Ответом было долгая озадаченная пауза.
— Ты там не умерла? — поинтересовался он, набирая по мобильному номер Мукина.
Тот откликнулся сразу, будто ждал звонка.
— Слушай, как там твоего дружка зовут, который у Саленко работает? — спросил Флоров. — Андрей? Как бы мне с ним связаться?
— Зачем это?
— Мне с Иваном надо потолковать.
— За такие толковища, знаешь, что может быть? На разборки только сам Коновал может ездить.
Чувствуя, что Алексей вот-вот положит трубку и уже ее не возьмет и, не имея права этого допустить, Флоров решил немного поднажать и сказал:
— Не дергайся. У тебя лучшего друга Ханыча замочили, а ты сидишь и дергаешься: можно-нельзя.
— Но ты! — взвизгнул тот. — Я тебе морду набью!
— Ага, если твои кулаки пролезут в телефонную трубку.
— Подожди, сейчас к тебе приедут.
— Поспеши, я как раз успею позвонить Коновалу и объяснить, как ты с саловскими ребятами поезд, у него же украденный, обмываешь. Я думаю, он отнесется к этому с пониманием.
— Чего ты несешь? У кого украденный? Знать не знаю.
— Тогда заткнись, если не хочешь по незнанию на тот свет отправиться.
— Слушай, дружок, чего ты тянешь?
— Нет, дружок, это ты тянешь. Ноги в руки и мотай сюда, если не хочешь, чтобы я на самом деле в телефонную станцию играть не начал.
Мукин сказал, что Иван любит обедать в «Рахат-лукуме», и они поехали туда. Кафе располагалось в здании гаражного кооператива на первом этаже. Время было как раз обеденное. Флоров заехал в тенечек и стал ждать.
Около двенадцати начали съезжаться гости. Машины были в основном иностранных марок. Мукин сидел и ежился: район был не его.
— Вон БМВ саловская, — указал он вскоре.
Из иномарки вышли трое и скрылись в дверях.
— Сала нет, — сказал Мукин. — Сын его Валерка. За рулем был мой однокашник Андрюха.
И Китаец.
— А где Сало?
— Он мне не докладывал, — огрызнулся тот.
— А что за Китаец?
— Первый советник Ивана. Андрюха говорит: хитрый как лиса, никогда слова поперек не скажет, но такого потом хозяину наговорит про тебя, что потом за бесплатно год будешь горбатиться.
— Я хочу поговорить с сыном Ивана.
— Ты что совсем с ума съехал?
— Я, наверное, действительно с ума съехал, потому что до сих пор вожусь с вами как с малыми детьми. Отвалить бы мне, а там хоть на куски друг друга полосуйте.
Мне то что? Так что если хочешь уцелеть, кончай валять дурака и отзови Андрюху в сторонку незаметно, да и скажи, что хочет, мол, человек один словом перекинуться.
Не говори, что я с Коновалом знаюсь, скажи, что из порта по делу. Да не сиди ты, двигай булками, а то точно рвану подальше, да буду про ваши разборки в новостях смотреть да пиво попивать. Загорское.
— Ладно, чего разошелся? Сейчас спрошу, за спрос же не убьют.
Он скрылся в кафе и довольно надолго. Флоров уже подумывал о том, был ли Мукин прав со своим последним утверждением, но тот появился: возбужденный и какой-то растрепанный. На вопрос, что случилось, возмущенно заорал:
— А ты иди, поговори с ним, я посмотрю на тебя.
И поговорю, подумал Флоров. Еще как поговорю.
Он поправил брюки и вошел в кафе. В довольно просторном помещении стояло десятка полтора столов. Треть из них была занята. Стоял обычный для подобных мест гвалт.
Кто-то надоедливо громко говорил по мобильному телефону.
Теплая компания саловских сидела у стены. Валерик как раз делал заказ.
— Манты по пятьдесят рэ, шурпа. У вас, что шурпа подорожала? — вопрошал он, водя по меню одиноким отращенным когтем на мизинце.
Вообще, он выглядел пижоном. Новенькие лакированные туфли с серебряными вставками, цветная шелковая рубашка, светлые брюки.
Флоров подошел и, не поздоровавшись, без приглашения опустился на стул.
— Плов, — продолжил Валерик, не моргнув глазом.
— Поговорить надо, — сказал Флоров.
— Пива, — продолжал гнуть свое Валерик. — Только не нашу мочу, а импорт.
— Жить хочешь? — спросил Флоров.
Валерик аккуратно положил меню и вперил в него неподвижный взгляд.
— Ты знаешь, кто я? — высокомерно спросил Валерик.
Флорова зло разобрало. Сидит тут обычный жулик, даже не жулик, сынок обычного жулика. Папашу хоть можно бояться или ненавидеть — он людей грабил и убивал, а этот пришел на готовенькое, на папенькины кровавые деньги, а корчит из себя графа Монтекристо.
— Знаю, — сказал Флоров, едва сдерживая себя, внутри уже поднималась целая буря возмущения, вернее, не буря, он словно катился куда-то по наклонному желобу, не зная, куда выведет кривая дорожка, с ним такое было впервые. — Вы все кандидаты в покойники.
