— Я не знаю. Не знаю! Однажды она просто появилась там, он держал ее на руках, а после осталась навсегда, никаких объяснений. Думаешь, Бримстоун стал бы мне рассказывать о подобных вещах? Если бы рассказывал, то может я был бы всё еще человеком, а не мулом! — Айзиль указал на Разгата и разразился безумным смехом. — 'Будь осторожен в своих желаниях,' говаривал Бримстоун, но я не слушал и посмотри на меня сейчас!
Он всё смеялся и смеялся, а в уголках его морщинистых глаз блестели слезы.
Акива застыл. Проблема была в том, что он верил старику. С чего бы Бримстоуну откровенничать со своими человеческими приспешниками, особенно с такими, как этот помешанный? Но, если Айзиль и вправду ничего не знает, каковы шансы у Акивы выяснить все? Старик был его единственной зацепкой, и Акива и так уже слишком задержался.
— Тогда скажи, где её найти, — сказал он. — Она была приветлива с тобой. Наверняка ты знаешь, где она живет.
Глаза старика наполнились печалью:
— Этого я не могу тебе сказать. Но… но… но я могу поведать о многом другом. О тайнах твоего рода! Благодаря Разгату, я знаю гораздо больше о серафимах, нежели о химерах!
Он всё еще надеялся договориться, пытаясь защитить Кару.
— Ты считаешь, тебе известно о моем роде что-то, чего не знаю я? — Спросил Акива.
— Разгат столько всего рассказал…
— Россказни Падших. Он хотя бы рассказал тебе, почему был изгнан?
— О, я знаю почему, — ответил Айзиль. — Интересно, знаешь ли ты.
— Я знаю свою историю.
Айзиль рассмеялся. Одной щекой его лицо было прижато к куполу минарета, поэтому смех скорее напоминал хрип, и ответил:
— Подобно книгам, которые обрастают плесенью, каждая история множится мифами. Может, тебе стоит спросить у того, кто был там, тогда, столетия назад. Может, тебе следовало бы расспросить Разгата.
Акива бросил холодный взгляд на дрожащего Падшего, который нашептывал, как мантру: 'Забери меня домой, прошу тебя, брат, забери меня домой. Я покаялся, я достаточно выстрадал, забери меня домой…'
И ответил:
— Мне не нужно его ни о чем спрашивать.
— Разве? Понимаю. Один человек однажды сказал: 'В этой жизни Вам нужны только невежество и уверенность в себе — и успех обеспечен.' Марк Твен, знаешь ли. Он отрастил себе замечательные усы. Мудрые люди часто так делают.
Акива заметил, что старик переменился. Он увидел, как тот поднял голову выше, чтобы выглянуть за каменный выступ, удерживавший его от падения и неминуемой гибели. Его безумие, похоже, тоже немного отступило, если, конечно, Айзиль не притворялся с самого начала. Он собрал в кулак остатки своего мужества, что, при данных обстоятельствах, производило впечатление.
А еще он продолжал тянуть время.
— Старик, давай не будем все усложнять, — сказал Акива. — Я явился сюда не для того, чтобы убивать людей.
— Зачем же ты пришел? Даже химеры не являются сюда. В этом мире нет места для монстров…
— Монстров?! Что ж, я не монстр.
— Правда?! Разгат вот тоже думает, что он не монстр. Правда, чудище моё?
Он спросил это почти с нежностью. В ответ Разгат промурлыкал:
— Не монстр. Серафим является существом чистого пламени, более того, созданным в иной эпохе, в ином мире. — Он настойчиво смотрел на Акиву. — Я такой же как и ты, брат мой. Я точно такой же.
Акиве совсем не нравилось подобное сравнение.
— Во мне нет ничего похожего на тебя, ущербный. — Он произнес это так резко, что Разгат поник.
Айзиль похлопал его по руке, обвитой вокруг своей шеи.
