И он согласился, опасаясь уже за свои перепонки. Дальнейшее его потрясло.
Веничка наотрез отказался сопровождать его. Артем плакал, на колени становился, друг остался неприступен.
— Это от меня не зависит, я не могу с ним встречаться, — как заведенный твердил он.
Артем попробовал, было надавить, заявив, что в таком случае, и сам не двинется с места, не тут то было. Веничка пригрозил, что в таком случае уйдет навсегда, насовсем, бесповоротно.
— Есть такое страшное слово — навечно, — втолковывал он. — Холодное, равнодушное ко всему на свете слово. Его не проверишь — чисто, не чисто. Оно висит над всеми нами на недосягаемой высоте. Тебе не страшно проститься со мною навечно?
Артем был вынужден сдаться. Как ни страшно было идти на улицу одному, но это было временно, а терять навечно единственного дружка он не хотел. Он даже стерпел то, что Веничка сразу после разговора ушел. Так как у него по-прежнему не было ключа, Артем захлопнул дверь, вышел из подъезда и направился к троллейбусной остановке. Трудно требовать от больного мальчика какой-либо бдительности, так что не мудрено, что он не обратил никакого внимания на дернувшуюся ему вслед желтую 'Нерпу'.
Красный топил Альфреда Лихера долго и изобретательно. Лихер работал в «Кайсаре» экономистом в отделе капитального строительства и доселе занимался приписками, исправно делясь с Красным, который числился в отделе экономической безопасности и вроде бы должен был пресекать подобные штучки на корню. Красный любил деньги, всегда работал с напарником, но, высосав из подельщика все, безжалостно избавлялся. До Лихера был Иванов, а до Иванова Никитин, раньше Никитина и «Кайсара» была «Катакомба». Все его подельники со временем куда-то испарялись, кто убился, кто сел, только Красный оставался на плаву. Все его везение объяснялось просто: он вовремя избавлялся от свидетелей. Вот и сейчас стоило нему пронюхать, что его коллеги всерьез заинтересовались Лихером, как участь того была решена.
Под вымышленным предлогом Красный вывез экономиста на пустынный пирс и стал топить. Парень был потешный, культурный, обходительный, высокообразованный, с хорошей семьи и с хорошими манерами, если бы было можно, Красный убивал бы его сутки. Лихер даже кричал вежливо, без надрыва, словно опасаясь, что его услышат.
Кто его здесь услышит? Разве чайки.
Красный заставил жертву написать донос на Вениамина Шуберта, про которого тот доселе слыхом не слыхивал, потом приказал раздеться, ему нравилось смотреть на мышечные судороги, и сунул головой в воду. Лихер дергался и пускал пузыри, молодые мускулистые ягодицы упруго сокращались, и Красный возбудился. Нижняя половина парня напоминала девичью, и при доле фантазии можно было представить его женщиной, но овладевать конвульсирующим Лихером Красный не стал. Он умел и любил получать наслаждение от страданий, и совсем необязательно было для этого превращаться в животного. Разумный цивилизованный человек получает оргазм от гораздо более утонченных действий, нежели обычные фрикции. Именно это отличает его от грубых животных, оставляющих основную массу людей. Красный периодически вынимал парня из воды и заставлял говорить, как ему хорошо и благодарить за это.
Он покатывался со смеху, слушая бесчисленные 'Премного вам благодарен' и 'Я искренне рад нашему плодотворному сотрудничеству'. Со временем речь жертвы стала невнятной, язык заплетался, живот раздулся от выпитой морской воды, от нее же Лихера стало тошнить, и тогда Красный быстро и беспощадно притопил его.
Вениамина Шуберта он изучил заранее и к моменту первого контакта знал о нем все.
Красный был уверен, что на вопрос о сотрудничестве тому ничего не останется, как сказать «да». Слабым местом Шуберта была его семья, и тогда Красный заставил его развестись. Глядя на мучения подельника, он испытал настоящую радость, наподобие той, что при притоплении Лихера. Пару лет он здорово попаразитировал на плечах Шуберта, забирая почти все деньги себе, оставляя тому крохи с барского стола.
Потом, как и положено, Шуберта раскрыли, но тому удалось бежать. Ловок оказался, подлец. Ну, бежал и черт с ним. Красный уже разрабатывал новую жилу, и появился у него новый подельник по фамилии Крамник, жирный боров со склада комплектации.
Красный выкинул предыдущего из головы, но прошло время и имя Шуберта всплыло заново. Обычно после рутинной проверки дело проворовавшегося сотрудника сдавали в архив, однако со временем друг Вениамин всплыл. Курировал его дело лично Борман, поставив вверенный ему отдел экономической безопасности с ног на голову.
А когда город перекрыли, понял Красный, что Транквилевский не успокоится, пока не изловит стервеца.
Красный начал действовать. Он знал слабое место Шуберта — его семью. Чудесно разбираясь в людях, он был уверен, что если Шуберту взбредет в голову вылезать из своей норы, то он первым делом сунется туда, куда нормальный человек в здравом уме и твердой памяти соваться бы не стал ни при каких обстоятельствах — к жене и сыну. Человек из телефонной компании установил прослушку на телефон, так что когда Шуберт позвонил сыну, получилось так, что он позвонил и Красному.
Пока придурки Бормана, высунув языки, бегали по городу, Красный спокойно и размеренно ехал за Артемом.
32
Артем ел мороженное. Бен понял, что такое счастье: это сидеть и смотреть, как твой сын ест мороженное. Артем неторопливо доел мороженое, облизал ложку и сказал:
— Я не знаю, получится ли у меня папа.
