подпрыгивает в такт музыке объёмистым животом. Хотя, как отметила она, оглядевшись, теперь приходят немногие. В баре было почти пусто; за столами сидели лишь несколько потрёпанного вида завсегдатаев, да и те, по большей части, не обращали на её игру никакого внимания.
Кто мог винить их? Всё это они уже слышали много раз. Новых клиентов не было; те, кто продолжал приходить сюда, делали это лишь потому, что им больше некуда было идти. «Дворец Шерна». Тоже – дворец. Заштатная потрёпанная забегаловка, чьи лучшие дни остались далеко в прошлом. Хоть сам Шерн и был филимзианином, помещение было отделано в чисто закдорнианском стиле: красные панели, канаты, цепи, сети и – интересно, неужели их где-то ещё делают? – каменные птицы
Амари давно уже могла играть весь свой вечерний репертуар машинально. Привычно, совершенно не задумываясь, она переходила от одного произведения к другому.
К сожалению, это оставляло ей много времени для размышлений.
Размышления эти последнее время были не из приятных – слишком часто в жизни ей пришлось разочаровываться. Все неверные шаги, все ошибки, которые ей довелось совершить, постоянно возникали в памяти. Как правило, ошибки касались мужчин. Фрэнк, Нард, Мелькор, Реннинум… каждый из них был ошибкой. Что было в ней такого, что притягивало этот космический хлам? Неужели во всей этой Галактике больше не осталось достойных мужчин?
Глянув через плечо в стенную панель, где, как она знала, можно увидеть своё отражение, и заодно лизнув несколько раз солёную палочку, Амари подумала, что выглядит неплохо. Конечно, чуть полнее, чем в юности, но большинству мужчин нравятся полные женщины. Причёска её всегда была аккуратна, локоны тщательно завиты. Макияж был тщательно наложен – с этим она управлялась быстро, ибо её четыре руки были удобны не только для игры на пианино – и нашлось бы немало мужчин, готовых подтвердить это. Кольца в носу были изящны, и она носила одно из своих лучших платьев, розовое – этот цвет ей очень шёл – чуть блестящее.
– Амари…
Осточертевший голос Шерна, владельца заведения, ворвался в её размышления. Она раздражённо подняла глаза.
– Что, Шерн?
– Клиенты впадают в сон. Музыки больше красивой можно слышать?
Шерн выводил её из себя. В век универсальных переводчиков не пользоваться ими было просто глупо. Почему Шерн упорно предпочитал убивать язык своими попытками казаться здешним, было за гранью её понимания. Она ненавидела его худое чешуйчатое лицо и немигающие птичьи глаза. Но больше всего она ненавидела его за то, что от него зависело, будет ли ей, на что жить. А последнее время ей никак не удавалось угодить ему.
– Когда ты брал меня на работу, Шерн, тебе моя игра нравилась.
– Но повторение есть всё время. Нельзя ли разнообразия?
Разнообразия. Да она может сыграть по памяти четыре тысячи произведений – этого хватило бы на несколько дней подряд – а он упрекает её в однообразии. Она разражено схватила палочку и сунула её в рот.
– Скажи мне, что ты хочешь, Шерн, и я сыграю тебе это. Лучше, чем любой, кто согласится работать на тебя за эту плату. – Из-за палочки во рту слова прозвучали немного неразборчиво, но она не сомневалась, что он уловил смысл.
– Если клиентов не будет, работа не продолжится, – прошипел он и, многозначительно глянув на неё, отошёл.
Среди страхов Амари на втором месте был страх, что ей придётся провести остаток дней своих в этом заштатном баре, за солёными палочками и игрой на пианино, так и не узнав любви хорошего человека и радости материнства.
