только что вышла.
—Йеее, отличная запись, — засмеялся Жозе, — но Хилтону ты не нравишься. Он уже дал команду эту запись не продвигать. Она не попадет в двадцатку, это мне Спиди сказал. Вообще не попадет ни в какие чарты. Так что лучше пойдем со мной.
Айван плелся вслед за Жозе, уходившим в темноту, и обдумывал его слова. Он имеет в виду, что Хилтон достаточно богат для того, чтобы не класть себе деньги в карман — и все это только затем, чтобы один бедный черный бвай знал свое место. И это имеет какой-то смысл? Так он, выходит, не просто так все говорил? Он сильно опустил меня, но я считал, что, если пластинка вышла, значит, у меня появилась возможность продвинуться. Он украл запись, это меня больно ударило, но не насмерть. Но сейчас просто настоящее злодейство, ман! Какой гнусный человек! Он сделал запись, это ладно, но у него нет ни уважения к музыке, ни понимания ее — иначе бы он так не поступил. Для него это только бизнес. Лягушка сказала: «Что шутка для тебя, для меня смерть». Так оно и есть. Убил мою пластинку и таким образом дешево от меня отделался. Но Айван не сердился, только горечь и разочарование поднимались в его груди, а сам он становился каким-то онемелым и бесчувственным.
Жозе остановился возле мотоцикла «Хонда», который выглядел как новенький. Любая вещь у него отлично смотрится, подумал Айван. А почему бы и нет?
—Так, Жозе, — пробормотал он, удивившись как ровно звучит его голос, — надеюсь, что этот-то наконец твой?
—А, так ты уже слышал эту историю, — засмеялся Жозе. — Все в порядке, ман. В те годы я был совсем еще молодой. А сейчас оставил детство и взялся за ум. Все кайфово, братан, наслаждайся ездой.
Глава 15. И где мы плакали
И где мы плакали,
Когда мы вспоминали Зайон.
И как нам спеть песню Короля Альфа
На этой странной земле?
—Меня зовут Рас Петр, — сказал худощавый дредлок, — но все называют меня Педро, — Он церемонно протянул руку Айвану и, когда они обменялись рукопожатием, слегка поклонился.
—Лучший резчик во всем Кингстоне, — сказал Жозе.
Дредлок чуть склонил голову, словно давая понять, что эти слова — не более чем формальность, и сел за стол, на котором были разложены плотно свернутые цилиндрические упаковки ганджи.
—Слышал уже эту песню, 'Меч их да внидет в сердца их '? — спросил Жозе.
Рас Петр кивнул. Его медузообразная голова склонилась над травой: он изучал каждую шишечку, вдыхал ее запах и пробовал на ощупь и только после этого с видом эксперта нарезал се своим остро заточенным резаком.
—Это Айван — он ее сочинил, — сказал Жозе.
Дредлок, казалось, был не в себе, и вокруг него стояла атмосфера глубокой меланхолии.
—Ну да, — пробормотал он, и на миг на его губах промелькнула улыбка. — Я слышал ее однажды — будет великая песня. — Он посмотрел на Айвана, кивнул, и вновь Айван почувствовал в нем неизбывную печаль.
—Тут вся трава? — спросил Жозе, указывая на стол.
—Вся до последней, — сказал Петр.
—Хорошо, скоро мы сможем все реализовать. Мне дали слово, — сказал Жозе, пристально смотря на Расту. — Завтра и начнем, если хочешь. Как ты сам?
Нож замер. Петр медленно поднял голову, и Айван увидел доброе лицо с большими глазами, в которых затаилась боль, ушедшая на самое дно и мерцающая темным огнем.
—Бвай-Жозе, я так скучаю по королеве моей — и мальчик мой… — его голос стал еще глуше, и он покачал головой. — Мальчик мой, он так по маме скучает, так скучает…
Мужчины замолчали, окруженные тягостной тишиной. Раздавался только ровный шипящий звук лезвия, нарезающего траву.
—Грядут лучшие времена, — неуверенно проговорил Жозе. — Ладно, я привел сюда этого братца работать с тобой — хороший парень — если ты, конечно, согласен.
—Ты пришел сюда ради бизнеса? — спросил Рас Петр чуть надтреснутым голосом, не поднимая головы, словно разговаривал сам с собой.
Айван почувствовал, что они здесь лишние.
—Ладно, я не говорю, что так считаю. Мой бвай больной совсем — грудь у него слабая от рождения. Не уверен, будет ли он в порядке без своей мамы… — Голос сам собой потух, и Рас Петр устремил взор на своих посетителем. Хотя Айван был убежден, что он никого не видит.
Жозе топтался на месте и явно хотел что-то сказать, но не сказал, и снова воцарилась гнетущая тишина. Айвану было не по себе, это усилило чувство неловкости их незваного вторжения. Он наблюдал за Жозе, ожидая от него какого-нибудь знака, и пытаясь представить себе, что скрывается за его невозмутимостью и темными стеклами очков. Наконец Жозе молча встал и направился к двери.
—Ладно, Педро, мы в другой раз. Пойдем, Айван. — Его голос прозвучал для этой комнаты слишком громко.
Рас Петр не шевельнулся и ничего не ответил. Оказавшись под звездами, Айван почувствовал огромное облегчение.
—Фууух, — выдохнул Жозе, — бвай, тяжело-то там как, да? Брат Педро сейчас под очень тяжелым прессом.
—А что случилось? — спросил Айван, вспоминая скорбное лицо Педро.
—Солдаты застрелили мать его ребенка, сказали — по ошибке. Прошло уже полмесяца — я думал, Педро готов снова начать торговлю. — Он покачал головой. — Ладно, оставим его в покое на время.
Айван не двинулся.
—Что случилось? — спросил Жозе.
—Ты иди, — сказал Айван. — А я останусь.
Он сказал это, повинуясь внезапному импульсу, и сам не вполне был уверен, хочет ли он вернуться в тягостную атмосферу этого маленького дома. Но он был убежден, что «Райские сады» ему сегодня уже неинтересны. И кроме того, было в тихих манерах молодого Раста что-то такое, что глубоко его тронуло.
Жозе посмотрел на него с удивлением. Потом улыбнулся.
—Отличная мысль, брат, — может, так все и заработает. Педро — лучший резчик из всех, кого я знаю. У него есть чувство травы.
Айван подождал, пока рев «хонды» удалится, и робко постучал в дверь. Ответа не было. Он потянул за ручку, и дверь с громким скрипом отворилась. Рас Петр неподвижно сидел перед горками ганджи, распространявшими свой особенный запах.
— Вот, знаешь, я опять пришел, — смущенно сказал Айван.
