Nunc vino pellite curas — cras ingens interabimus aequor [26] наливайте, друг мой Сморк, вреда не будет, хоть целую бочку выпейте. — И мистер Пен затянул застольную песню из 'Фрейшица'. Окна столовой были отворены, и Элен Пенденнис прохаживалась но лужайке, пока маленькая Лора любовалась закатом. Свежий, звонкий голос Пена достиг ушей вдовы. Она порадовалась, что сын ее весел.
— Вы… вы слишком много пьете, Артур, — робко произнес мистер Сморк. Вы не в меру возбуждены.
— Нет, — сказал Пен. — Похмелье бывает не от вина, а от женщин. Наливайте, дружище, и выпьем… слышите, Сморк, выпьем за нее… за _вашу_ нее, не за мою… я-то по своей больше не тоскую ни капли… ни чуточки… ни вот столько, клянусь вам. Расскажите про вашу красавицу, Сморк, я уже давно вижу, как вы но ной вздыхаете.
— Ах! — простонал Сморк, н его батистовая манишка и блестящие запонки приподнялись от силы чувства, волновавшего истерзанную грудь.
— Боже мой, какой вздох! — вскричал Пен, совсем развеселившись. Наливайте, дорогой мой, и пейте. Раз я предложил тост — надобно пить. Какой же джентльмен отказывается пить за даму? Будьте счастливы, старина, и пусть она поскорее переменит фамилию.
— Это вы говорите. Артур? — вопросил Сморк, весь дрожа. — Вы в самом деле ото говорите?
— Ну конечно, говорю. За здоровье будущей миссис Сморк — до дна. Гип, гип, ура!
Сморк чуть не подавился, глотая вино, а Пен, размахивая бокалом, так раскричался, что его матушка и Лора не знали, что и думать, а опекун, успевший задремать в гостиной над газетой, вздрогнул и проворчал: 'Слишком много пьет мальчишка'. Сморк отставил бокал.
— Я верю в это предзнаменование, — пролепетал он, красный как рак. — О дорогой мой Артур, вы… вы ее знаете.
— Как, Майра Портмен? Поздравляю… талия у нее, правда, необъятная, но все же… поздравляю, дружище!
— Ах, Артур! — снова простонал священник и умолк, поникнув головой.
— Прошу прощенья… не хотел вас обидеть… но талия у ней, вы же сами знаете… необъятная, — не унимался Пен: как видно, третья бутылка начала оказывать свое действие.
— Это не мисс Портмен, — замирающим голосом сказал Сморк.
— Значит, кто-нибудь в Чаттерисе? Или в Клепеме?.. Или здесь у нас? Уж не старуха ли Пайбус? О мисс Ролт с фабрики и я мысли не допускаю — ей всего четырнадцать лет.
— Она старше меня, Пен! — воскликнул Сморк и, вскинув глаза на друга, затем виновато опустил их долу.
Пен расхохотался.
— Это мадам Фрибсби, честное слово! Мадам Фриб, клянусь бессмертными богами!
Сморк не выдержал.
— О Пен! — вскричал он. — Неужели вы думаете, что какая-нибудь из этих более чем обыденных женщин, вами названных, могла задеть мое сердце, когда я был удостоен изо дня в день созерцать совершенство! Пусть я безумен, пусть я греховно честолюбив, пусть я слишком возомнил о себе, но уже два года сердце мое хранит один образ, не знает иного кумира. Разве я не люблю вас, как сына, Артур?.. Скажите, разве Чарльз Сморк не любит вас, как сына?
— Ну конечно, старина, вы всегда были ко мне очень добры, — отвечал Пен, хотя сам питал к своему наставнику отнюдь не сыновние чувства.
— Признаюсь, — очертя голову продолжал Сморк, — в средствах я пока ограничен, и моя матушка не так щедра, как мне бы хотелось, но с ее смертью все ее достояние перейдет ко мне. А ежели она узнает, что я женюсь на женщине родовитой и обеспеченной, она расщедрится, непременно расщедрится. Все, что я имею и что унаследую… а это составит не менее пятисот фунтов в год… все будет принадлежать ей, а… а после моей смерти и вам… то есть…
— Что вы городите, черт возьми? — крикнул Пен, вне себя от изумления. Какое мне дело до ваших денег?