За прошедший час он повторил это в пятый или шестой раз. И это несмотря на то, что Бен уже передал ему ключ от абонентской ячейки и доверенность, заверенную у нотариуса. Бен почувствовал раздражение. Дети вырастают все менее адаптированные к условиям жизни, чем их родители, подумалось ему. Каков был отец Бена! Бен ему и в подметки не годился. На даче родителя вместо бочки с водой использовалась целая железнодорожная цистерна, добытая им неведомо какими путями. Бен и себя считал парнем не промах, а сын подкачал. Эволюция наоборот. Человек становится менее приспособленным и более тепличным.
— Мне надо сказать об этом маме, — это Артем тоже говорил.
Выхода не оставалось, и Бен стал напропалую врать. О том, что мама уже все знает, о том, что все на мази. Все это была ложь от начала до конца. На мази ничего не было, а Бурмистровичу, вице-президенту АМБ, он позвонил прямо при сыне.
Вышколенная секретарша, судя по голосу, дама в возрасте, только дураки держат симпатичных секретарш, для работы они не годятся, а для других целей можно легко найти их в специализированном для подобного поиска месте, здесь же надо было делать деньги. Судя по всему, секретарша знала, каким именно способом делал вице-президент деньги, поэтому без проблем соединила его напрямую.
Бен вел себя подчеркнуто предупредительно, хотя и не представился и сказал только то, о чем можно было говорить по телефону, без конкретики. Если бы кому-то вздумалось прослушать разговор, то вполне могли решить, что речь идет об обычной сделке.
— Я знаю ваши обычные условия, но я могу предложить увеличить бонус, — пояснил он.
— Вы получите двести тысяч, двадцать процентов, против обыкновения.
— Я не работаю против обыкновения, — по тому, как он это сказал, Бен понял, что тот сейчас бросит трубку.
— Триста тысяч, — быстро сказал он — Пятьсот! — потребовал ушлый Бурмистрович, прочувствовав момент. — Или я не буду разговаривать.
Бен скрипнул зубами. Его грабили. Грабили награбленное. Но у него действительно не было выхода. Лучше потерять половину, нежели все.
— Согласен, — ему показалось, что это сказал не он.
Денег было жалко неимоверно. Зная подобный расклад, можно было прекратить левые операции за год до провала и жить припеваючи. Приходилось дарить деньги уроду, который слыхом не слыхивал о затраченных им нервах, и который пальцем о палец не ударил, чтобы их заработать.
— Но вы должны понимать, что я требую гарантий выполнения соглашений, — осторожно сказал Бурмистрович. — Но это не телефонный разговор. Приезжайте, поговорим.
— Это было бы нежелательно. Встретимся на нейтральной территории.
— В таком случае, место выберу я.
— Можете называть любое, мне все равно.
Они условились встретиться в гриль баре на первом этаже гипермаркета 'Все для всех'. Бурмистрович разумно выбрал место людное, предупредив, чтобы Бен приехал один. У Бена тоже было условие: он не называет фамилии до тех пор, пока не окажется в депозитном отделении АМБ.
Бурмистрович положил трубку и вопросительно посмотрел на начальника охраны банка Андреаса Габалло, тот крупными габаритами и брезгливым взглядом напоминал самого хозяина. Габалло попросил минутку и сделал звонок по сотовому, потом подтвердил:
— Звонок сделан с трубки Магерамова. Это он, Сидор Иванович.
— Шуберт, — Бурмистрович задумчиво пожевал толстыми губами.
Бена он вычислил случайно. У него была привычка просматривать записи телекамер, и на одной он узнал Шуберта. Каково же было его удивление, когда он навел справки, и ему сообщили, что парень заявился под другой фамилией. Мало того, является какой-то шишкой в «Росе». Бурмистрович не любил выскочек из «Росы», именно поэтому он и не сообщил Желько все сразу. Но вопрос взял на контроль.
Бену несказанно повезло, что устроители банковского аврала не сочли необходимым проинформировать банкиров, по поводу чего аврал. Против косарей Бурмистрович бы не пошел.
— Наглый тип, — согласился Габалло. — Я навел справки через третьих лиц, его ищут по всей стране, а он никуда не уезжал. Для пробы я послал своего парня в «Кайсар», когда он предложил свои услуги по поискам Шуберта, с ним сам Транквилевский разговаривал и велел в случае какой-либо информации звонить ему лично.
— На фига ему композитор? И кто такой Транквилевский? Он нам не указ, а композитор пол-лимона предлагает.
— Зеленых?
— Евриков!
Габалло с сомнением заметил.
— Он зачем-то нужен Борману, если мы скроем факт, что композитор объявился, мы можем попасть на большие бабки. У Бормана есть, чем надавить, у него большая мохнатая лапа в столице. Говорят, этот аврал в городе его рук дело, хоть прямых подтверждений мы не имеем.
— Что для столицы Алга? Провинция, на нас не обратят внимания, а мы сделаем все так, чтобы и в дальнейшем не выпендриваться. Композитор сказал, что речь идет о половине суммы, стало быть, есть возможность оттяпать все. Кто он такой?
Пропавший без вести, только не до конца. В наших силах сделать так, что он пропадет окончательно и бесповоротно.
— Могут найти останки, но если не будет пальцев и головы, то его невозможно будет опознать.
— Неопознанный труп-это даже лучше. Я думаю, тебе это несложно будет устроить?
— Почему мне?
— Ты хочешь с кем-то еще поделиться? Миллион на троих не делиться.
— А на сколько делится?
— На два! Ты что вообще отупел на своей охране? Не надоело чужие мешки возить?
Габалло, наконец, дал согласие. Они обговорили детали. За Андреасом была машина и ствол. И топор.
Бурмистрович миновал первый этаж гипермаркета «ВДВ» с новыми американскими автомобилями на постаментах и вошел в гриль-бар. Он сразу увидел Бена. Тот сидел у самого
