Итак, Бауз вознегодовал, узнав, что его ученица готова погубить свою карьеру, став женою помещичьего сынка. Он уверял, что, как только ее увидит какой-нибудь лондонский антрепренер, она получит ангажемент и будет иметь огромный успех в столице. Беда в том, что лондонские антрепренеры уже видели ее. Три года назад она дебютировала в Лондоне и провалилась по причине полной неспособности. А уже после этого за нее взялся Бауз и стал проходить с нею роль за ролью. Как он трудился, как взвизгивал и размахивал руками, снова и снова повторяя те же строки, и с каким неодолимым терпением и тупостью она ему вторила! Она понимала, что он делает из нее актрису, и не препятствовала ему. Она не была ни признательна, ни неблагодарна, ни злонравна, ни жестока. Она была просто глупа, а Пен был без памяти в нее влюблен. В назначенное время из 'Герба Клеверингов' прибыла карета и увезла наших друзей в Чаттерис, в театр, где, как с радостью отметил Пен, собралось довольно много публики. Мистер Фокер и мистер Спэйвин, прибывшие из Бэймута, сидели в ложе, разодетые по последней моде. Они дружески поздоровались с Пеном и, оглядев его дам, вполне их одобрили; да и то сказать, Лора была премиленькая девочка, с румяными щечками и блестящими темными локонами, а миссис Пенденнис в черном бархате, с брильянтовым крестиком, который она надевала в торжественных случаях, выглядела как никогда благообразной и величественной. Позади них расположились мистер Артур и тихий Сморк с кудрей, ниспадающей на лоб, и в белом шейном платке, повязанном с большим тщанием. Он стыдился, что находится в столь греховном месте, но как же сладко ему было там находиться! И он и миссис Пенденнис захватили с собою 'Гамлета', чтобы следить по книжке, как то принято у провинциалов, для которых посещение театра — большое событие. Сэмюел, служивший у мистера Пенденниса кучером, конюхом и садовником, занял свое место в партере, где виднелся и человек мистера Фокера. Там же уселись унтер- офицеры драгунского полка, которого трубачи, с любезного разрешения полковника Франта, как всегда помогали в оркестре; а сам этот дородный и доблестный воин красовался в ложе, с медалью за Ватерлоо на груди и окруженный молодыми адъютантами.
— Что это за странного вида человек тебе поклонился, Артур? — спросила миссис Пенденнис. Пен густо покраснел.
— Это капитан Костиган, матушка, — сказал он, — ветеран войны в Испании.
И правда, то был капитан, в новом костюме и огромных белых перчатках, одной из которых он помахал Пенденнису, а другую растопырил на сердце и на пуговицах сюртука. Больше Пен ничего не сказал. Могла ли миссис Пенденнис догадаться, что мистер Костиган — отец мисс Фодерингэй?
Гамлета в тот вечер играл мистер Хорибул, из Лондона, а мистер Бингли довольствовался ролью Горацио, приберегая силы для Уильяма из 'Черноглазой Сьюзен', которая шла вторым номером.
О представлении мы не будем рассказывать; скажем только, что Офелия выглядела прелестно и играла с отменным чувством: смеялась, плакала, растерянно озиралась, заламывала свои прекрасные белые руки и разбрасывала обрывки цветов и песен в очаровательном безумии. Ее великолепные черные волосы как нельзя более кстати рассыпались по плечам. Из нее получился самый очаровательный труп, какой только можно вообразить; а пока Гамлет и Лаэрт дрались в ее могиле, она с любопытством поглядывала из-за кулис на ложу Пена и на семейную группу, там собравшуюся.
В ложе между тем все наперебой ею восхищались. Элен не могла нахвалиться на ее красоту. Маленькую Лору озадачили и Дух, и пьеса в пьесе (когда Гамлет в этой сцене, сидя у ног Офелии, откинулся головой ей на колени, Пен ощутил острое желание своими руками задушить мистера Хорнбула), но красавица Офелия ей ужасно понравилась. Пен был в восторге от впечатления, которое она произвела на его мать, и священник, со своей стороны, тоже не скупился на похвалы.
Когда занавес скрыл от глаз публики всех умерщвленных действующих лиц, которых в последнем явлении 'Гамлета' так быстро убивают одного за другим и которых кончина сильно удивила маленькую Лору, весь театр разразился криками и рукоплесканиями; бесстрашный Сморк, до крайности возбужденный, хлопал в ладоши и кричал 'браво! браво!' не хуже офицеров драгунского полка. Эти последние были взволнованы не на шутку — ils s'agitaient sur leurs bancs [11], как говорят наши соседи. С криками ура они ринулись в бой следом за грузным полковником Франтом, и унтер-офицеры в партере, само собой разумеется, не отставали от своих начальников. Шум стоял оглушительный; Пен орал: 'Фодерннгэй! Фодерингэй!' стараясь всех перекричать. Спэйвин и Фокер из своей ложи испускали победные вопли, как охотники, затравившие лисицу. Даже миссис Пенденнис махала платочком, а маленькая Лора плясала, смеялась, хлопала н обращала удивленные глаза на Пена.