А на первом месте был страх, что её
Будь её воля, она в жизни не поселилась бы здесь; Квалор находился за много световых лет от её родной планеты, и не только в смысле расстояния. Талемстру, где она родилась, населяли миролюбивые, творческие существа, имеющие четыре руки и пользующиеся ими для занятий искусствами. Музыка, ваяние, танцы – вот чем самозабвенно занимались её сородичи, и Амари отдала бы всё на свете за возможность вернуться к ним. На Квалоре её оставил её третий муж, Нард, красивый авантюрист, к несчастью, не отличавшийся постоянством. Он бросил её ради сиблитской красотки, которая была слишком молода для него и слишком худа. Потом Амари узнала, что он и её бросил. Но ей-то что с этого – она застряла на Квалоре.
Она ненавидела Квалор и ненавидела закдорнов. Скучные, напыщенные уродцы, совершенно не умеющие ценить творческую личность. Она не могла выполнять ни одну из тех работ, которые они ей предлагали; возиться с колонками цифр и списками файлов – это не для неё. Она не знала ничего, кроме музыки, и если она потеряет эту работу, ей будет по-настоящему плохо. Бездомная, одинокая, она умрёт на этой ужасной планете, и некому даже будет оплакать её смерть.
Амари проглотила последние кристаллики соли, передёрнувшись от горечи во рту. Схватив одной рукой кружку с таксорнским элем, она залпом осушила её, а затем атаковала клавиатуру всеми четырьмя руками. Она заставит Шерна проглотить свои слова. Разнообразие? Она покажет ему разнообразие.
Она играла в бешеном темпе, когда в бар вошёл мужчина, и сердце её учащённо забилось. Он был высок и ошеломляюще красив, с аккуратно подстриженной бородкой и усами. Красный костюм – или это была форма? – сидел на нём, как влитой, а глаза его были такого же цвета, как моря Хуалота.
С ним была женщина – худая, вернее, тощая. Амари знала, что такая жердь – кожа да кости – не может быть привлекательной для такого мужчины. Тёмные волосы женщины были аккуратно собраны, лицо без макияжа выглядело тусклым, и на ней был костюм такого же покроя, как у мужчины, но только коричневый.
Амари заиграла ещё громче, раскачиваясь на стуле. Этот человек подойдёт к ней, и они будут играть вместе.
Впервые за весь вечер, Амари улыбнулась.
Райкер обвёл взглядом сумрачное помещение. Немногие посетители сидели подальше от входа, едва различимые в полумраке. Несколько женщин – явно проститутки – лениво стояли у стойки бара в тщетном ожидании клиентов.
Он знал, что стоящая рядом Гретхен изучает помещение с не меньшим вниманием. Райкер не был уверен, что поступил правильно, взяв её с собой. Она, конечно же, настаивала, чтобы пойти с ним, и Ворф поддержал её: начальник службы безопасности предпочитал, чтобы в каждом экспедиционном отряде был хотя бы один из его людей.
И тем не менее, Райкер считал, что эта обшарпанная дыра – неподходящее место для молодой женщины из Индианы. Он не сомневался, что знай Гретхен, о чём он думает, она пришла бы в ярость, и потому никогда бы не высказал этого вслух. Но назовите его старомодным – здесь не место леди.
Амари он заметил сразу же; она бросалась в глаза своими четырьмя руками, но он узнал бы её и так. Полная, с густыми крашеными чёрными волосами и слишком накрашенным лицом; на пальцах, в волосах и в носу – дешёвого вида кольца с поддельными камнями. Свободное, широкое розовое платье не могло скрыть выпирающего живота.
– Посидите тут, я скоро вернусь, – указал Райкер на маленький столик. Гретхен отреагировала точно так, как он ожидал: глаза её сперва расширились от изумления, а потом решительно сузились.
– Полагаю, мне следует оставаться рядом с Вами, коммандер, – спокойно сказала она. – В конце концов, я состою при Вас в качестве офицера службы безопасности.
– Я понимаю это, энсин, – улыбнулся он. Но я оценил ситуацию и могу Вас уверить, что в данном случае мне лучше действовать одному.
Она моргнула. Он подвинул ей стул.
– Рекомендую трансторский эль. Это вкусно и не поставит Вас на брови, в отличие от некоторых других напитков, которые здесь, вероятно, подают.
