Джино чуть улыбнулся:
– Выходит, он был религиозным?
Макларен подумал.
– Нет, если точно сказать. Размышлял над вопросами, как бы старался выяснить, но, по-моему, это личное дело. Знаете, что он сидел в Освенциме?
Джино кивнул:
– Знаем, что был в лагере смерти. Помощник патологоанатома нам показывал татуировку.
– Признаюсь, я чуть не рехнулся, когда узнал. То есть никогда еще не встречал человека из лагеря смерти. Понимаете, кажется, это было миллион лет назад. Прошел через какой-то немыслимый ад и вынырнул с другой стороны, полный любви к ближним. Это уже что-то значит, ребята. Вам бы он очень понравился.
– Ох нет. – Джино поднялся, принялся засовывать в пакет пустые упаковки. – Не хочу, чтоб мне нравились мертвецы. С них процентов не получишь. Лангер, оставишь хоть одно куриное крылышко?
– Обязательно.
Джино схватил крыло, впился зубами.
– Вот что вы мне скажите. Находясь в любовных отношениях с Гилбертами, что думаете о сыне?
– О Джеке? – Лангер пожал плечами. – Он никогда там не появлялся. По-моему, нечто вроде паршивой овцы. По словам Марти, совсем порвал отношения со стариками.
Джино бросил обглоданные куриные кости в пакет.
– Видно, здорово разругались. Старушка до сих пор с ним не разговаривает.
– Наверно, – согласился Лангер. – На похоронах сестры даже стоял отдельно от родни.
– О господи, – скривился Макларен. – Тяжко было смотреть. Я почти позабыл. Мужчина средних лет, потеряв голову и буквально разваливаясь на куски, шагнул к Мори с открытыми объятиями, а тот только посмотрел на него, отвернулся и прочь пошел. Джек так и остался стоять, рыдая, простирая руки… Жалкое зрелище.
По затылку Магоцци побежали мурашки.
– Интересно. Проявлять неслыханную любовь к ближним и в такой момент отвернуться от родного сына… Это и есть всеобщий любимчик?
– В том-то и дело, Магоцци, – тихо проговорил Лангер. – Мори действительно был всеобщим любимцем, и случай с Джеком на кладбище абсолютно для него не типичен. Остается только гадать… – Он замолчал, нахмурившись.
– Остается гадать, – договорил за него Магоцци, – что такого натворил Джек.
8
Суть в том, что Магоцци любит на нее смотреть, порой никак не может удержаться.
– Снова таращишься.
– Ничего не поделаешь. Я жутко суеверен.
Грейс Макбрайд улыбнулась – самую чуточку.
Если она и умеет улыбаться широкой зубастой улыбкой, он этого еще не видел.
– Хочу тебя об одолжении попросить.
– Слушаю.
– О большом.
– Справлюсь. – Конечно. Он все сделает для Грейс Макбрайд, а взамен просит только, чтоб время от времени они вот так сидели вечерами у нее на кухне, пили вино, болтали ни о чем, чтобы он смотрел на черные волосы, в голубые глаза, мечтая о том, что, возможно, когда-нибудь произойдет, если потерпеть подольше.
– Позаботься о Джексоне.
Ох, плохо дело. Джексон – усыновленный мальчишка, живущий в квартале от Грейс, единственный, кто нуждается в заботе, если она решится уехать из города. Господи боже, возможно, он переборщил с терпением.
Магоцци решил проявить силу и молчаливое равнодушие, но, как только открыл рот, язык выболтал правду.
– Грейс, ты не можешь уехать. Весь мой план соблазнения рухнет.
Она снова слегка улыбнулась:
– Это называется соблазнением? За полгода не попытался даже поцеловать.
– План долгосрочный. Вдобавок ты пока не готова.
Она наклонилась над столом, дотронулась до его руки, и он заледенел. За весьма редкими исключениями, Грейс никогда ни к кому не прикасается. Конечно, хватает, случается, за руку, желая привлечь к чему-то внимание, но прикосновение просто ради контакта – большая редкость.
– Все готово, Магоцци. Мы не один месяц трудились. Теперь в Аризоне кое-что возникло.
– Господи помилуй, никто летом не уезжает из Миннесоты в Аризону. Наоборот.
– За последние три года в маленьком городке пропали пять женщин, а у полиции только горы бумаг. Там нужна новая компьютерная программа.
Магоцци отвернулся, чтоб она не увидела мгновенно и неожиданно вспыхнувшее гневом лицо. Половину своей короткой жизни Грейс Макбрайд пряталась от убийцы, и что делает, когда опасность миновала? Дурочка ищет другого убийцу, готова бежать к нему прямо в объятия. У нее сложилось нелепое убеждение, будто борьба с демонами исцеляет. Это, пожалуй, имеет смысл, когда речь идет, например, о страхе перед полетами, но абсолютно бессмысленно, когда демоны вооружены, опасны и определенно безумны.
– Шея тоже покраснела, Магоцци.
Он оглянулся, стараясь говорить ровным тоном.
– Незачем тебе туда ехать. Программное обеспечение можно и здесь разрабатывать.
– Слушай. В пяти заведенных делах тысячи страниц и сотни подсказок, ежедневно поступает новая информация, причем в компьютеры не внесено ничего. На одну пересылку накопленного месяц уйдет.
– Ну и пускай уходит.
Грейс тряхнула головой, рассыпав по плечам темные волосы. Специально внимание отвлекает, подумал он. Не стоило говорить о своем суеверии.
– У нас времени нет. Женщины пропадают раз в семь месяцев, как по часам. После исчезновения последней прошло шесть.
Магоцци подумал, не стукнуть ли кулаком по столу. Наверно, так и должен сделать итальянец, но он как-то не представляет себя в этой роли. Видно, наследственные гены жестикуляции потерялись где-то по дороге.
– Расскажи, как тебе удалось, черт возьми, отыскать в нашей стране полицейское управление без компьютеров.