Под взрывы восторга Хорнбул вывел бенефициантку на авансцену, и она стояла такая прекрасная и сияющая, не успев собрать волосы, упадавшие на плечи, что Пен, перегнувшись через кресло матери, крича ура и размахивая шляпой, едва мог удержаться, чтобы не открыть Элен свою тайну. Ему так хотелось сказать ей: 'Смотри! Вот она какая! Может ли кто с ней сравниться? И я ее люблю'. Но он проглотил эти слова и только пуще прежнего кричал и бесновался.
Что же касается до мисс Фодерингэй, то ее образ действий уже был описан нами выше. Она проделала все в точности так же. Несколько раз обвела залу признательным взглядом; вся трепеща, едва устояла на ногах на своем любимом люке; стиснув в руках цветы (Фокер запустил в нее огромнейший букет, и даже Сморк дрожащей рукой бросил розу и покраснел до корней волос, когда она, не долетев до сцены, упала в партер), стиснув цветы, прижала их к вздымающейся груди и т. д. и т. д. Словом, отсылаем читателя к странице… А на груди у нее поблескивал медальон, который бедный Пен купил у мистера Натана на Главной улице, заплатив за него свой последний шиллинг и еще фунт, взятый взаймы у Сморка.
Потом сыграли 'Черноглазую Сьюзен', и прелестная эта пьеса очаровала и растрогала наших мягкосердечных знакомых, а Сьюзен в красном платье и чепчике с розовыми лентами была столь же пленительна, как и Офелия. Бингли блеснул в роли Уильяма. Голл (Адмирал) похож был на деревянную фигуру с форштевня семидесятичетырехпушечного корабля; Гарбетс — капитан Болдуэдер, злодей, задумавший похитить черноглазую Сьюзен, размахивал огромной треуголкой, приговаривая: 'А все-таки я ее погублю', — словом, все актеры провели свои роли с присущим им талантом; и когда упал занавес, наши друзья искренне пожалели, что эта милая и трогательная пьеса уже окончена.
Если бы Пен возвращался домой в карете наедине с матерью, он бы в тот же вечер рассказал ей все; но он сидел в лунном свете на козлах, с сигарой в зубах, а рядом с ним озябший Сморк накручивал на шею толстый шарф. Когда они отъехали мили на две от города, старых клеверингских лошадок обогнала, блеснув фонарями, коляска мистера Фокера, и мистер Спэйвин приветствовал экипаж миссис Пенденнис, протрубив на рожке смелую вариацию на мотив 'Правь, Британия'.
Два дня спустя после вышеописанных развлечений настоятель чаттерисокого собора пригласил к себе на обед несколько избранных друзей из местного духовенства. Можно предположить, что они пили превосходный портвейн и за десертом ругали; епископа, — однако сейчас нас интересует другое. Одним из гостей настоятеля был наш старый знакомый, пастор Портмен из Клеверинга, и он, будучи галантным мужчиной и заметив со своего места за столом, что супруга настоятеля гуляет по саду под розовым зонтиком, в сопровождении своих шаловливых деток, — вышел из столовой через стеклянную дверь, ведущую прямо в сад, предоставив своим собратьям издеваться над епископом без его участия. Он предложил супруге настоятеля опереться на его руку, и они стали вместе бродить по старинным бархатным газонам (эти газоны испокон веков косили и укатывали для сменявших друг друга настоятелей), спокойно и непринужденно, изредка перекидываясь словами, как подобает людям пожилого возраста и уравновешенного нрава после сытного обеда, тихим, золотым летним вечером, когда солнце только что опустилось за массивные башни собора и в небе с каждой минутой все ярче разгорается серп луны.
А в дальний конец настоятелева сада смотрел, как уже упоминалось, дом миссис Крид, и в этот вечер окно на втором этаже стояло настежь, чтобы в комнату вливался мягкий летний воздух. В комнате этой находились молодая девица двадцати шести лет, отлично все видящая своими широко раскрытыми глазами, и несчастный восемнадцатилетний юноша, ослепленный любовью, в коих читатель, уже наблюдавший их на этом самом месте, без труда узнает мастера Артура Пенденниса и мисс Костиган.
Бедный- мальчик наконец решился; он весь дрожал от страстного волнения, сердце его бешено колотилось, непрошеные слезы струились из глаз, а голос замирал и срывался, но он произнес-таки слова, которые не в силах был дольше удерживать, и бросил к ногам зрелой красавицы все сокровища своей любви, восхищения и юношеского жара. Он ли первый так поступил? Неужели ни до ни после него никому не доводилось поставить на карту все свое состояние, как дикарь отдает белолицым свои земли и имущество в обмен на глоток огненной воды или на пару стеклянных кукольных глаз?
