это уже хоть что-то»).
Отец звался просто — Гауденцием Африканским, но после свадьбы с красавицей Дарой из великого, но обедневшего рода он стал Гауденцием Аэцием Флором, предводителем Всадников, наместником и легатом. Как и его будущий сын Катилина…
Бывший легат вздохнул. Несмотря на поток нахлынувших скомканных воспоминаний, лица матери и отца остались скрыты за пеленой проклятого немого тумана. «Здесь пусто как в яме!» — ругнулся он и прикрыл глаза, пытаясь вызвать из памяти если не имена и слова, то хотя бы смазанные обрывки картин.
Обрывки поплыли…
Вот перед ним встают видения каких-то предметов, оружия, скачущих лошадей. Проносятся страны и города, видения узких улиц.
Внезапно картина меняется. Те же улицы накрывает тьма, а во тьме — разгораются дышащие жаром и дымом стены пожарищ. Какие-то смуглолицые люди, похожие на Глазго Деморти, почти в лохмотьях, но с добротным оружием и в мехах, на маленьких кривоногих лошадях, несутся по каменной брусчатке, стаптывая его сограждан и источая стрелы из маленьких страшных луков. Кто это? Гунны?! Они все-таки прорвались! Выхватив гладий, Катилина бросается им наперерез…
Внезапно вид меняется снова. Тот же город, те же улицы, но… все совсем по-другому. Над золочеными куполами соборов мерцают серебряные кресты. Люди в роскошных одеждах торжественно бредут за понтификом в маленькой повозке. Святой отец держит четки. Изысканные мужчины в панталонах и дамы в нарядах с огромными декольте изысканно кланяются ему.
Опять проносится вихрь, он сносит видение пред глазами, меняя его на другое.
По той же улице идет барабанщик. Он весь в красном и желтом, с синей ленточкой вокруг головы. Он собирает бойцов в кондотту, на войну с турками. На голове его шляпа с пером, а на поясе болтается стилет. Бредут лошади. Снова люди. Ночь. В ночи — центральная площадь, вот Катилина пронзает на ней какого-то подонка в синем камзоле, прямо в сердце — тонким клинком. За спиной вскрикивает дама. Клинок называется «шпагой», и в отличие от доброй могучей спаты, которой он орудовал в первом видении, его лезвие тонкое, как мизинец подростка…
Опять смена видений — перед ним тренировочный зал. Катилина выплясывает в нем вместе с учениками замысловатые «па» по паркету, кружа оружием как веером — танцор. Он — учитель?
«Терцио», «октава». Слова — такие же далекие, как «Хеб-сед» или «прог». Но более близкие ему. Ладонь развернулась ногтями вниз, сжимая призрачную шпагу, — это «терцио». Потом — обратно, развернув ногти вверх, — это «прима». Скользнуть по клинку, вывести хищное лезвие по вражеской стали — вот «ангаже». А, к черту!..
Картины под черепом мелькали все быстрее. Обрывки прошлого (прошлого ли?), фрагменты видений — нарезкой, смешанные в большом чугунном котле.
А все остальное — туман…
Подняв веки, он уперся взглядом куда-то вперед, не вполне понимая даже, что видит перед собой.
— Господи, да сколько можно! — прозвучал резкий крик. — Ну что ты уставилась на меня?!
Катилина моргнул.
Он смотрел на Лилит, прямо ей на грудь, в торчащие, розовые девичьи соски. Такие манящие когда- то.
— На свои посмотри. Отвернись, ну! Оглохла? — Лилит была явно не в себе после хорошей порции шокера.
— Извини, — только что осознавший себя Флавий Аэций Катилина отвел взгляд и действительно посмотрел «на свои». Определенно, Лилит была права — теперь для него просто не было смысла пялиться на чужие женские прелести. Ибо некуда девать собственные.
— Лилит, пожалуйста, не трогай ее, — как и прежде устало прошептала заморенная сидением Мерелин, — она же прог. Ты ведь знаешь, как молодые себя чувствуют после пробуждения…
И что?! Я должна молча терпеть? — вспыхнула Ли. — Эта сука глазеет на нас по кругу уже битый час!
