Противостоящие им сейчас твари обладали узкими змееподобными телами, как все встреченные прежде лаэранцы, но отличались огромной, мускулистой грудной клеткой, из которой росли две пары конечностей. Защищенные серебристой броней, ксеносы сжимали в верхних «руках» сверкающие, изогнутые подобно ятаганам, клинки; толстые перчатки, извергавшие те самые сгустки смертоносной зеленой энергии, скрывали кисти нижних «рук». На отвратительных насекомоподобных головах выделялись фасетчатые глаза и крупные челюсти-жвалы, издававшие нестерпимый визг каждый раз, когда лаэранцы бросались в новую атаку.
Соломон вертелся волчком, выхватывая в прицел болтера тварей, продолжающих лезть из коралловых ниш атолла. Ведомые им ветераны построились полукольцом, защищая Капитана с боков, и медленно наступали, с каждым шагом прижимая лаэранцев к брызжущему энергией «перу».
Трассы болтов пересекали площадь от края до края, и вырванные взрывами куски коралла ежесекундно пролетали перед глазами Десантников, неудержимо движущихся в глубь визжащих руин летающего острова. Без вокс-передатчика Соломон не мог точно знать, как идут дела у Кафена или Телония, но вполне доверял их опыту и отваге. Деметер лично утвердил их назначения сержантами и готов был взять ответственность на себя в случае неудачи.
Струи зеленого огня вылетели из малозаметной норы в одной из «раковин», и трое Астартес рухнули замертво — их доспехи и плоть разложила неизвестная науке Империума электрохимическая энергия.
— Противник с фланга! — закричал Соломон, и ветераны немедленно развернулись с поражающей воображению точностью и легкостью движений. На раскрывших свою позицию лаэранцев обрушился непрерывный град болтов: десантники, опустошившие обоймы, тут же отбегали в сторону, и, пока они перезаряжались, братья, стоящие чуть позади, продолжали вести огонь.
Деметер невольно залюбовался отточенными умениями своих воинов, непревзойденными ни в одном из иных Легионов. Ярость берсерка, свойственная Волкам Русса, или дикарская красота набегов Всадников Хана были чужды Детям Императора. Бойцы Фулгрима сражались с холодной головой, нанося хирургически точные удары, в которых сила сплеталась с дисциплиной.
Гриб мощного взрыва вырос справа от Второго Капитана, и он услышал грохот падающей коралловой башни, разлетевшейся облаком пыли с огненными прожилками. Одновременно стихло завывание, прежде доносившееся из бесчисленных щелей этой «раковины».
Дети Императора продвинулись метров на сорок в глубину площади и теперь закрепились на позициях в центре оставшегося после взрыва кратера, усыпанного острым коралловым «щебнем».
Жар «энергопера» уже ощущался на коже Десантников, но, стоило Соломону отдать приказ о последнем броске, как лаэранцы возобновили атаки на отряд. Их дергающиеся, извивающиеся тела скользили между руин с невероятной скоростью, а зеленые разряды перчаток скрещивались с болтерными трассами. С обеих сторон велся настолько плотный огонь, что то и дело над площадью вспыхивали огненные цветки — знаки того, что прямо в воздухе встретились выстрелы людей и ксеносов.
Бурлящая толпа лаэранцев понеслась на Детей Императора, их змеиные тела скользили по неровной «земле» все с той же поражающей быстротой, и Соломон понял, что перестрелка подошла к концу. Десантник с заботливой нежностью положил болтер рядом с собой и вытянул из заспинных ножен цепной меч.
И это оружие Деметера было основательно улучшено в оружейной «Гордости Императора» под строгим, пристальным взором Мария Вайросеана. Рукоять и клинок удлинили чуть ли не вдвое, так что меч стал двуручным, и размах его превысил рост обычного человека. Поперечины выполнили в форме распростертых крыльев, а эфес — головы орла с яростно распахнутым клювом.
Соломон щелкнул руной активации и скомандовал: «Мечи из ножен!» Десятки клинков сверкнули на солнце, выхваченные одним четким и плавным движением.
Лаэранцы обрушились на Детей Императора в сиянии серебристой брони и надсадном пощёлкивании клинков, и Астартес встретили их лицом к лицу. Оружие, откованное в древних кузнях Марса, скрестилось с мечами ксеносов, выбивая водопады искр и разнося по острову скрежет, подобный грому.
Соломон уклонился от удара в голову, вывернулся из-под второго ятагана и вонзил свой клинок в «живот» врага, чуть ниже края брони. Зубцы цепного меча на миг завязли в толстом хребте ксеноса, но Капитан надавил на рукоять и резко дернул оружие на себя, развалив тварь на две половинки, мягко упавшие на землю.
