шел из Бактрианы в Европу, то до него Александр шел из Европы к Бактриане; что если Тамерлан вел свои армии в Галатию, то есть к западу, то сами галаты пришли из Галлии для того, чтобы поселиться на Востоке, в Галатии; что если германцы и славяне когда-то раздвигали свои пределы к западу, то в настоящее время уже много веков они раздвигают их к востоку.
Но что лучше всего указывает на логическую слабость азиатской гипотезы, так это тот факт, что даже столь искусный защитник, как Ген, принужден был выставлять на вид такие слабые аналогии в качестве солидного доказательства.
Самый сильный из аргументов, который был выставлен в пользу азиатского происхождения арийцев, есть, может быть, тот, который Гоммель, Делич и Кремер извлекли из некоторых первичных соотношений, предполагаемых между арийскими и семитическими языками. Можно допустить, что семиты возникли в Азии; и, если бы можно было доказать основное сходство между языками арийскими и семитскими, то были бы основания предполагать, что колыбели двух рас находились в соседних областях.
Гоммель приводит шесть слов, которые, как он думает, устанавливают это первоначальное соотношение. Но шести слов недостаточно для того, чтобы служить основанием теорий. Фонетические сходства могут быть случайными, или же эти слова могут быть заимствованными, занесенными финикийской торговлей. Так это было, вероятно, относительно названий серебра, золота и вина; есть основание думать, как мы это покажем далее, что они были неизвестны первобытным арийцам.
Делич идет дальше. Он утверждает, что им отожествлено до сотни корней семитических с корнями арийскими. Но даже если бы эти отожествления и были приняты, то это было бы недостаточно, так как нужно было бы иметь возможность указать на аналогию в элементах образования грамматики; а всеми признано, что в деле грамматической конструкции семитические и арийские языки разнятся существенно. Сходство некоторых первоначальных глагольных корней может быть с вероятностью объяснено иначе. Народы, говорящие на арийских языках, не все принадлежат к арийской расе. Ниже будет показано, что средиземная раса Южной Европы была, по всей вероятности, берберской или хамитской. Вообще допускают древнюю связь между семитской и хамитской семьями, и имеются многочисленные глагольные корни, которые кажутся общими для языков хамитического и семитического. Если южные арийцы суть не что иное, как арианизованные хамиты, то было бы легко объяснить рядом с существенными различиями между грамматиками арийской и семитической некоторые совпадения между семитическими и арийскими корнями. Вопреки противникам, а может быть, в силу слабости их возражений, новое учение продолжало приобретать приверженцев. В 1873 году Фридрих Мюллер признал силу аргументов в пользу европейского происхождения, которые Бенфей и Гейгер извлекли из имен растений и животных, общих арийским языкам.
В то же время Шпигель возражал также против доказательств, извлеченных из преданий Авесты, и указывал на невозможность верить, чтобы область столь высокая, столь бесплодная, столь негостеприимная, как Памирское плато, могла бы произвести те большие массы людей, которые предполагаются теорией арийских переселений, или допустить, что эти толпы исчезли, не оставив после себя следов; и он объявляет, что разделяет мнение о том, что колыбель арийцев должна находиться в Европе между 45° и 60° градусами широты.
Эта страна, говорит он, представляет почву, хорошо приспособленную к развитию первобытной арийской расы. Здесь мы находим пространство, достаточное для их распространения к востоку и к западу, распространения, в котором переселения в тесном смысле этого слова играли роль весьма незначительную. Арийская раса, продолжает он, должна была распространяться постоянно, захватывая другие расы, поглощение которых произвело диалектические различия, которые при помощи географического разлучения и отсутствия литературы с течением времени образовали мало-помалу отдельные языки. Никогда не было выражено для объяснения происхождения арийского языка теории более рациональной, чем та, которую высказал Шпигель.
Пёше в монографии, посвященной спорному вопросу{25}, первый выдвинул вперед антропологический принцип, который впоследствии развил Пенка. Он утверждал, что антропология и археология должны дополнить и исправить заключения филологии.