Последняя фраза заставила Каталину непроизвольно сжать челюсти. И воля его, измотанная постоянным нервным напряжением последних двух суток, наконец дала сбой. Сука? Он стал медленно закипать.
Терпеть не надо, моя госпожа, — очень тихо, по отчетливо произнес бывший катафрактарий, и его новый голос впервые показался ему прежним, мужским. Он немного хрипел. — Я ведь извинился, верно?
— Моя госпожа?! — Лилит прямо взвизгнула. — Да она же психованная, вы посмотрите!!
Резко, как болванчик от пружины, экс-кавалерист вздернул голову и почувствовал, как лицо наливается кровью. Лицо — кровью, а разум — бешенством.
— Мол-чать! — медленно отрыгнул он и пронзил бездонные очи-озера синеволосой леденящим, убийственным взглядом. Таким он когда-то останавливал заносчивых щенков, мнящих себя бретерами и пытающихся задирать его на шпагах в темных переулках родного города.
Эффект оказался потрясающим — Лилит заткнулась, как от удара. Хлопнула длиннющими ресницами, открыла рот, чтобы что-то возразить, но затем, внимательно вглядевшись в зрачки сидящего напротив профессионального и множественного убийцы, словно прочитала в них что-то и быстро слепила губы. Опустив очи в иол, синеволосая красавица замолчала. Нежные плечи подавленно поникли.
Все замерли в тишине.
Посчитав на этом краткий инцидент исчерпанным, Катилина устало отвалился на стену и прикрыл лоб рукой. «Зря я так, — попенял он самому себе, — сдают нервы, сдают. Наорал на девицу — тоже мне подвиг! Впрочем, сама виновата…»
Он погрузил лицо в ладони, потер глаза, помассировал виски. Дьявол! Катилина не считал себя особым знатоком психологии, однако прекрасно осознавал, что в его положении не стоит ругаться с сокамерницами, а уж тем более их запугивать. Ему нужно собраться с мыслями, нужно больше спрашивать, а не орать. И все же привычку общаться с окружающими командным тоном изжить было нелегко.
— Хорошо, — выдавил он из себя довольно сухо, ни к кому особо не обращаясь. — Погорячились, и хватит. Я прошу прощения за этот маленький инцидент. Лилит, извини. Итак… У нас с Роксаной, как у всех новорожденных прогов, совершенно не знакомых с вашим новым чудесным миром, есть много вопросов и очень мало ответов на них. Верно, Роксана?
Рыжевласка быстро мотнула головой, то ли соглашаясь с легатом, то ли опасаясь ему перечить.
— И главный вопрос, — продолжил Катилина, — я хотел бы адресовать тебе, Мерелин, как к старшей из нашей группы. Расскажи нам о своем мире. Где мы находимся? Что нас ждет в будущем? И если возможно — расскажи поподробней.
Платиновая блондинка пожала плечами. Несмотря на «вечно испуганный» взгляд и явно менее стервозный характер, чем у синеволосой Лилит, блондинка оказалась гораздо тверже характером, и грозный голос бывшего легата ее не слишком напугал.
— Как насчет «пожалуйста»? — мрачно спросила она.
— Пожалуйста, — мирно сказал легат.
Платиновая блондинка кивнула:
— Что именно тебя интересует? Подробностей много, знать бы с чего начать.
— Да с чего угодно. Пока я поняла только одно: мы рабыни…
— Агнатки, — поправила златовласка, изящно склонив головку. — Фактически это-то же самое, но термин более верный, поскольку рабство у нас добровольное.
— Допустим, — Катилина тоже кивнул, соглашаясь. Момент «добровольности», несколько проясненный в предыдущей беседе, он решил пока опустить. — Допустим, мы — агнатки, наложницы… Мы оживлены после смерти?
— Да.
— Но наши с Роксаной миры — это фикция, они выдуманы компьютером? Их никогда не существовало?