Его воины сражались со спокойной уверенностью в своем превосходстве, зная, что их командир с ними и готов прийти на помощь в любую секунду. Соломон сбросил с клинка останки очередного ксеноса и шагнул вперед. Десантники, последовав его примеру, убивали своих противников с мрачной жестокостью, стремясь вселить ужас в остальных.
Первым знаком того, что у Роты Деметера начались настоящие неприятности, стал мощный толчок, сотрясший основание атолла. Неожиданно весь остров угрожающе накренился, и Соломон, не сумев удержаться на ногах, кубарем покатился по площади и рухнул в одну из воронок, возникших на поле боя.
Он перевернулся на спину и тут же осмотрелся, отыскивая возможную угрозу, но лаэран поблизости не оказалось. В воздухе по-прежнему грохотали разрывы, как в нескольких шагах от Деметера, так и с другой стороны площади. Похоже, что предположения Механикумов только что подтвердились — вероятнее всего, «энероперья» действительно поддерживали остров «на плаву» в атмосфере, и, видимо, одно из них разрушилось или отключилось.
Соломон встал на ноги и убрал меч за спину, освобождая руки для подъема по крутому склону воронки. Когда он был уже в нескольких шагах от вершины, волоски на его шее зашевелились от почти незаметного дуновения ветерка. Деметер резко поднял голову — как раз вовремя, чтобы увидеть нависший над ним силуэт лаэранца.
Капитан схватился за рукоять меча, но враг бросился на него прежде, чем Десантнику удалось до конца вытащить клинок из ножен.
ХОТЯ Юлий Каэсорон бывал в Гелиополисе несколько сотен раз, красота и величие главного зала «Гордости Императора» до сих пор заставляли его замирать в молчаливом восхищении. Высокие, словно башни, стены холодного камня и бессчетные статуи на золотых пьедесталах поддерживали куполообразный свод с чудесными, но почти неразличимыми снизу мозаиками; шелковые знамена, фиолетовые с золотым шитьем, свисали между рифлеными пилястрами зеленого мрамора.
Блистающий луч сфокусированного звёздного света падал из центра свода, великолепно отражаясь от черного пола Гелиополиса. Обломки мрамора и кварца, вмурованные в отполированные до блеска мрачные плиты, превращали камень под ногами Первого Капитана в сверкающее темное зеркало, точную копию безбрежного космоса, окружающего мирок корабля.
Завершая картину, яркие пылинки плясали в звездном луче, и ароматы благовонных масел приятно раздражали ноздри.
Ряды белокаменных скамей тянулись вдоль округлых стен зала совещаний Фулгрима, разделенные на несколько секторов, словно в старинном театре. Места хватило бы для двух тысяч гостей, хотя в военном совете заседала лишь четверть от этого числа.
Кафедра прекрасного черного мрамора возвышалась в центре зала, прямо под звездным лучом. Именно с неё Лорд Фулгрим выслушивал просьбы своих воинов и давал аудиенции, и, хотя Примарх ещё не украсил Совет своим присутствием, даже пустая кафедра притягивала к себе взгляды.
Юлий заметил высших офицеров Имперской Армии, сидящих в первом ряду, и занял место рядом с ними, кивнув нескольким знакомым. Кое-кто из них осторожно посматривал на его алый плащ-лацерну — люди, достаточно долго прослужившие бок о бок с Детьми Императора, знали, что надевший его воин должен вскоре отправиться в бой.
Каэсорон решил сделать вид, что не заметил их внимания к своему гардеробу, и взял из рук Ликаона шлем и клинок. Оглядев зал Совета, Первый Капитан увидел в нижних рядах серебряно-алую гамму армейцев, занявших места в зависимости от своего звания.
Имперский Лорд-Коммандер Таддеус Файль сидел в центре настоящей стаи денщиков и адъютантов. Строгий, требовательный командир с изуродованным лицом (стальная аугментическая пластина закрывала левую часть головы), он не был лично знаком Юлию. Впрочем, о многом говорила репутация Файля: талантливый полководец, безжалостный, неумолимый солдат… и до смешного плохой оратор.
Над армейскими офицерами, заняв среднюю по высоте часть амфитеатра, сидели Адептус Механикус, бывшие явно не в своей тарелке под ярким светом Гелиополиса. Их закрытые, свободные одеяния скрывали лица и очертания тел. Каэсорон покачал головой, удивляясь глупым завесам тайны и забавным ритуалам, которыми они окружили себя.
Рядом с Механикумами расположились Летописцы, мужчины и женщины, с серьезными лицами писавшие что-то в растрепанных блокнотах или информпланшетах. Некоторые — видимо, художники — набрасывали штрихи углем на кусках картона.
