голод, и с «Моссовета» дали несколько тонн угля буксирному пароходу.
8 сентября на рабочей шлюпке-ледянке я вместе с научными сотрудниками Гаккелем и Переваловым, кинооператором Рымаревым, радистом Веденеевым и кочегаром Шамовым отправился на остров Малый Таймыр. Ученых интересовал сам остров, а мне хотелось с его высоты осмотреть ледовую обстановку.
На острове нашли большие скопления плавника, среди которого попадались баржевые и корабельные доски с костылями и металлическими скобами. Сколько лет они проплавали? Какими путями попали сюда?..
Научные сотрудники уточнили очертания восточного и южного побережья острова и выполнили глазомерную съемку обнаруженного нами глубокого залива. Этот залив мы назвали в честь парохода — «Моссовет». Впоследствии Я.Я. Гаккель сообщил об этом в гидрографическую службу. Однако в 1940 году при сплошном картографировании острова это название было утеряно и заменено новым — бухта Дружбы, которое и появилось на картах. Спустя несколько лет специальным постановлением Красноярского исполнительного комитета Совета депутатов трудящихся было принято решение восстановить название бухты — «Моссовет». Чтобы не исправлять многочисленные карты и пособия и не вносить неизбежную при этом путаницу, название бухты Дружбы сохранили, а соседнюю, безымянную, назвали бухтой «Моссовет». [71]
Парохода давно уже не существует, но имя этого полярного труженика навсегда осталось на картах.
С высоты острова в сторону Северной Земли виднелось «водяное небо». Так называют в Арктике темную часть неба над открытой водной поверхностью.
Течение у берегов острова наблюдалось сильное, восточного направления. За время нашего отсутствия ледовая обстановка под южным берегом острова значительно изменилась. С большим трудом, лавируя и перетаскивая шлюпку с одной льдины на другую, мы добрались до парохода. Лед быстро несло на восток. Пароходы стояли на якорях, но, чтобы удержаться на месте, вынуждены были временами подрабатывать машинами. За «Моссоветом», как за ледокольным лидером, все пароходы прошли к южному, берегу острова Большевик, где лед был реже, а течение почти не ощущалось. Отсюда «Моссовет» пошел на разведку навстречу дрейфовавшему льду.
С большим трудом мы пробивались через полосы битого, но тяжелого многолетнего льда. Чем дальше шли на запад, тем реже становился лед. Наконец прошли весь пролив Вилькицкого и остановились у мыса Неупокоева. На запад до самого горизонта шла широкая полоса чистой воды, а на юго-западе разреженный лед двигался на восток. Снежные заряды и наступившие сумерки затрудняли дальнейшую разведку, и мы легли в дрейф до рассвета. Капитан Бочек сообщил начальнику западного сектора Арктики о результатах разведки и получил разрешение продолжать поиск пути на запад. Пароходам, оставшимся в восточной части пролива, было приказано не начинать движения до окончания разведки «Моссовета». Но около полуночи Ковель и Воронин вызвали Бочека к радиотелефону и сказали, что пароходам дано распоряжение немедленно идти к «Моссовету». Мы считали, что, не уточнив ледовую обстановку, вызывать пароходы не следует. Однако пришлось подчиниться приказу, отойти на восток, к мысу Голодному, и стать на якорь.
В конце суток все пароходы подошли к «Моссовету». Почти при полном безветрии повалил густой снег. [72]
О движении на запад с таким огромным караваном судов при отсутствии видимости и без надлежащей разведки не могло быть и речи. Кроме того, у пароходов не хватило бы угля дойти до Диксона даже по чистой воде.
Более суток видимость не улучшалась. С юго-запада надвинулись поля годовалого льда и окружили пароходы. Пришлось сняться с якорей и лечь в дрейф. Караван медленно понесло на восток. С «Ермака» сообщили, что к нам из моря Лаптевых направлен ледокол «Литке».
15 сентября летчику Махоткину удалось произвести разведку. Он сообщил, что от мыса Неупокоева к югу лед сплоченностью девять баллов, а в северо-западном направлении с переходом на западное широкая полоса чистой воды. Для «Моссовета» сложилась исключительно благоприятная обстановка. В это время «Литке» шел полным ходом к каравану, и Бочек запросил у Ковеля разрешения продолжать свой путь на запад. «Ермак» бункеровался на Диксоне и также готовился выйти на помощь пароходам. Ответ Ковеля последовал лишь на вторичный запрос 17 сентября: «Разрешить вам оставить суда каравана и продвигаться самостоятельно не могу. Полагаю, вам надо остаться вместе с ними и ожидать подхода ледокола».
В тот же вечер к нам подошел «Литке» и приказал всем судам следовать за ним. «Моссовет» пошел замыкающим колонну судов.
