя полностью работоспособным.
За много лет службы он привык довольствоваться ночью коротким отдыхом, порой, как сегодня, даже
