— Вам не следует выходить из дому сегодня, — сказал он, нахмурившись. — Настроение улиц ужасно. Прошел слух, что король и королева собираются уехать в Сен-Клу, и толпе это не нравится. Составьте список того, что вам нужно, и я прослежу, чтобы Жан-Поль все приобрел.
Они делали так и раньше. Слуга графа, казалось, без труда проникал в те части города, куда Иветта и Мадлен не решались ходить. Однако сегодня она была слишком раздражена на него, чтобы принять помощь.
— Благодарю вас, граф, но я вполне в состоянии сделать несколько покупок самостоятельно.
Он вздохнул, и Мадлен впервые заметила на его лице признаки усталости. Может быть, он был не столь уж хорошо защищен от тяжести жизни в столице, как мне до сих пор казалось, подумала она.
— Вы нужны будете Филиппу здесь, — сказал он. — Прошу вас, Мадлен, позвольте мне сделать то, что в моих силах. Он мой друг.
Ей стало совестно, она почувствовала себя мегерой.
— Извините, граф. Боюсь, я просто устала. Я вовсе не хотела бы показаться неблагодарной, ваша помощь нам очень нужна.
— Мне было бы весьма приятно, если бы вы называли меня по имени, — с досадой произнес он. — Если же это совершенно для вас невозможно, то, ради Бога, обращайтесь ко мне «мсье». Мы оба знаем, что во Франции нет больше никаких графов!
— Значит, мсье Валери? — Мадлен не могла не признать, что новая форма обращения совершенно не подходит графу. Это было почти забавно. Все равно что называть элитного спаниеля дворнягой.
Он вздохнул и улыбнулся одними губами.
— Как вы думаете, Филиппу не повредит свидание со мной? Он просил меня о некоторых услугах, и я пришел с докладом.
— Надеюсь, не повредит, — сказала она, направляясь в маленький вестибюль, куда выходила дверь спальни маркиза. Ее несколько разозлило то, что граф следует за ней, но останавливать его она не стала. Когда Мадлен открыла дверь в спальню и позвала Филиппа, тот отозвался слабым голосом. — У нас граф, — сообщила она.
— Люсьен? — прохрипел больной и попытался сесть, но ему это не удалось.
Без парика маркиз выглядел еще более старым и ссохшимся, а на его лице уже лежала печать мертвеца. Он улыбнулся де Ренье, и Мадлен почувствовала укол ревности. В отношении Филиппа к графу было нечто такое, чего она никогда не могла ни понять, ни разделить.
Оставив мужчин наедине, она вернулась в гостиную и устало опустилась на кушетку. Спать она не собиралась, но… очнувшись, увидела склоненного над собой графа. Его лицо было очень близко к ней, и глаза выражали нечто такое, что она не смогла бы охарактеризовать словами.
— Мадлен, — чуть охрипшим голосом произнес он, — мне очень жаль будить вас, но я ухожу… и хочу, чтобы вы заперли дверь.
— О да, — ответила она, еще не вполне проснувшись. — Как неучтиво с моей стороны! Я вовсе не хотела засыпать.
— Филипп просил меня привести сегодня господина Леклерка. Он хочет уладить кое-какие вопросы.
Мадлен побледнела.
— Неужели вы сказали ему?..
— Что он умирает? — Граф был мрачен. — В этом не было необходимости. Филипп сам знает об этом. Он весьма настаивал на том, чтобы я привел Леклерка именно сегодня.
И снова Мадлен едва сдержала слезы. В горле у нее застрял комок, мешавший ей произнести хоть слово.
— О, Мадлен. — Де Ренье вздохнул и легонько коснулся пальцами ее щеки. — О вас хорошо позаботятся, можете мне поверить.
— Я думала не о себе, мсье. — Она отвела его руку. — И ни в коем случае не буду нуждаться в ваших заботах.
Его глаза блеснули, но ответа не последовало. Граф повернулся и молча направился к двери.
