Кампе. Для тебя это будет обуза, Ханс. А заодно и мне будет тяжело. Да, да, не спорь! Рассказал бы я тебе... Ну, да в другой раз. Уф, как это утомляет! Надо...
(Идет к столу.)
Ханс. Отец!
Кампе. Да уж, как видишь. Дело зашло уже так далеко, что я ничего не могу поделать. И это для меня-то ты хочешь пожертвовать будущим?! Вздор, чушь. Брось со мной возиться.
(Снова идет к столу.)
Ханс. Ну, а если бы мать была жива, отец?
Кампе. Зачем ты меня мучишь?! Думаешь, я забыл?!
(Закрывает лицо руками.)
Ханс. Я не могу понять, почему ты после смерти матери...
Кампе. Да замолчи ты! Тебе не понять! Это было, когда стряслось самое худшее... Но я не хочу говорить об этом. Не хочу, чтобы вмешивались.
Ханс. Отец!
Кампе. Ты не имеешь права вмешиваться. По службе у меня все в порядке? Ну, а остальное время — мое. И никаких отчетов я не даю. Никаких!
Xанс. Что это вдруг на тебя нашло, отец?
Кампе. Не потерплю я этого. Кто, кроме меня самого, может знать, отчего я такой? Мне так нужно — коротко и ясно. И никого я спрашивать не собираюсь.
(Пьет.)
Ханс. Нет, этого я не вынесу.
Кампе. Тебе не мешало бы узнать, что мне довелось вынести из-за тебя.
Ханс. Тебе? Из-за меня?
Кампе. Ты вот сейчас сказал, что я — помеха твоей карьере.
Ханс. Нет, не это...
Кампе. Не нет, а именно это ты имел в виду. Тебе не пришло в голову быть со мною помягче.
Ханс. Но послушай, отец...
Кампе. Нет уж, теперь я хочу полностью свести счеты. Я отправил сына посмотреть мир и должен был работать, но работа эта превратилась в ад. Мне, благодаря которому наше высокое начальство достигло сейчас тех высот, которых оно достигло, мне пришлось убираться. Меня, бывшего когда-то ближайшим доверенным лицом, куда меня только ни швыряли, и вот я, наконец, стал помесью надсмотрщика и кассира на новых участках, и приходилось терпеть — ведь мой сын все время просил: еще одно путешествие, еще один годик...
А в добром стаканчике много горя можно утопить, знаешь ли... Так вот оно и шло. Понятно? И не тебе меня упрекать. Того, что я вытерпел ради тебя, ты — ради меня — никогда бы не смог. А потому — помалкивай.
(Идет к столу и снова берет бутылку.)
Ханс. Вот что, отец, будешь пить еще — я уйду.
Кампе. Ну, так у тебя ничего не выйдет. Командовать собой я не позволю.
Xанс. А я не собираюсь. Я просто уйду.
Кампе. Уйдешь? Куда же?
Ханс. Совсем уйду, навсегда.
Кампе. Ты так бессердечен? Тогда уходи!
Ханс. Боже милосердный, и ты говоришь о бессердечии, когда я просто не в силах видеть тебя таким! Возвращаясь домой, я и понятия не имел о том, как здесь скверно. И если я хочу разделить свое будущее с тобой, то это не долг, не жертва — или как ты там это называешь,— нет, это самая дорогая мечта моя. Ничем бы я так не гордился, как если бы мне удалось опять поднять тебя на ноги.
Кампе. Ханс!
Ханс. А ты даже слушать меня не хочешь, не оторвешься от стакана даже на то время, пока я говорю с тобой. Тебе даже не стыдно было сказать мне, что все это по моей вине. А если так, то нечего мне здесь делать. Да и опасно здесь оставаться,— вот какое у меня появилось ощущение. Так что я уеду, отец.
Кампе. Не понимаешь ты меня. Если я и упираюсь, так это затем, чтоб не казаться привлекательнее, чем я есть. Уж лучше изобразить себя похуже, чтоб тебя не обманывать.
Ханс. Неужели ты даже попытаться не можешь?
Кампе. Боже мой, если бы я не знал, что это бесполезно! Эх!
Ханс. Хочешь ты меня выслушать?
Кампе. Хочу.
Ханс. Сейчас конец квартала. Ты как раз сдал свой отчет. Напиши, что ты увольняешься, именно сейчас напиши. Если они поднимут шум, не обращай внимания. Лучшего они не заслуживают. Вечером упакуем вещи, а утром уедем. Поездим месяц-два за границей.
Кампе. Ханс!
Ханс. А пока напечатают мою книгу. Приезжаем, а тут и книга выходит. Откроем свою контору. Твое имя придаст вес. Вот мы и сами себе господа; будем драться за то, во что оба верим, будем работать. Что ты скажешь на это, а?
Кампе. Ах, какая мечта! Если бы это свершилось, Ханс! О!
Ханс. А ты что, не хочешь?
Кампе. И ты еще спрашиваешь?! Но я слишком низко опустился.
Ханс. Сперва надо попытаться. У тебя еще много сил, отец.
Кампе. Ты в это веришь?
Xанс. Еще бы! Скорей вырывайся отсюда.
Кампе. Если бы я мог поверить в себя сам!
Ханс. Пусть тебе поможет мысль, что я — это ты сам в молодости. Ну, как?
Кампе. Да что же тут говорить?! Но я не решаюсь… Я ведь сорвусь, я знаю!
Ханс. Но мы всегда будем вместе. Кампе. Ах, как это было бы...
(С моря доносится крик: «На помощь! Сюда!»)
Оба. Это с моря?
Xанс. Кто-то из купающихся.
Голос. Помогите!
Кампе. Он запутался в водорослях! Он тонет!
Ханс. Но вон лодка. Нет, они гребут прочь! Ну и ну!
(Спрыгивает вниз.)
Кампе (спрыгивая следом). Это те самые дамы! Они гребут к берегу. А, что я говорил?
(Снаружи.)
Сюда лодку! Сюда, сюда! Не мешкайте там! Налегай, налегай! Голос. Спасите!
Голос Кампе. Мы сейчас!
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Карен Рийс, Нура Холм, Лисе Гран, испуганные, входят в левую дверь. Карен беспрерывно мечется по комнате.
Нора. Ты видишь его? Мне страшно туда взглянуть!
Лисе. Нет. Он утонул!
Карен. Нора. Утонул!
Карен. Мы должны были спасти его!
Нора (плача). Но мы ж не могли, Карен!