— Ничего, ничего, — успокаивал он Разгата полным сочувствия голосом. — Он не видит этого. Для монстров нормально не считать себя таковыми. Помнишь, как сказочный дракон, который напал на деревню в поисках юных дев, услышав крики 'Дракон!' обернулся, думая увидеть чудовище за своей спиной.
— Я знаю, кто является настоящим монстром. — Глаза Акивы потемнели. К сожалению, он слишком хорошо знал об этом. Существование химер свело весь смысл его жизни к войне. Они являлись в тысячах различных звериных форм. И неважно, скольких ты уничтожил — взамен их появлялись другие, их становилось все больше и больше.
Вновь заговорил Айзиль:
— Один человек сказал: 'Не борись с монстрами, если сам не хочешь стать монстром, потому что когда ты смотришь в пропасть, пропасть тоже смотрит на тебя.' Это Ницше. Исключительными усами обладал.
— Просто скажи мне… — начал было Акива, но Айзиль оборвал его.
— Ты когда-нибудь задавался вопросом — монстры являются причиной войн, или война вызывает появление монстров? Я много чего повидал на своем веку, ангел. Существуют партизанские армии, которые заставляют детей убивать собственные семьи. Такие поступки вырывают душу и на ее месте вырастает зверь. Армиям нужны звери, не правда ли? Балуй зверя, чтоб он вершил свой ужасный труд! А самое страшное во всем этом то, что душу вернуть почти невозможно. Почти. — Он посмотрел на Акиву пылающим взглядом. — Но все же, это можно сделать, если только… если только ты решишься отыскать свою.
Гнев охватил Акиву. Искры полились дождем от его крыльев, их тут же подхватил бриз и понес по крышам Марракеша.
— С чего вдруг я бы сделал это? Там, откуда я прибыл, старик, душа столь же бесполезна, как зубы у мертвого.
— Сказал тот, кто, как мне кажется, все еще помнит, что значит иметь душу.
Акива действительно помнил. Эти воспоминания были ножами, и ему совсем не нравилось, когда они оборачивались против него.
— Тебе следовало бы подумать о собственной душе, а не беспокоиться о моей.
— Моя душа чиста. Я никогда никого не убивал. Но ты — ТЫ! Взгляни на свои руки.
Акива не проглотил наживку, но, все же, рефлекторно сжал кулаки. Каждая черточка, вытатуированная на концах пальцев, означала убитого им врага. По его рукам можно было прочесть ужасающую историю.
— Ты хотя бы знаешь скольких ты убил? — Спросил Айзиль. — Или уже потерял счет?
Дрожащий полоумный, которого Акива нес над вымощенной мостовой площади, исчез. Теперь Айзиль уже сидел или, во всяком случае, пытался удержаться в сидячем положении, поскольку был обременен Разгатом, а тот, не переставая, переводил взгляд с него на ангела, который, как он надеялся, пришел, чтобы спасти его.
На самом деле, Акива знал точное количество убийств, записанных на его руках.
— А как насчет тебя самого? — Бросил он Айзилю. — Сколько зубов ты добыл за все эти годы? Полагаю, ты не вел подсчета.
— Сколько зубов? Но я-то забирал зубы у мертвецов!
— А потом продавал их Бримстоуну. Ты знаешь, что это означает? Ты его сообщник.
— Сообщник?! Это всего лишь зубы. Он делает ожерелья из них, я видел это собственными глазами. Просто нанизывает зубы на нити. И только то!
— Думаешь, они нужны ему для ожерелий? Глупец. Ты принимаешь прямое участие в нашей войне, но слишком глуп, чтобы понять это. И еще говоришь мне, что битва с монстрами превратила меня самого в чудовище? Тогда во что же общение с дьяволом превратило тебя?
Айзиль уставился на него с открытым ртом, а затем до него вдруг дошло и он затараторил:
— Ты знаешь. Тебе известно что он делает с зубами.
Акива горько вздохнул:
