прекрасно понимая: в любую минуту он может приказать снести дюжину невинных голов. И действительно, когда один из придворных неожиданно чихнул, Великий Панголин приказал немедленно сжечь его в саду на костре.
Когда несчастного с побелевшей от страха мордой утащили из зала, вмешался визирь, предложивший бросить беднягу в ближайший пруд, потому что разжигать костер в саду, рядом с дворцом, опасно. Император согласился, даже не подумав, что глубина пруда всего три сантиметра! Так визирь спас жизнь придворному и тут же глазами дал знать Нюху, чтобы он со своими ласками убирался подобру- поздорову.
Ласки без лишних слов выскользнули в ближайшую дверь, избежав гнева Великого Панголина.
— Ну и что нам делать теперь? — спросила Бриония. — Версия вора-землеройки, похоже, неверна.
— Не обязательно. Но у меня есть одна идея, я тебе расскажу потом. А сейчас необходимо поймать Свелтлану. Нужно схватить ее прежде, чем она спустится с гор и окажется там, где живут дикие племена!
— Почему? — почти хором спросили трое ласок.
— Ее не удастся долго обманывать поддельными туфлями, а узнав, что ее провели, она немедленно захочет отомстить. Когда мы поедем обратно, она будет ждать на каком-нибудь горном перевале с несколькими сотнями разношерстных воинов.
— Мы с вами, хозяин, — сказал Грязнуля.
— Нет. Вы должны остаться здесь. Дело касается только меня и Свелтланы. Я возьму с собой лишь пару дворцовых стражников. Попрошу главного визиря дать мне двух самых храбрых циветт. Наверняка он мне не откажет. Мы догоним Свелтлану, арестуем ее и передадим в лапы местного правосудия.
— На словах все просто, а как на деле? — мрачно спросила Бриония.
— Посмотрим, — ответил Нюх.
33
На самом деле Нюх ни о чем не стал просить визиря, только взял у него охранную грамоту для беспрепятственного перемещения по территории империи. Убедившись, что ласки заняты делом, он ушел из дворца один. Пройдя по многозвериным улицам города и миновав предместье, он еще до наступления ночи оказался там, где, казалось, не жил ни один зверь. Это не была пустыня в прямом смысле слова, потому что Нюх шел через лес, но на этой земле он не встретил ни одной деревни. Только несколько одиноких путников напоминали о том, что здесь он не один.
В лесу он встретился с сусликом.
— Дорога к северным горам? — спросил Нюх на столичном диалекте. — Сюда?
Его произношение оставляло желать лучшего, но он надеялся, что его все-таки поймут. Чтобы проиллюстрировать свои слова, Нюх набросал веткой на земле приблизительную карту местности, изобразил стрелку компаса и повторил вопрос.
— Кси жи ло ксен, — ответил местный суслик. — Чо ксик хок йен хо. — С этими словами он удалился.
Нюх вздохнул. Насколько он понял, суслик сказал, что мало смыслит в ремесле строителя, особенно если дело касается высоких башен; что же до стрельбы из лука, то она в императорских лесах категорически запрещена. Похоже, с катайским языком Нюх был явно не в ладу.
Он пошел дальше почти наугад, но в конце концов был вознагражден, увидев огромную стену, а за ней величественный горный кряж. Свою охранную грамоту Нюх предъявил часовым. Взглянув в нее, важный панголин распахнул перед Нюхом ворота в стене. Он продолжил свой путь, теперь уже по неприветливым северным землям.
Горы здесь были даже выше тех, что встречались на Кашемировом Пути. И где-то там, наверху, притаилась Свелтлана, чья смелость и изобретательность восхищали Нюха. Она, конечно, злодейка, но отваги ей не занимать!
Наступила ночь, а вместе с ней непроглядная тьма. Однако, как только Нюх развел костер и устроился на ночлег, стало легче. Нюх поужинал твердыми галетами с сушеным мясом. Наконец, завернувшись в толстую накидку, он лег возле костра в надежде, что ночью не ударит мороз.
Но к утру сильно похолодало. Нюх проснулся с заиндевевшей мордой и бакенбардами, блестящими от кристалликов льда. Дрожа, он встал, подбросил в костер веток и вскипятил чай.
— Надо согреться! Нечего впадать в уныние из-за какого-то холода! — уговаривал он себя.
Грея замерзшие лапы о кружку с горячим чаем, Нюх поздравил себя с тем, что ночью его не съели дикие звери. Он знал, что в этой части света водятся не только тигры, но и другие представители кошачьих. Конечно, для тигра он не добыча, тот не станет тратить время на охоту за лаской, но вот для голодной рыси и ласка может оказаться весьма кстати! В этом диком краю нужно смотреть в оба!
Весь день он шел по козьим тропам, по следам газелей и оленей, надеясь обнаружить хоть какие- нибудь признаки присутствия Свелтланы. Уверенность, что Свелтлана где-то здесь, придавала ему сил. Он знал: грозная противница где-то впереди.
Еще одна ночь и еще одно утро. Солнце неспешно поднялось над перевалом и залило ущелья живительным светом. Он немного воспрянул духом и, закинув на спину вещевой мешок, зашагал вперед. В полдень Нюх наткнулся на еще теплые угли чьего-то костра.
Он порыскал вблизи. Сначала ничего не находил, затем наконец обнаружил на колючках ежевики три шерстинки. Неужели она все-таки проявила беспечность? Нюх вынул из мешка лупу и небольшой конверт, в котором хранил несколько шерстинок с шубы Свелтланы. Он тайком снял их с расчески и засунул за отворот штанины во время встречи с ней во дворце Великого Панголина. Нюх сравнил их с теми, что нашел в ежевике.
— Да, — пробормотал он себе под нос. — Она впервые проявила беспечность. Должно быть, холодной ночью поднялась, чтобы подбросить дров в костер, но в темноте оступилась и зацепилась за ежевичный куст. Наверняка утром она осмотрела кусты, собрала с них клочья шерсти, но эти три шерстинки не заметила.
Значит, он идет по верному следу. Даже если теперь Свелтлана попробует обмануть его, заметая свои следы на снегу, он все равно будет знать, что это она!
Однако вскоре началась метель, которая значительно замедлила его движение. И чем выше он поднимался, тем холоднее становилось. Нюх начал побаиваться за лапы. И особенно страдал хвост, то и дело высовывавшийся из-под накидки. Еще до наступления полуночи бакенбарды Нюха обледенели и затвердели. Не подумав, он потер морду лапой и тотчас же лишился их с левой стороны.
«Замечательно! — подумал он. — Теперь, если останусь в живых, стану всеобщим посмешищем!»
Один бакенбард у ласки — это все равно что один ус у мужчины, даже еще хуже, потому что ласки используют бакенбарды в самых различных целях, особенно в темноте. Когда Нюх шел по тропе, тянувшейся вдоль скалы, то, касаясь ее бакенбардами, он безошибочно делал каждый следующий шаг. Теперь этого надежного «проводника» у него нет! Его драгоценные бакенбарды, расколовшись, развеялись по ветру!
Ближе к рассвету шубка Нюха превратилась в ледовый панцирь и заметно потяжелела. С усов свисали сосульки, а многострадальный хвост тащился за ним, как прихваченная морозом мокрая тряпка.
Но Нюх продвигался вперед, обуреваемый одним желанием — догнать врага.
Вот только сможет ли он убить ее?
«Я никогда не убивал зверей, ни хороших, ни плохих, но на этот раз… на этот раз…» — рассуждал он.
Но пока она жива, Нюх не сможет спокойно спать. Слишком уж сильно она ненавидит его. И еще —
