Маленькая флотилия окончательно заблудилась в океане. Куда-то вопреки всем расчётам пропала Африка, и кто знает, в какие гибельные просторы теперь влечёт их злой рок? Опытнейший моряк, Бартоломеу понимал, что необходимо что-то срочно предпринять, иначе впереди только смерть. Осунувшийся от бессонных ночей, не собирая более никаких советов, он подал команду, обессмертившую его имя среди потомков:
— Курс на север!
Бородачи-рулевые немедленно переложили тяжёлые румпели так, чтобы форштевни каравелл в точности совпали с направлением компасной стрелки.
— Глядеть в оба! — велел вперёдсмотрящим Бартоломеу. — Кто первым увидит землю, тому насыплю карман золота!
Почему Диаш вопреки всем и вся решился на столь рисковый шаг, точно не известно. Только ли для того, чтобы вернуться в какой-то, по его убеждению, пройденный пункт уже открытого ранее берега, или это было самое настоящее озарение, свойственное всем великим людям? Кто теперь может об этом сказать? Как бы там ни было, но спустя несколько дней вперёдсмотрящий прокричал долгожданное:
— Земля!
Выбежавшие на палубу люди до боли в глазах всматривались вдаль. Там, на горизонте, в туманной дымке, зеленели высокие холмы. Но земля была не справа, как должна была бы появиться по всем расчётам, а слева, где её уж никак не ожидали увидеть.
3 февраля 1488 года смертельно уставшие моряки бросили якорь у африканского побережья. Сойдя на землю, они истово отслужили молебен за своё спасение. Открытую бухту Бартоломеу Диаш назвал бухтой Моссел. Летописец похода пишет:
«Берега бухты представляли собой спускавшиеся к морю зелёные пастбища, и с палубы можно было разглядеть пастухов и их многочисленные стада. Диаш и кое-кто из его матросов высадились на берег, захватив разные безделушки для туземцев, чтобы разузнать что-нибудь о стране, в которую они попали. Голые чернокожие люди при виде кораблей с большими парусами пришли в ужас, и, когда к ним приблизились странно одетые, невиданные белые люди, они бросились бежать прочь. Поспешно собрали они свой скот и гнали его к холмам, даже не взглянув на предлагаемые им дары. Диаш, убедившись, что у пастухов он не сможет выведать ничего, дал указания своим людям поискать питьевой воды, которой на судах оставалось мало. У подошвы горы, недалеко от берега, нашли ручей. С кораблей доставили бочки и стали наполнять их водой. Тем временем туземцы пробрались на вершину горы и, крича и жестикулируя, старались прогнать пришельцев.
Поскольку моряки не обращали на них внимания и продолжали своё дело, чернокожие осмелели и, рассердившись, начали кидать в португальцев камни. Диаш погрозил им арбалетом, но коль скоро они никогда не видали такого оружия, это их не испугало.
В конце концов, не зная, как быть, Диаш выпустил стрелу и убил одного чернокожего, и тогда они скрылись. Таким образом о жителях страны узнали лишь то, что они пасут скот и что „волосы у них, как и у жителей Гвинеи, напоминают шерсть“. Эту гавань назвали Баиа-душ-Вакейруш (Гавань пастухов), в память того, что здесь встретили стада и пастухов».
А затем капитаны и кормчие засели за расчёты. Когда же они разобрались в происшедшем, то удивлению их не было предела. По всем их вычислениям выходило, что ещё во время давнего многодневного шторма флотилия обогнула Африканский континент с юга и теперь уже идёт вдоль его восточного побережья. Именно поэтому берег оказался не справа, как ожидалось, а слева.
В январе 1488 года португальские мореплаватели впервые обогнули мыс Доброй Надежды, так и не увидев его. Величайшее мировое открытие было сделано. Теперь оставалось лишь подтвердить его.
Однако, не зная всё же наверняка, куда занёс маленькую флотилию долгий шторм, Бартоломеу Диаш велел продолжать движение дальше на северо-восток вдоль берега. Но теперь его корабли продвигались вперёд очень медленно, ведь и океан, и берег таили в себе столько неведомого. Кроме того, сильно мешало встречное прибрежное течение и противные ветра. Куда-то пропали и так и не объявились оба грузовых транспорта, и перед моряками стал маячить призрак голода.
Первую высадку на берег Диаш разрешил сделать лишь многим севернее в заливе, названном впоследствии Алгоа. Там же мореплаватели установили и второй свой камень-падран как символ закрепления здешней территории за португальской короной.
