— Правильные поступки. Молодец! — похвалил Шемберг, заряжая нос новой понюшкой.
— Спасибо, батюшка Карл Карлыч, на добром слове. Служу тебе с рабским чистосердием. — Агапыч низко поклонился. — А они, мужики, мне заявили: «Мы, пахари, к огневой и рудничной работе не привычны. Не пойдем ни в рудники, ни к печам!». А когда я их к работам понуждать стал, они с завода ушли, в лесу табором своим стали.
— Ерунда! — Управитель скосил глаза на кружевное жабо, обсыпанное табаком. — Не давать им провианту, пока на работу не встанут. Захотят кушать, будут работать. Все?
— Все, батюшка Карл Карлыч. Только вот еще замечаю я, недовольны и наши работные людишки. Давненько замечаю.
— Недовольны? А чем же они недовольны? Пример?
— Уж и не знаю, как и сказать, батюшка. Вот она, ихняя жалоба, — положил Агапыч на стол лист бумаги. — Переданы мы, пишут они, по именному царскому указу из казенного в частное содержание к его сиятельству графу. И велено-де нас содержать на таковом основании, как и в казенных заводах. А поверенный его сиятельства, то есть вы, батюшка, все штатные оклады отменил, а определил сдельную, которая ниже окладной. А разницу ту, жалобщики говорят, управитель в свой карман кладет. Вот дерзость какова, батюшка!
— О, канальи!
— А той-де сдельной платы им едва на самую убогую пищу достает, а в одежде и в обувке завсегда- де претерпевают великую нужду и убожество.
— Фу, грязные недовольные свиньи! Все?
— Еще есть, батюшка.
— Еще? Пример?
— А еще жалуются, что из той задельной платы приказчики наглостью своей половину удерживают, понуждая в книгах расписываться в полной мере. А еще жалуются, когда от воли божьей или от убития на работе занемогут, то платы вы никакой им не производите.
— Лентяи!
— А еще жалуются...
— Довольно! — крикнул управитель. — Будет, как я хочу. Моя воля! А с жалобщиками поступать по закону — в колодки и в подвал. Понятно?
— Чего не понять. Батогами еще спрыснуть не мешает или кнутом. Кнут, он не мучит, а добру учит. А битому псу, батюшка, только покажи кнут — испугается.
— Э, нет, — поморщился управитель, — это варварство. От битья они болеют и не могут работать. Это на крайний случай.
— Ну, ин ладно, — деловито ответил Агапыч, — и колодки хорошо. А только вот...
— Что только вот? Опять — только вот? — управитель снова поморщился. — Почему сразу не говоришь? Почему тянешь?
— Да я, батюшка Карл Карлыч, хотел сказать, как бы это вредных следствий не произвело. Всему заводскому действию приостановка может быть.
— Почему остановка? Пример?
— А как же? Ведь они мне сказали: передай управителю, коли в воскресенье он по-нашему не сделает, с задельной платы нас не снимет, то мы после обеда в понедельник и работать бросим. Знают ведь, что до осеннего паводка должны с пушечным казенным литьем управиться, вот и дерзят.
Управитель, понесший к носу новую понюшку табаку, забыл о ней на полдороге.
— Что это? Бунт? — растерянно спросил он.
Агалыч подумал для виду и охотно согласился:
— Оно, пожалуй, точно так. В бунт вверглись наши людишки. Известно — волчьи души! Сколь ни корми, все в лес глядят.
Управитель встал, решительно хлопнув ладонями по ручкам кресла:
— Я им покажу бунт! Господин приказчик, — управитель крикнул так, что Агапыч вздрогнул и испуганно вытянул руки по швам, — слушайте мой приказ! Наказать каждого по вины состоянию. Пример: этого... как его... Жженого... Кто такой Жженый? Откуда он?
