того же дня. Паасикиви и я отправились в Кремль на автомобиле, автомобиль ГПУ следовал за нами по пятам. У ворот Кремля нас остановили, и охранники обследовали салон нашего автомобиля с фонарями в руках. После этого нам велели следовать за автомобилем сопровождения. Такое сопровождение в запутанном лабиринте кремлевских строений, да еще в сгустившейся темноте было совсем не лишним. Наконец передняя машина остановилась у входа в большое здание. Здесь нас встретил комендант Кремля, который сразу представился. Он проводил нас к лифту, на котором мы поднялись на один этаж. Выйдя из лифта, мы оказались в длинном узком коридоре, пройдя несколько метров по которому мы вошли в приемную. В ней сидел секретарь за письменным столом с батареей из по меньшей мере десяти телефонных аппаратов. Поскольку мы пришли за несколько минут до условленного времени, то получили возможность понаблюдать за работой секретаря. Он постоянно отвечал на телефонные звонки, иногда о чем – то кратко спрашивал звонивших. Ровно в 18.00 дверь в соседнюю комнату открылась и нас пригласили войти. Мы вошли в красиво обставленный просторный кабинет, в дальнем углу которого находился большой письменный стол. Около одной стены кабинета протянулся длинный стол со стоящими вдоль обеих его сторон стульями. Здесь нас приветствовали Сталин и народный комиссар иностранных дел Молотов. Нас пригласили сесть за этот стол, наши хозяева разместились напротив.
После обычных приветствий и обмена любезностями Паасикиви прочитал по – русски меморандум, который был подготовлен в Хельсинки. В нем торжественно заявлялось, что Финляндия желает оставаться в отношениях дружбы и доверия с Советским Союзом, поэтому намерена обсудить средства, которые удовлетворили бы желание Советского Союза обеспечить оборонительные позиции Ленинграда. Но необходимо учесть точку зрения Финляндии на свою собственную безопасность. При наличии доброй воли с обеих сторон желание Советского Союза может быть удовлетворено без ущерба для безопасности и нейтралитета Финляндии.
Принимая во внимание, что парламент Финляндии также должен одобрить позицию кабинета министров, финское правительство выносит для рассмотрения следующие предложения.
Финляндия согласна уступить Советскому Союзу следующие острова в Финском заливе: Сескар, Пенинсаари, Лавенсари и Большой и Малый Тютерс. В дополнение к этому финское правительство готово обсудить соглашение по Суурсаари, чтобы во внимание были приняты намерения обеих сторон.
Финляндия готова пойти на корректировку линии границы на Карельском перешейке, чтобы устранить так называемый «выступ у Куоккалы». В этом случае граница могла бы пройти от Раяйоки, к востоку от Хаапала, прямо к Финскому заливу, восточнее церкви Келломяки; в этом случае граница будет отодвинута на тринадцать километров к западу.
Финляндия не может рассматривать предложение об уступке Ханко с окружающей территорией, как и залива Лаппохья, поскольку она обязана поддерживать неприкосновенность своей территории.
При всем уважении к предложению советского правительства о расширении пакта о ненападении финское правительство предпочитает сделать более четкими формулировки существующих статей пакта.
Финское правительство с удовлетворением приняло к сведению заявление советской стороны о том, что оно не возражает против укрепления Аландских островов, и заверяет, что такое укрепление будет предпринято за счет своих собственных средств с обязательным сохранением нейтралитета.
В дополнение к первому меморандуму Паасикиви зачитал еще один, в котором выражался протест против нарушений границы, произошедших в последнее время, особенно против полетов самолетов через границу. Однако наши партнеры не удостоили этот меморандум своим вниманием.
После оглашения этих документов началась дискуссия. В самом начале я спросил, могу ли я говорить по – немецки или по – английски, поскольку мой русский язык вряд ли приемлем. На это Молотов сухо ответил единственным словом: «Нет». Поскольку Паасикиви владел русским языком тоже не очень хорошо, мы с самого начала переговоров оказались в невыгодном положении.
Перейдя к сути вопроса, Сталин сказал, что Финляндия предлагает слишком мало. Он несколько раз произнес, делая на этом упор, что советские требования были «минимальными», поэтому нет смысла пытаться торговаться. За этим снова последовало развернутое объяснение того, почему Советский Союз должен предъявить такие требования Финляндии. По его мнению, война, которая началась в Европе, может превратиться в мировую и оказаться долгой. Если так и произойдет, то некоторые государства могут предпринять нападение на Ленинград через Финский залив. Чтобы предотвратить подобное нападение, Советский Союз вынужден изыскивать средства, которые позволили бы ему перекрыть вход в Финский залив. Базы на побережье Эстонии, которые оказались в руках Советского Союза, не обеспечивают достаточной гарантии, поскольку финские территориальные воды оказываются вне досягаемости артиллерийского огня из Пальдиски. По этой причине Ханко совершенно необходим, так как расположен напротив Пальдиски. Для обороны Ленинграда также необходимы острова в заливе. Более широкая дискуссия развернулась о территориях на Карельском перешейке. Финское предложение выпрямить «выступ у Куоккалы» было отвергнуто с ходу. Предложенный район был слишком ограничен, поскольку для развертывания своих сил русским надо было иметь большее пространство. Сталин показал рукой на разложенной на столе карте Генерального штаба новую линию границы. Было ясно, что он свободно ориентируется в географии этой местности. Но у нас не было полномочий принять новое предложение.
Произошел спор и по поводу Петсамо. Мы полагали, что могли бы рассмотреть уступку северной части полуострова Рыбачий.
В середине разговора Сталин неожиданно спросил нас, что мы можем сказать о районах, которые Советский Союз предлагает в качестве компенсации, указав на карте на части приходов Репола и Пориярви. Мы ответили, что вопрос компенсации станет актуальным позже, если мы сможем согласиться на уступку территорий, на которые они претендуют.
Нам стало понятно, что советское правительство серьезно обеспокоено возможностью того, что СССР окажется втянутым в военные действия в районе Финского залива, а также на побережье Северного Ледовитого океана, поэтому выдвинуто требование корректировки границы у Петсамо. Сталин и Молотов несколько раз называли Англию и Францию в качестве возможных агрессоров. Сталин несколько раз напоминал, что в Первую мировую войну британский флот часто появлялся в районе Койвисто, а британские торпедные катера совершали рейд из этого района в гавань Петрограда, потопив несколько судов. Однако можно было почувствовать, что на самом деле они опасаются Германии. Это государство тоже было названо во время обсуждения в качестве возможного агрессора. На это мы заметили, что такая возможность весьма незначительна, поскольку между Германией и Советским Союзом заключен пакт о ненападении. Кроме того, с нашей точки зрения, Франция и Англия не смогут вторгнуться в Балтику в случае войны.
В поддержку позиции Финляндии мы постоянно ссылались на мирный договор, заключенный в Тарту, а также на пакт о ненападении, заключенный в 1932 году по инициативе СССР и подтвержденный в 1936 году. Эти ссылки были бесполезными; их буквально пропускали мимо ушей. По мнению советских участников переговоров, эти соглашения были заключены при совершенно других обстоятельствах.
После дискуссии, продолжавшейся несколько часов, Сталин и Молотов попросили нас еще раз обдумать их требования в отношении Ханко и Карельского перешейка. Мы ответили, что эти предложения неприемлемы, и попросили их изучить точку зрения, выраженную в финском меморандуме.
Сталин вновь отверг это предложение, потому что Финляндия предлагает слишком мало. Он повторил, что советские предложения являются нижним пределом.
Таким образом, обсуждение зашло в тупик, мы выразили свое сожаление его результатами и решили откланяться. При этом не было речи о новых встречах или другом продолжении переговоров.
Молотов выглядел удивленным нашим уходом. Он произнес как бы между прочим: «Так вы намерены спровоцировать конфликт?»
На это Паасикиви ответил: «Мы не хотим ничего подобного, но вы, кажется, этого желаете».
Сталин только загадочно улыбался.
В 20.00, после двухчасовых переговоров, мы вышли из здания. На обратном пути у нас сложилось впечатление, что переговоры прерваны. По крайней мере, мы были лишены возможности предпринять шаги для их возобновления.
Вернувшись в посольство, мы собрались на совещание с послом Ирьё – Коскиненом, чтобы обсудить сложившееся положение и определить, что можно предпринять. Мы набросали текст телеграммы в