— Но ты, выбирай выражения, — набычился кто-то из саловских.
Валерик осадил его пыл, манерно подняв ладошку с отстраненным мизинцем.
— Пускай поболтает раз он больной на голову, — и говорил Валерик в нос, видно считая это очень красивым. — А мы потом выведем его на свежий воздух и подлечим.
Скользящий желоб внутри Флорова превратился в отвесный обрыв, и он понял, что с этими глупцами нечего и пытаться договориться, они настолько упертые, что все уже покойники. Им венки пора покупать.
— Дайте мне сказать, — устало произнес он. — Грядет большая разборка. Я знаю про вашу операцию с двумя поездами, и Коновал знает. Дело в том, что ему тоже обещали этот проклятый поезд. Так получается, что вам обоим пообещали один и тот же поезд. Пройдет пару дней, и вы все схлестнетесь не на жизнь, а на смерть.
Тогда во всем городе не хватит черного мрамора вам на обелиски.
Валерик небрежно достал сигарету и, вытянув губы трубочкой, затянулся. Флоров ждал ответа. Эх, если бы на месте сынка был сам Сало! Сможет ли этот пижон принять какое-либо решение? Он мог бы, например, свести его с отцом или, на худой конец, хотя бы предупредить родителя, чтобы тот мог назначить встречу с Коновалом и обговорить проблему с двумя поездами. Имеется ли у него этот самый орган для принятия решений? Вот в чем вопрос.
— Это все? — невзначай спросил Валерик, сделав изрядную паузу. — А то мне кушать пора.
По этим словам Флоров понял, что искомого органа у сынка нет, не предусмотрено природой.
— Я бы на вашем месте позаботился о памятниках заблаговременно, — посоветовал он.
— Освободи помещение, от тебя плохо пахнет, — отмахнулся от него Валерик.
— Я пойду, — сказал Флоров. — Я бы сказал 'до свидания', но я совсем не спешу в то место, где вы все скоро окажетесь.
— Это какое такое место? — Валерик бросил грозный взгляд, у него получилось плохо, видно, он слишком мало смотрел боевиков или недостаточно тренировался.
Флоров поднялся и зашел в туалет, чтобы омыть горящее лицо.
Следом распахнулась дверь, и появился Китаец.
Несмотря на кличку, внешне он совсем не напоминал азиата. Скорее всего, прозвище он получил благодаря необычной для этих мест манере держаться. Он никогда не кричал, не суетился, ходил всегда размеренно и медленно, руки его при ходьбе висели неподвижно, словно плети. Но боялись его посильнее тех, кто орал и махал руками.
— Я узнал тебя, — сказал Китаец. — Ты работаешь в Управлении порта.
— Но ты то умный человек, ты должен понимать, какая каша заваривается? Устрой мне встречу с Иваном.
На лице Китайца не отразилось никаких чувств, оно было словно неживое, и он продолжил свою речь безо всяких интонаций, да и без знаков препинания, пожалуй.
Нельзя было понять, где кончается одно предложение и начинается другое, где вопрос, а где утверждение.
— Я думаю, тебе не стоит с ним встречаться. Сынок, конечно, придурок, но тебе повезло, что ты на него вышел. Если б на его месте оказался папаша, он бы тебя сразу пришил.
— Что же делать?
— Надо делать деньги, а поезд забесплатно — это большие деньги. Ты когда-нибудь видел большие деньги? Например, морской контейнер, забитый пятисотками и тысячами?
Китаец посмотрел на него как на убогого, не врубающегося в элементарные вещи.
Продолжать дискуссию не было смысла. Возможно, когда-то Китаец и был умным, но потом деньги схарчили ему мозги. И любовь к бабкам можно вышибить лишь единственным способом: влепив пулю в лоб. При этом как — то забывается, что в гроб положат в одном костюме, а не в десяти. А самое главное: хоть в шикарных гробах из красного дерева, в которых закапывают этакую крутизну, и есть дверца, никому еще, даже самому крутому, не удалось открыть ее и выйти.
Катастрофа разразилась на уикенд.
Коновал, приезжал на дачу весь в себе и, ни с кем не здороваясь, сразу шел на мансарду, и уже оттуда говорил по мобильному. В таких случаях по всему саду разносился его рык. Если в начале недели его тон был радостно-возбужденным, то к выходным радость выветрилась без следа.
А потом он стал попросту орать. Он матерился, он обещал своему собеседнику башку снести. Флоров только качал головой. Он-то знал, что будущая развязка неотвратима, более того, все уже, по-существу, произошло.
— Поезд не могут найти, — подтвердила его догадки Келло. — А чего его искать: Иван его давно по автовозам рассовал.
После разговора Коновал собрал своих ребят и отъехал на трех машинах. В течение дня он заехал пару раз: удрученный, с лоснящимся от пота лицом, потом пропал, и уже до самого вечера никто больше не приезжал.
Именно когда наступило спокойствие, Флоров почувствовал себя так, как будто ему гвоздь в задницу вогнали: десятидюймовый.
— Иди-ка, в разведку сходи, — велел он Келло, и та мгновенно растворилась в телефонных проводах, скользнув в сторону города, словно невидимая подземная акула.