Но теперь начальника экспедиции волновало иное. Уже давно роптавшие понемногу матросы внезапно подняли шум о немедленном возвращении домой:
— Мы не желаем дохнуть с голода! Мы и так заплыли дальше всех на свете, и с нас достаточно, пусть дальше идут другие!
Диаш пытался было призвать к их долгу и совести, соблазнял несметными богатствами Индии, но всё было бесполезно. Люди были измотаны и не желали слышать ничего, кроме команды на поворот домой. Матросские крики посеяли сомнения среди капитанов и кормчих.
— Может, и вправду нам пора восвояси, — говорил в кругу корабельных офицеров капитан «Сан- Панталиан» Жуан Инфанти. — Нам краснеть нечего! Мы открыли берег столь протяжённый, что им можно было бы опоясать всю Европу!
— Кроме этого, мы обязаны вернуться живыми и привезти домой важные новости о своих открытиях, о том, что земля тянется от этих широт на восток, и о том, что мы, очевидно, миновали какой-то великий мыс, — вторил ему Перу д'Аленкер, — Надо поворачивать обратно и попробовать отыскать этот мыс!
Понимая, что успокоить ропщущих он уже не в силах, Бартоломеу Диаш согласился на обсуждение плана дальнейших действий со своими капитанами. Капитаны, не настаивая, дали понять, что они за прекращение плавания. Тогда раздосадованный, но ещё не сломленный Диаш собрал вокруг себя на прибрежном пляже матросских вожаков.
— Что вы хотите? — спросил он их в тайной надежде, что голос разума всё же возобладает.
— Домой! — в один голос закричали старые матросы.
— Ясно, — помрачнев, махнул рукой начальник экспедиции.
Желая обезопасить себя на будущее, Бартоломеу Диаш велел каждому из капитанов расписаться под составленным им документом о вынужденном прекращении похода.
— Как видите, я выполнил ваши пожелания, — заявил он, когда писарь, обсыпав засыхающие чернила песком, затем заботливо сдул его за борт. — Но выполните и моё условие. Я прошу вашего согласия продолжать плавание ещё в течение трёх суток, а уж потом поворачивать вспять!
Капитаны ответили согласием. Якоря были немедленно подняты, паруса распущены, и корабли снова двинулись в неведомое.
Миновал день, за ним другой, наконец настал и третий. В полдень корабли вошли в устье какой-то большой реки. Первым на берег высадилась команда «Сан-Панталиан». Его капитан Жуан Инфанти воткнул в прибрежный песок копьё с королевским флагом. В честь доблестного капитана «Сан-Панталиана» Бартоломеу Диаш велел назвать открытую реку Риу-ди-Инфанти. Пока занимались высадкой и пополнением запасов пресной воды, команды снова начали роптать. Сбиваясь в группы, матросы кричали о заговоре и обмане капитанов. Настроены они были решительно. Вот-вот мог грянуть кровавый бунт. За это время экспедиция открыла для португальской короны бухту Коровьих Пастухов (бухта Баиа-душ-Вакейруш), чуть дальше к востоку — бухту Ангра-душ-Вакейруш (Моссел-бей). Затем была бухта Баиа-Лагоа (Алгоа), и наконец высадились на мысе Кабу-ди-Падрони (Падроне).
Именно тогда, когда африканский берег начал поворачивать с востока на северо-восток, в самое подбрюшье Индийского океана, жестоко разочарованный в своих стремлениях и мечтах, Бартоломеу Диаш должен был отступить. Самой восточной точкой, достигнутой Диашем, было устье реки Риу-ди-Инфанти (Грейт-Фиш). Переждав очередной шторм, 16 мая корабли вышли в траверз мыса Кабу-ди-Инфанти или Сент-Брандина (ныне мыс Агульяш, или Игольный), не подозревая, что это и есть самая южная точка Африканского континента. Корабли один за другим поворачивали на юго-запад. Впереди их ждал нелёгкий путь, но это был путь домой.
Историк пишет: «…Когда корабли медленно проходили мимо падрана, установленного на острове в заливе Алгоа, Диаш прощался с ним с таким глубоким чувством печали, словно расставался с сыном, обречённым на вечное изгнание. Он вспоминал, с какой опасностью и для себя и для всех своих подчинённых он прошёл столь долгий путь, имея в виду одну-единственную цель, и вот Господь дал ему
