— Уже согласен, — поспешил заверить Роберт де Куртене. — Моя бывшая жена ушла в монастырь, так что могу жениться снова.
О том, что его жена стала монашкой, мне никто не говорил. Может, и не врет. Без носа и век она, наверное, производит жуткое впечатление. Интересно, научилась она спать с открытыми глазами или надевает на ночь повязку? И каково теперь спать рядом с ней?! У нас в мореходке койки в кубриках ставили парами впритык. Когда я после академического отпуска попал в другую роту, оказалось, что там есть свободная койка внизу — блатное место. Пустовала она потому, что на соседней спал Витя Тюпка. Делал он это с приоткрытыми глазами.
— Как у покойника! — объяснил мне его бывший сосед. — Проснулся среди ночи, глянул на Витьку — и сам чуть не умер от страха!
Мне приоткрытые глаза соседа были по барабану. Не знаю, как к таким относится Роберт де Куртене.
— На все это потребуется время, примерно до следующей весны, — продолжил я, надеясь, что его такой долгий срок не устроит.
— Как раз к тому времени и я войско соберу. Старший брат обещал прислать мне три сотни своих рыцарей и тех, кто захочет повоевать за правое дело, — сообщил Роберт.
На счет старшего брата он точно врал. Князь Жоффруа де Виллардуэн рассказал мне, что Филипп, маркграф Намюрский, отказался участвовать в семейной разборке, но предложил убежище любой из проигравших сторон. Этот маркграф нравился мне все больше и больше. В отличие от его брата Роберта.
— Если получится договориться с болгарским царем, с той стороны и начнем наступление, — сказал я. — Сможешь пробиться туда со своим отрядом?
— Конечно, смогу! — легко заверил Роберт де Куртене.
— Пришлю тебе весточку, — также легко пообещал я.
Охота закончилась удачно, если не считать одного неприятного инцидента. Агнесса захотела сама убить волка легким копьем, специально сделанным для нее, и попала в собаку. Впрочем, такое иногда случалось и с бывалыми охотниками-мужчинами. Когда свора собак рвет извивающегося волка, трудно понять, где кто.
Вернувшись с охоты, я вышел в дворцовый сад, где в беседке, увитой виноградом, сидела княгиня Жаклин в окружении придворных дам, своих ровесниц. Они все вышивали. Что именно — не понял, но ткань была шелковая, алого цвета, а нитки золотые. Скорее всего, что-нибудь для храма.
— Как поохотились? — вежливо поинтересовалась княгиня, продолжая вышивать.
— Убили десятка два волков и одну собаку, — ответил я. — Собака на счету Агнессы.
— От нее всем достается, — пожаловалась на невестку Жаклин.
— Извини, что отвлекаю от изготовления такого прекрасного предмета, но ты обещала мне показать свой сад. Боюсь, что другой возможности воспользоваться твоей любезностью у меня не будет, — сказал я.
Ничего она не обещала, только обмолвилась один раз, что у нее в саду растут прекрасные розы. Княгиня поняла, что с ней хотят поговорить с глазу на глаз, и сразу отложила вышивку.
— Я с радостью покажу тебе сад, — любезно произнесла она.
Розы у нее, наверное, красивые. Оценить в полной мере я не смог, потому что они только начали распускаться. Зато в этой части сада нам никто не мешал говорить.
— Роберт предлагает мне помочь ему вернуться на трон, — сообщил я княгине.
— Это будет трудно, — дипломатично произнесла она.
— Нет ничего невозможного, — сказал я — Но стоит ли в это ввязываться?!
— А что он тебе пообещал? — полюбопытствовала Жаклин.
— Половину трона, — ответил я и добавил: — Хотя мне не нужен и целый.
— Алике писала, что ты отказался быть королем, — произнесла теща с нотками осуждения.
— Я отказался быть королем на день, — поправил я. — Точно также не хочу быть полуимператором на полдня.
— Тогда тебе нет смысла ему помогать, — сказала она.
— Не совсем. В войне всегда есть смысл для нападающего: не победим, так пограбим, — поделился я.
— В Латинской империи уже нечего грабить, — сообщила княгиня.
— По большому счету, да, — согласился я. — Но дело даже не в этом. Мне показалось, что Роберт приносит несчастье всем, кто ему помогает.
— Ты знаешь, я думала о нем тоже самое! — радостно сообщила княгиня Жаклин. — У меня предчувствие, что он принесет беду в наше княжество.
— Если с ним самим что-нибудь не случится. Он ведь любит выпить, а лестницы у вас крутые. Хорошо, если в этот момент рядом с императором будет надежный «друг», поможет ему, — сказал я, глядя ей в серые глаза, у уголков которых на висках были лучики морщинок. — А то греческие врачи, если им мало заплатить, скорее добьют больного, чем вылечат.
Она улыбнулась одними губами и произнесла с нескрываемым злорадством:
— Да, греческие врачи любят деньги.
Женщины предпочитают убивать долго, чтобы насладиться эмоциями жертвы. Они ведь эмоциональные вампиры.
Когда мы возвращались к беседке, княгиня Жаклин произнесла:
— Моей младшей дочери больше всех повезло с мужем.
Видимо, раньше у нее была противоположная точка зрения.
— А мне — с тещей, — сварганил я ответный комплимент, хотя мое мнение о ней осталось прежним.
7
К побережью Трапезундской империи я наведался только на следующий год. Собирался отвезти захваченную возле Кипра добычу к Днепровским порогам, там перегрузить на ладьи, а потом сделать еще одну ходку к южным берегам Черного моря, но воевода Увар передал через капитанов ладей, что намечается поход на Владимир-Волынский. Тамошний князь Даниил решил расширить свои владения за счет Пинских князей. Поскольку Даниил был Мономаховичем, каждый уважающий себя Ольгович должен был воспрепятствовать этому. Так считал Увар Нездинич. Пришлось мне вернуться в Путивль, чтобы княжество не оказалось случайно втянутым в ненужную мне разборку. Я ведь на самом деле не Ольгович, мне по барабану эта старая свара между двумя ветвями Рюриковичей. Поход на Даниила и не состоялся, так что до весны я занимался решением хозяйственных вопросов, которые возникали в несметном количестве, стоило мне вернуться в Путивль. Непонятно было, как они решались, а они успешно решались, когда я находился в походах?!
Выйдя из Днепро-Бугского лимана, взяли курс на Крымский полуостров, а от мыса Сарыч повернули на юг. В двадцатом веке, когда я вернулся на флот после многолетнего перерыва, пришлось начинать, так сказать, снизу — с судов «река-море» или, как мы их называли, «река-горе», старых плоскодонных галош, которые в то время занимались перевозкой металлолома из бывшего СССР в Турцию. Металлолом грузили, как умели. Накидают трюм, потом утрамбовывают чушкой в несколько тонн весом. Кран поднимает ее и роняет в трюм. Затем еще слой металлолома и утрамбовка. И так несколько раз. В итоге во время перехода пару раз за вахту приходилось мерить воду в льяльных колодцах, чтобы не пропустить тот момент, когда надо срочно запрыгивать в спасательный бот. Этим судам разрешалось ходить на удалении не более двадцати миль от берега и пересекать Черное море только в одном месте, самом узком, в полосе идущей на юг от южного берега Крыма до северного берега Турции. Восточная граница этой полосы проходила рядом с портом Синоп, который в тринадцатом веке находился на западной границе Трапезундской империи. На походе к Синопу мы и захватили первый приз.
