приговаривая, что никак не ожидал такого.
— Ты не учитываешь, что здесь собрана, можно сказать, вся жизнь Лестера, — заметила однажды Дороти, увязывая в стопку альбомы с семейными фотографиями.
— Хочешь сказать, что вся жизнь человека умещается вот в этих коробках и ящиках? Неужели это ждет всех нас?
— Пожалуй, что так, — согласилась Дороти. — И мне всякий раз делается грустно от таких мыслей.
— На сегодня с меня достаточно! — объявил Джон.
Он с хрустом потянулся, и Дороти нестерпимо захотелось подойти к нему, обнять, прижаться всем телом... Она никак не могла решить, правильно ли поступила, оставшись в Беркли.
Уж если мне нелегко находиться рядом с Джоном, то каково же ему? — думала Дороти. По ночам она иногда слышала, как Джон мерит шагами свою спальню, а однажды он даже подошел к дверям ее комнаты и, довольно долго простояв там, снова пошел к себе.
В поведении Дороти появилась некая напряженность, она постоянно ловила себя на том, что мечтает послать гордость к черту и заняться любовью с Джоном.
Конечно, если бы он действительно отважился войти к ней, Дороти тут же выставила бы его вон, но это не мешало ей мечтать об обратном. Джон не давал поводов придраться к нему: вел себя на редкость корректно, спешил предвосхитить любое ее желание, его предупредительность нередко даже раздражала Дороти.
Но в один прекрасный день идиллия закончилась. Дороти сортировала постельное белье, когда Джон коршуном налетел на нее и в бешенстве выкрикнул:
— Я знал, что тебе нельзя доверять!
Дороти оторвалась от своего занятия и удивленно посмотрела на него.
— О чем ты говоришь? Какое еще преступление я совершила?
Но по перекошенному от ярости лицу Джона она поняла, что ей инкриминируется нечто ужасное.
11
— Я говорю о фамильных ценностях. — Джон не сводил глаз с лица Дороти, пристально следя за малейшими изменениями в его выражении. — Бриллианты и сапфиры моей бабушки, золотые часы моего прадеда.
— Какое отношение все это имеет ко мне?! — возмутилась Дороти, стараясь не обращать внимания на ползущий по спине холодок.
— И ты еще смеешь спрашивать?! Ты единственная, кто оставалась одна в доме после похорон отца!
— Так ты обвиняешь меня в краже?
— Кого же еще?
— Может, обыщешь мою комнату?
Дороти не верила своим ушам: Джон объявил ее воровкой! Как-то несуразно он себя ведет — то жаждет заняться с ней любовью, то готов задушить голыми руками. Возможно, и к лучшему, что мы с ним расстаемся, решила она.
Ей не приходилось еще видеть Джона таким разъяренным. В первый раз, когда он узнал об исчезновении денег с ее счета, он просто разозлился, а теперь был вне себя от гнева. Джон сжал кулаки, его золотистые глаза метали искры.
— Обыск ни к чему не приведет, — презрительно бросил Джон. — Мы же с тобой прекрасно помним, что случилось с деньгами, и не вздумай сейчас снова заговаривать мне зубы сказочками о брате. Должен предупредить, что на этот раз вы зашли слишком далеко, мадам. Если в истории с деньгами закон был на твоей стороне, то сейчас все обстоит иначе.
Дороти изо всех сил сдерживала себя, поскольку оправдываться в этой ситуации было бесполезно, да и с какой стати ей оправдываться, ведь она ни в чем не виновата. Но и хладнокровно выслушивать столь серьезные обвинения Дороти не могла. Наверное, стоило попробовать урезонить Джона, а когда он остынет, поговорить спокойно и объяснить ему, как сильно он заблуждается.
— Джон...
— И не пытайся.
— Что не пытаться? — Дороти нахмурилась, все еще стараясь держаться в рамках. Ей необходимо сохранять ясную голову.
— Не пытайся ускользнуть от ответственности.
— Не делай поспешных выводов, Джон.
— Дороти!
— Я не могла сделать то, в чем ты меня обвиняешь, ведь я даже не подозревала о существовании этих самых фамильных ценностей.
— Думаешь, я поверю тебе?
— Но это чистая правда.
— Тогда где же они?
— Не знаю. Не веришь мне — твое дело. Повторяю: я не видела ценностей, не брала их и не передавала ни Майку, ни кому бы то ни было другому.
На минуту Дороти показалось, что Джон готов поверить ей, но его лицо вновь сделалось жестким и злым.
— Дай мне адрес Майка. Пожалуйста.
Это запоздалое «пожалуйста» ничего не меняло. Даже если бы Джон умолял ее на коленях, Дороти ничем не смогла бы ему помочь: она ничего не знала о Майке с тех пор, как он расторг помолвку.
— У меня нет его адреса, — честно призналась она.
— Лжешь! — с ненавистью процедил сквозь зубы Джон.
Тут уж Дороти закипела от гнева, словно убегающее молоко на плите.
— Я никогда тебе не лгала, Джон! Я действительно ничего не знаю об этих чертовых ценностях! Может, твой отец успел кому-то передать их. Ты их видел после его смерти? Где он их обычно хранил?
— В сейфе. И я их видел там совсем недавно.
— В сейфе, — задумчиво повторила Дороти. — Как же я могла их... украсть?
— Ключ от сейфа находился в связке вместе с остальными ключами, на нем для отвода глаз была бирка «погреб». Ты вполне могла подобрать ключи к сейфу, ведь нашла же ты ключи от «лендровера».
— Но у сейфа есть еще и код, который я уж никак не могла знать, — возразила Дороти. — Все это просто нелепо, Джон, и я больше не желаю выслушивать твои дурацкие обвинения!
Дороти была настолько вне себя, что чуть не отвесила Джону пощечину. Неужели все зашло настолько далеко, что Джон смеет обвинять ее в воровстве? Дороти рванулась к двери, резко стряхнув с себя руку Джона, который попытался остановить ее. Она стремительно сбежала вниз по лестнице и выскочила на улицу.
Уже в Лог-хаус Дороти вызвала такси, побежала в свою комнату и стала лихорадочно запихивать в чемодан вещи. Как раз когда она закрыла крышку и заперла замочки, к дому подъехало такси.
Уже отъезжая, Дороти оглянулась: позади остался дом, где она была счастлива. Но самое обидное, что Джон не пытался остановить ее.
Затем потянулись долгие часы ожидания в аэропорту, ведь Дороти не удосужилась заранее заказать билет или хотя бы узнать время рейсов в Лонг-Бич. Но зато теперь у нее оказалось свободное время, чтобы все обдумать и взвесить.
Дороти пришла к выводу, что поступила абсолютно правильно. Как же она раньше не понимала, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку? Не следовало искушать судьбу. Джон оскорбил ее ложными