В наступившей темноте, освещая путь прожекторами, суда двигались за «Литке» на запад, к мысу Неупокоева, около двух часов. Неожиданно «Литке» развернулся на обратный курс. Капитан Хлебников передал всем капитанам каравана и на «Ермак», что при ограниченных запасах угля не рискует идти далее на запад, возвращается в восточную часть пролива и будет ждать пароходы «Искру» или «Кингисепп» с углем из Тикси.
Теперь, когда около пароходов находился ледокол, «Моссовет», казалось бы, мог следовать по назначению. Но Ковель и Воронин, одобрив решение Хлебникова, [73] снова запретили нам самостоятельно продолжать свой рейс.
У мыса Евгенова караван судов, возглавляемый «Литке», лег в дрейф в битом льду.
Ночью 22 сентября термометр показывал минус одиннадцать. Налетел шторм с пургой. Лавины снега обрушились на пароходы. Лед напирал со всех сторон. На «Моссовете», чтобы спасти от поломки руль, отсоединили его от рулевой машины. Но это не помогло. Перо руля врезалось в льдину. Мне вместе с матросом Андржеевским пришлось спуститься на лед и подрывать его вокруг кормы парохода зарядами аммонала. Руль был спасен. Под кормой «Правды» также слышались взрывы. Но они не помогли. Капитан сообщил, что льдом погнуло перо руля. Весь караван судов несло на восток...
Двое суток завывала пурга. Утром 24 сентября ветер стал стихать, и снегопад прекратился. Более сорока миль мы продрейфовали на восток и оказались в море Лаптевых. Суда разнесло в разные стороны. «Литке» собрал караван и повел к острову Большевик.
Так в конце сентября 1937 года у южного берега острова Большевик, под защитой мыса Евгенова и двух стоявших на мели айсбергов, в полосе неподвижного битого льда собралась большая группа судов: ледокол «Литке», пароходы «Моссовет», «Правда», «Крестьянин», «Урицкий» и буксирный пароход «В. Молоков». Все пароходы, кроме «Моссовета», имели минимальное количество угля.
К югу, в миле от нашей стоянки, лед в проливе шел на восток почти непрерывно сплошной массой. Неожиданно дрейф льда прекращался, и начиналось сильное сжатие. У кромки неподвижного льда, в котором стояли наши суда, вырастал высокий ледяной вал. По всему горизонту в проливе были видны торосистые нагромождения.
Через некоторое время сжатие прекращалось, лед снова приходил в движение, ледяной вал и торосистые нагромождения с грохотом рушились, и в проливе появлялись разводья. [74]
Нам передали, что пароход «Искра» с углем направлен к судам в море Лаптевых и к нашему каравану не подойдет.
Командование «Ермака», заверявшее, что еще 19 сентября ледокол с полным запасом угля и воды направится к каравану «Литке», молчало.
Наконец 3 октября на горизонте показались мачта и трубы «Ермака». В полдень с марсовой площадки «Моссовета» была видна по всему горизонту чистая вода. Моряки пароходов толпились на палубах, забирались на мачты. Всех охватило нетерпение. Но странно, ледокол не приближался, а пошел на удаление и скоро скрылся за горизонтом. Поражало, что ни по радиотелефону, ни по радио «Ермак» в наш адрес ничего не передал. Из перехваченных нашими радистами телеграмм узнали, что капитан Воронин решил сначала вывести на запад стоявший в бухте Оскара близ мыса Челюскина пароход «Володарский», а потом пойти к каравану «Литке».
Трудно было судить о правильности действий «Ермака», но все капитаны считали, что при наличии двух ледоколов «Володарского» можно было вывести вместе с нашим караваном. Снова благоприятная ледовая обстановка не была использована. Правильность нашего мнения подтвердила телеграмма из Москвы в адрес начальника Западного сектора Арктики: «Вы сделали ошибку, отойдя от каравана «Литке» к «Володарскому». Теперь, несмотря на риск, «Ермак» должен идти к каравану «Литке», который нельзя оставить без помощи».
Однако «Ермак» с «Володарским» находились уже у острова Русского, где «Ермак» снял строительных рабочих для доставки их на Диксон.
Только 17 октября ледокол «Ермак» приблизился к нашему каравану, который теперь называли «суда группы «Литке». Но и на этот раз он даже не попытался войти в одномильную перемычку неподвижного льда, отделявшую нас от дрейфующего разреженного льда в проливе. Капитан Воронин считал, что всю группу судов он вывести на запад не сможет (к ледоколу «Литке» [75] он относился пренебрежительно и в расчет не принимал, хотя в паре они отлично могли работать), а из-за одного «Моссовета» не стоит «бить» ледокол. Никакие уговоры Хлебникова, Бочека, уполномоченного Главсевморпути Эрмана и капитанов судов не подействовали. Воронин подвел ледокол к наиболее плотной льдине и приказал выгрузить на нее уголь, строительные материалы и продовольствие. Начальник Западного сектора Арктики П.П. Ковель заявил: «Я в Арктике первый раз, мне трудно судить, по силам лед «Ермаку» или нет. Но Владимир Иванович находит, что это ледоколу не под силу, а он старый полярник, ему виднее...»
Группа «Литке» обрекалась на зимовку. На «Ермаке» решили отправить половину экипажей судов. На зимовку оставили наиболее стойких, здоровых и выдержанных людей. С «Моссовета» также уходили научные сотрудники, кинооператор, спецкор «Известий», представитель Главсев-морпути Эрман.
Утром 18 октября по льду, обходя полыньи, проваливаясь в мокрый, рыхлый снег, люди медленно брели к ледоколу. На льдине у борта ледокола чернела куча угля, доски и ящики с продовольствием. На «Моссовете» были сани, а на других пароходах срочно сколотили их из досок и сразу же приступили к перевозке выгруженных ледоколом запасов. С мыса Челюскин «Ермак» доставил двенадцать ездовых собак и нарты. «Собачьим хозяином» назначили большого любителя животных кочегара парохода «Правда» Скалкина. На другой день «Ермак» ушел к мысу Челюскин, а 20 октября, приняв с берега людей, вышел на запад и утром 23 октября прибыл на Диксон. Такое быстрое продвижение ледокола подтверждало, что если бы «Ермак» взял пароход «Моссовет», оставив на зимовку более слабые балластные пароходы, то наш рейс был бы выполнен. Дальневосточная рыбная продукция попала бы по назначению в эту же навигацию.
(Следует сказать, что через некоторое время коллегия Главсевморпути обсудила двойной сквозной рейс «Моссовета» в 1937 году, учла его дополнительное [76] задание подстраховать оставшиеся без угля пароходы, непродуманную работу ледокола «Ермак» и вынесла решение: признать рейс выполненным.)[2]
24 октября задул штормовой норд-ост. Кромка льда стала быстро разрушаться. Мы едва успели перетащить оставленные «Ермаком» строительные материалы и продукты, а большая часть угля ушла на дно. До чистой воды стало меньше мили. Но было уже поздно, ледокол находился далеко к западу от Диксона.
Наши пароходы, оставшиеся на зимовку в проливе Вилькицкого, находились близко друг от друга. Центральная точка зимовки — 78°15' северной широты и 104°45' восточной долготы. Чтобы сберечь топливо, на «Моссовете» кроме нашего экипажа разместили команды с парохода «Правда» и буксира «В. Молоков». Экипаж парохода «Крестьянин» перешел на ледокол «Литке». Суда отапливались камельками, освещались керосиновыми лампами и коптилками. Только в праздничные дни пускали аварийную дизель-динамо и давали электрический свет в общие помещения.
Солнце в последний раз показалось над горизонтом в полдень 23 октября. Наступившие полярные сумерки вначале угнетающе действовали на моряков, еще не зимовавших в высоких широтах, но они скоро привыкли.
На зимовке установили строгий распорядок дня. Составили расписание дежурной службы. Вахты у камельков, на камбузе и противопожарная менялись через восемь часов. На вахту по пароходу назначались младшие помощники капитана и механики. Старпомы и стармехи от вахтенной службы освобождались, так как у них было много других забот. Все без исключения зимовщики обязаны были выполнять какие-либо физические работы. Одна группа [77] комсостава во главе с капитаном Маном доставляла на санях лед от айсберга для питьевой воды. Группа механиков изготовляла и ремонтировала камельки и трубы к ним, вымораживала вместе с боцманами рули и винты для их ремонта.
По нашей просьбе Москва разрешила организовать курсы штурманов малого плавания и механиков паровых машин 3-го разряда. Начальником курсов Наркомвод назначил капитана А.П. Бочека. Программы передали нам по радио.
Преподавателями стали капитаны, механики, штурманы. Мне поручили вести предмет «Устройство и теория корабля» на обоих отделениях. Небольшая группа комсостава занялась изучением английского языка. Занятия с группой проводил капитан «Моссовета» Бочек.
По специальной программе проводили метеорологические и гидрологические наблюдения, полученные данные регулярно передавали на Диксон.
Полярной ночью при свете северного сияния мы организовали лыжные вылазки на остров Большевик, а весной провели лыжные соревнования.
В начале зимовки мы ежедневно слушали только последние известия и некоторые интересные радиопередачи — приходилось беречь аккумуляторные батареи. А потом наши умельцы смастерили ветрячок для подзарядки батарей, и радиоприемником стали пользоваться неограниченное время, слушая станцию Коминтерна.
За состоянием здоровья моряков внимательно следили судовые врачи, группу которых возглавлял врач «Моссовета» Н.А. Лукацкий. Трудно было с питанием. Как ни ухитрялись