Величайшие таланты Империума тысячами отправлялись на боевых кораблях в Экспедиции Великого Похода, встречая неоднозначный прием. Их цель — сохранить для потомков грандиознейшие события в истории человечества, мало в каком из Легионов встретила понимание, но Фулгрим сразу объявил их желанными гостями и открыл двери на любые, даже самые важные заседания Совета.
Проследив за взглядом своего командира, Ликаон фыркнул:
— Летописцы. И что это они делают на военном совете, хотелось бы знать? Нет, вы посмотрите, один даже мольберт с собой притащил!
Юлиус улыбнулся:
— Возможно, он пытается передать будущим поколениям великолепие Гелиополиса, друг мой.
— Мне кажется, Лорд Русс сказал хорошие слова насчет этого: Мы воины, а не модели для скульпторов или художников, — довольно-таки твердо возразил Ликаон.
— Если мы хотим достичь истинного совершенства, то не должны ограничиваться войной и подготовкой к войне, брат. Нам следует читать книги, наслаждаться музыкой и изящными искусствами. Недавно мне посчастливилось присутствовать на концерте Беквы Киньски, знаешь её? Так вот, мое сердце до сих парит на крыльях её непревзойденного таланта.
— Вы опять читали тот сборник поэзии, да? — спросил, покачав головой, оруженосец.
— Когда есть время, я всегда открываю «Имперские Напевы» Игнация Каркази, — согласился Юлий. — И тебе бы не помешало. Поверь, даже самые плохие стихи тебя не прикончат. Сам Примарх поставил в своих покоях статую, подаренную Остианом Делафуром, а у Эйдолона, говорят, висит над кроватью пейзаж Хемоса кисти Келан Роже.
— Эйдолон? Быть не может!
— И тем не менее, это так, — кивнул Юлий.
— Вот никогда бы не подумал. Ну что же, я буду по-прежнему стараться достичь совершенства в военном деле, поскольку в нем-то я хотя бы разбираюсь — решил Ликаон.
— Тебе же хуже», — пожал плечами Каэсорон, глядя на верхние ряды амфитеатра, заполненные писцами, нотариусами и чиновниками — неизбежным балластом любой власти.
— Народу сегодня… — протянул Ликаон.
— Должен прийти Примарх. Разумеется, заявилось множество праздных зевак.
И, словно услышав слова своего Первого Капитана, Примарх Третьего Легиона вошел в распахнувшиеся Врата Феникса, сопровождаемый ближайшими советниками.
Солдаты, адепты, чиновники и Летописцы немедленно поднялись на ноги и склонили головы, вновь поражаясь совершенной красоте своего вождя.
Юлий встал вместе с ними, и его мысли очистились от тяжелых раздумий, смытых потоком радости при виде Фулгрима. Гром оваций и выкриков «Финикиец! Финикиец!» заполнили стены Гелиополиса и не прекращались до тех пор, пока Примарх не поднял руки, приветствуя гостей и членов Совета и призывая их к тишине.
На Примархе была длинная свободная тога бледно-кремового оттенка, и темная железная рукоять его меча, «Огненного Клинка», бросалась в глаза; лезвие же скрывали ножны лаковой пурпурной кожи. Крылья парящего орла золотым шитьем покрывали грудь Фулгрима, тонкий обруч из ляпис-лазури удерживал серебряные волосы Феникса. Двое величайших воинов Легиона, Лорды-Коммандеры Эйдолон и Веспасиан стояли за спиной Примарха, облаченные в простые белые тоги, украшенные лишь мотивами орлиных перьев с правой стороны груди, и Юлий, несмотря на весь свой опыт и мастерство, почувствовал себя едва ли не неофитом на фоне троих героев.
Эйдолон совершенно спокойно смотрел на собравшуюся в зале публику, а за классическими, безупречно красивыми чертами Веспасиана проглядывала тонкая улыбка. Оба коммандера пришли на Совет с оружием — сбоку у Веспасиана висел на перевязи вложенный в ножны меч, а на плече его собрата — энергомолот.
В воздухе сгустилось напряженное ожидание первых слов Фулгрима.
— Друзья мои! — начал Примарх, занявший черную кафедру и освещенный звездным лучом. — Я всем сердцем рад видеть каждого из вас. Не правда ли, прошло слишком много времени с тех пор, как мы последний раз сражались с врагом? Так вот, сегодня наконец-то появился шанс исправиться.
Хотя Юлий превосходно знал, о чем будет говорить Фулгрим, неясное волнение охватило Первого Капитана. Взглянув на Ликаона, Юлий увидел, что ехидный и мрачный оруженосец