Он поставил на вид, как это сделал раньше его Брока, что могут быть арийские языки, но арийской расы совсем не существует, что язык имеет мало значения при изучении рас; притом арийскими языками говорили расы совсем различные друг от друга, из которых одна, раса германская, отличающаяся своим высоким ростом, голубыми глазами, белой кожей, обильной бородой и долихокефалическим черепом, может иметь претензию быть представительницей чистых арийцев, как по крови, так и по языку. Пёше отожествил эту расу с той, скелеты которой найдены были в расположенных рядами могильниках Южной Германии, и утверждал, что она существовала в Европе со времен неолитического периода. Это доказательство было дискредитировано его не получившей одобрения антропологов теорией, гласившей, что арийская раса возникла в большом болоте Рокитно, между Припятью, Березиной и Днепром. В этой-то стране, где отсутствие пигмента, или альбинизм, встречается очень часто, он и помещает начало белокурой и белой расы. В этом болоте, думает он, обитали в жилищах, построенных на сваях, народы, которые позже распространились до швейцарских озер и долины По. Архаический характер литовского языка расположил его видеть в литовцах, соседних с болотом Рокитно, остатки этой первоначальной расы.
Очевидным возражением против этой теории служит то, что болото Рокитно недостаточно обширно, чтобы быть колыбелью расы столь многочисленной, и что атлетическая и энергическая раса, какой были арийцы, превосходящая жизненной силой все другие народы, вряд ли могла получить начало в нездоровой местности, где условия существования ослабляют; притом болезненный альбинос, с волосами мочального цвета, какие встречаются в болотах Рокитно, ни в чем не походит на тип арийца с рыжими волосами, с белым и румяным лицом, с могучим и здоровым видом. Более того, существуют основательные причины предполагать, что первобытные арийцы были пастухами, ведшими кочевую жизнь, а этот род существования невозможен в болотах Рокитно.
Два года спустя к европейской гипотезе присоединился Линденшмидт, который считает, что мы должны отказаться от мысли об арийском переселении, шедшем с Востока, как от старой утопии, вышедшей из исторических преданий{26}. Он доходит до заключения, что общий словарь первобытных арийцев не носит характера специально восточного, и подобно Бенфею думает, что отсутствие первобытных арийских наименований для слона и верблюда, льва и тигра представляет сильный аргумент против азиатского происхождения. Он оспаривает также, хорошо подобранными примерами, теорию Гена о том, что направление завоеваний и переселений следовало всегда движению солнца, с востока на запад.
Он утверждает, что жизненная энергия и сила распространения арийцев единственны в своем роде. Они долговечны и обладают большой мускульной силой; поэтому невероятно, чтобы колыбель столь великой, могучей и энергичной расы была в Азии, где, насколько мы можем констатировать, не развивалось физических способностей. По его мнению, пример готов, скандинавов, норманнов, шотландцев, англичан, немцев и датчан, завоевавших Юг, колонизировавших Америку и покоривших обширные пространства в Азии, показывает нам, что именно в Северной Европе найдем мы в их наибольшем развитии признаки энергической расы арийцев. Область, где эти характеристические признаки получили наибольшее развитие, и будет, по всей вероятности, той, где раса получила свое начало.
Затем Флигир возобновил в 1881 году теорию Куно о первоначальных соотношениях между финским и арийским языками, из чего он вывел заключение, что истинная
Новая эпоха открылась для обсуждения в 1883 году, после выхода в свет двух замечательных трудов, которые ярко осветили весь вопрос и имели решительное влияние на общественное мнение. Первый был труд Карла Пенка{27}, едкий, несколько исключительный, довольно слабый в филологическом отношении, но с большой силой снова выставивший антропологические аргументы, выдвинутые Пёше. Второй, представляющий самый важнейший из трудов, когда-либо написанных об этом предмете, был трактат д-ра Шрадера{28}, содержащий осторожное и методическое изложение всего вопроса.
Так как многие из аргументов и фактов, представленных этими писателями, будут воспроизведены в следующих главах, то в этом кратком историческом изложении достаточно лишь отметить те заключения, к