— Вольнонаемный он, однако, «слепой», беспаспортный значит. Человек неизвестный, без письменного вида принят. Дерзок больно — глядит вдоль, а говорит поперек.
— Тем лучше! Жженого немедля под караул взять.
— Ты что, батюшка, угорел? Откуда мы караул возьмем? Всего у нас на заводе десять инвалидов, да и те по очереди на вышках дежурят, от пожару...
— Молчать! — управитель стукнул по столу табакеркой. — Жженого под караул сей секунд! А вы, господин приказчик, старый дурак. Да, старый дурак! Пример: люди бунтуют, а он знай себе водку пить. Где это видано? Вы должны за народом крепкое наблюдение иметь.
— Да ты что, батюшка Карл Карлыч, уж больно-то... Дурак, да дурак. Я по должности своей едва управляюсь. Руду припаси, уголь припаси, провиант тоже. А еще и за народом гляди? А я что, сыскной, что ли?
— Молчать! Должен быть сыскной! Живо, исполнять мое приказание!
Агапыч молча пошел к дверям, путаясь в долгополом кафтане. Но у порога остановился, почесав поясницу, и сказал невинно:
— А я, батюшка Карл Карлыч, так полагаю. Оттого людишки наши мутят, что Пугача близко почуяли. Не иначе.
— Пугача? — управитель пожал плечами. — А что такое Пугач? Птица?
— Вроде птицы, коршуна-стервятника... Я про Пугачева говорю, про Емельку. Слышал, чай? И в наших краях его посланцы объявились. Близ бродят.
— Ш-штиллер! — зашипел управитель и возмущенно всплеснул руками. — О, бог мой! И он молчал! Тянул, тянул всякую чепуху, а о самом главном молчал. О, думкопф!..
— Я, батюшка Карл Карлыч, думал, что ты об этом наслышан. А мое дело известное — руда, уголь да провиант, до остального не касаюсь. Это уж ваше дело, управительское.
— Откуда знаешь? — управитель тряхнул Агапыча за плечо.
Приказчик помялся.
— Да все говорят. Что люди, то и я. Толков много, а толку нет. Может, и врут. У страха не только глаза, уши тоже большие.
— Неправда! — управитель стиснул кулаки. — Ты все знаешь. Говори!
— Человечек у меня верный есть, — нехотя ответил приказчик, — он по приказу моему с лазутчиками пугачевскими водится и все мне передает. Верный он, не выдаст.
Управитель запустил пальцы в завитые букли парика.
— Анекдотен! Шпионы этого бунтовщика ходят около моего завода, а я ничего не знаю. Как работать с такими людьми?
Агапьгч виновато кашлял и с притворным смущением смотрел в пол.
— Но ведь я имел известие. — Управитель снова подошел вплотную к Агапычу. — Я имел известие, что эти канальи привязались к Оренбургу и дальше не пошли.
— Эх, батюшка, — приказчик сокрушенно качнул головой. — Пугач птицей летает! Вчера в степях ездил, а сегодня к нам в Урал, в горы прилетел. Не сам, так птенцы его. Слушь-ка, батюшка, — понизил голос Агапыч, — округ нас, в тайге, собирается таем бессамыга всякая воровская, а на соседнем Источенском заводе воровские пугачевские листы прибили ночью во многих местах, по воротам и стенкам.
— Ну, а что теперь делать? Я совсем не знаю этой вашей уральской страны... Господин Агапыч, вы здешний человек, — управитель перешел вдруг на заискивающий тон, — и я всегда имел большое доверие. Что делать? Пример?..
Агапыч поднял на лоб очки и развел руками.
— Ума не приложу, батюшка, что тебе делать. На заводе нам не отсидеться, потому — рвы песком затянуло, рогаток совсем нет, а частокол еле-еле стоит. Недавно пьяный инвалид через него полез, так чуть шею не сломал, — весь частокол так сразу и обвалился. Ежели вот насчет антиллерии прикинуть. Ее у нас