— Артур, Артур! — исступленно возопил Сморк. — Вы назвали меня своим лучшим другом. Позвольте же мне быть для вас больше, чем другом. Неужели вам не ясно, что ангел, которого я люблю… самая чистая, самая прекрасная из женщин… что это не кто иной, как… как несравненная ваша матушка?
— Матушка? — вскричал Артур, вскакивая с места и сразу протрезвившись. — Черт вас возьми, Сморк, вы с ума сошли, да она лет на восемь вас старше!
— А _вас_ это разве смутило? — жалобно возразил Сморк, намекая, разумеется, на зрелую пассию самого Пена. Юноша понял намек и густо покраснел.
— Это совсем разные вещи, Сморк, и сравнения здесь неуместны. Мужчине позволительно забыть о своем звании и возвысить до себя любую женщину; но тут, осмелюсь сказать, дело иного рода.
— Как мне вас понимать, милый Артур? — печально вопросил священник, чувствуя, что сейчас услышит свой приговор.
— Понимать? А вот так и понимать. Мой наставник — повторяю, _мой наставник_ — не имеет права просить руки леди, занимающей такое положение в обществе, как моя мать. Это злоупотребление доверием. Это вольность с вашей стороны, Сморк. Вот как это надобно понимать.
— О Артур! — взмолился перепуганный священник, просительно сложив руки; по Артур топнул ногой и стал дергать сонетку.
— Довольно об этом. Давайте лучше выпьем кофе, — сказал он властно и тут же отдал приказание старому лакею, явившемуся на звонок.
Старый Джон, бросив удивленный взгляд на три пустые бутылки из-под кларета, доложил, что кофе подан в гостиную, куда дядюшка просил пожаловать и мистера Артура. Сморк сказал, что лучше… лучше, пожалуй, не пойдет в гостиную, на что Артур холодно отвечал: 'Как угодно', — и велел седлать лошадь мистера Сморка. Бедняга грустно проговорил, что знает дорогу в конюшню и сам оседлает свою лошадку; он вышел в сени и стал одеваться.
Пен, с непокрытой головой, вышел за ним следом. Элен все еще любовалась закатом, и священник, сняв шляпу, издали ей поклонился, а затем повернул к калитке во двор, за которой они оба и скрылись. Дорога в конюшню и в самом деле была Сморку знакома. Он долго возился с подпругой, которую Пен помог ему затянуть, взнуздал лошадку и вывел ее во двор. Когда он садился в седло, на лице его была написана такая скорбь, что у Пена дрогнуло сердце. Он протянул Сморку руку, тот молча ее пожал.
— Полноте, Сморк, — сказал Пен, волнуясь. — Простите, ежели я говорил слишком резко, вы всегда были ко мне очень, очень добры. Но это невозможно, дорогой мой, невозможно. Будьте же мужчиной. Храни вас бог.
Сморк безмолвно кивнул головой и выехал из ворот; Пен смотрел ему вслед, пока лошадка не скрылась за деревьями и стук копыт не замер вдали. Элен поджидала сына на лужайке, она откинула ему волосы со лба и нежно поцеловала. Она опасалась, не слишком ли много он выпил вина.
— А почему мистер Сморк уехал без чая?
Пен поглядел на нее ласково и лукаво.
— Сморк нездоров, — отвечал он, смеясь. Давно уже Элен не видела сына таким веселым. Он обнял ее за плечи и стал прохаживаться с ней из конца в конец террасы. Лора, кивая и смеясь, барабанила в окно гостиной.
— Идите домой. — крикнул майор Пенденнис. — Кофе остынет.
Когда Лора ушла спать, Пен, которого так и распирало открыть свой секрет, описал печальную, но уморительную сцену в столовой. Элен выслушала его рассказ, от смущения заливаясь румянцем, который очень красил ее бледное лицо, что мошенник Пен не преминул отметить.
— Экая наглость, — сказал майор Пенденнис и взял со стола свечу для спальни. — До чего доходит самомнение этих людишек!
Пен в тот вечер долго беседовал с матерью — любовно, доверительно, весело и почему-то впервые за несколько месяцев крепко спал ночь, а утром проснулся отдохнувший и бодрый.
До того как уехать из Чаттериса, знаменитый мистер Долфин не только заключил с мисс Фодерингэй выгодный ангажемент, но также оставил ей некоторую сумму для уплаты долгов, которые могли накопиться