— Жан-Поль принесет вино, — холодно произнес он на ходу, — а я вернусь с господином Леклерком около пяти часов.
Люсьен де Валери оказался, как всегда, верен своему слову. Не просто бутылка, а корзина превосходного бургундского вина появилась, едва пробило полдень. Ее доставил гражданин в полосатых штанах и трехцветной кокарде революционера. Ровно в пять пришли граф и адвокат, господин Леклерк. Они провели в спальне Филиппа почти час и удалились, оставив маркиза крайне усталым и еще более бледным, чем прежде. Мадлен была недовольна их вторжением и после ухода визитеров предложила больному выпить вина и постараться заснуть. Она опустилась на стул рядом с кроватью Филиппа.
— Я рад, что это все улажено, Мадлен, — сказал он и удовлетворенно вздохнул, беря ее за руку. — Я хотел сделать несколько распоряжений относительно тебя.
— Филипп, о чем ты говоришь… — укорила она.
— Увидишь… когда придет время. — Его улыбка была почти шаловливой. — Я хочу, чтобы ты была счастлива… Люсьен… положись на него и делай все, что он скажет. Он обещал мне проводить… тебя… домой.
Мадлен не вполне поняла, что Филипп имеет в виду, говоря «домой». Она хотела сказать ему, что не собирается покидать Париж, и уж тем более в обществе графа де Ренье, но не успела: маркиз уснул, и лицо его выглядело более умиротворенным, чем в последние дни. Около полуночи она оставила его и легла в постель, тут же провалившись в глубокий сон.
Филипп де Мопилье умер на рассвете. Доктор Мопре сказал, что смерть его была легкой. Однако Мадлен не находила себе места из-за того, что ее не было рядом, когда маркиз умирал. Ведь ближе человека у нее не было, а она даже ничего не почувствовала!..
Два дня спустя тело маркиза Филиппа де Мопилье предали земле. Тихо, без соблюдения всех условий приличествующего положению обряда. На скромности похорон в первую очередь настаивал граф де Ренье, который занимался всеми приготовлениями. Его поддерживал господин Леклерк. Таким образом, тело маркиза упокоилось в склепе маленькой церкви в пригороде Парижа, и только они втроем присутствовали при погребении. Разительным контрастом этому печальному событию могли послужить вычурно-помпезные похороны политика Мирабо[10], скончавшегося несколькими неделями раньше и объявленного героем Революции.
Как только короткая церемония погребения была завершена, граф де Ренье и господин Леклерк сопроводили Мадлен в ее квартиру, где было прочитано завещание Филиппа. Она плакала, не переставая, и граф, не удержавшись, пожал ей руку. Скорбь Мадлен была так велика, что она почти не обращала внимания на то, что происходило вокруг. Из завещания стало известно, что у Филиппа имеется племянник, который живет в Кане, и что большая часть недвижимости, обращенной теперь в золото и ценные бумаги, переходит ему. Доля Мадлен оказалась меньшей, чем она ожидала, но сейчас это ее мало трогало. Я не являюсь членом семьи, напомнила она себе. Кроме того, у нее уже было небольшое состояние в драгоценных камнях.
— Когда вы вернетесь в Бретань, я могу оформить документы относительно вашей части имущества через своего коллегу в тех краях, — сказал Леклерк, собирая бумаги. — Ферма вашей тетушки находится неподалеку от Ванна, насколько я помню.
— Но я не собираюсь покидать Париж, — возразила Мадлен.
Леклерк нахмурился.
— Я полагаю, вам следует иметь в виду, что арендное соглашение на данную квартиру истекает в конце этого года. Впоследствии для вас может оказаться невозможным его возобновление. Конечно, я могу тщательнее изучить этот вопрос, если вы желаете, однако из прежних инструкций, получаемых мною от маркиза, я сделал вывод, что вы оба собирались уехать из Парижа. Разумеется, я не представлял, насколько он болен…
— Филипп хотел, чтобы вы вернулись в Бретань, — хмуро сведя брови, сказал граф, — и заставил
