Даже осы помпилы, которых так прекрасно описал Жан Фабр, враги лишь № 2.
Дальше в списке врагов (не исчерпывая его, однако!) следуют всевозможные птицы (корольки, ласточки, стрижи), осы-наездники и роющие осы, жуки, муравьи, многоножки и даже паразитические… мухи и грибы.
Весной и в начале лета можно увидеть пауков с роковым знаком сверху на брюшке — белая, похожая на червя личинка плотно прижалась к пауку и сосет его, ест заживо. А он сосет, скажем, комара или муху и не знает, что обречен. А личинка эта тоже крылатого насекомого — наездника ихневмона; временно парализовав паука уколом своей острой шпаги, наделил он его даром данайца — крохотным яичком[22]. Из яичка вывелась личинка, которая через несколько недель, высосав всего паука, его убьет. Так просто в природе, где все всех едят, решаются сложные для человеческого осознания проблемы возмездия.
От грибков, заживо их иссушающих, пауки местами гибнут тысячами.
Увидите длинноногую и длинноусую черную осу, которая волочит по земле „дохлого“ паука за ножку (а сама пятится задом!), наверняка это помпил — хитроумный губитель пауков и искусный хирург. Паука поймает, жалом точно в паучий „мозг“ уколет — и паук ни жив ни мертв: парализован навсегда. Тогда помпил роет норку, в нее тащит паралитика, яички на него свои положит, норку засыплет. Личинки осы съедят „законсервированного“ паука: он неподвижен, но не мертв и потому не портится. Детишкам осы надолго хватает свежей паучатины.
Все помпилы (а их в одной Европе около ста видов!) охотятся только за пауками: „консервы“ из другой дичи их младенцев, как видно, не устраивают [23].
Парализованных пауков помпилы хватают всегда только челюстями (ножками не помогают) и всегда за ноги тащат по земле, обычно пятясь задом вперед. Только один помпил — опоясанный — иногда летит невысоко с пойманным пауком в челюстях.
Другие осы-охотницы (почти все) сначала роют норку, а потом добычу ищут. Помпилы нет: прежде паука поймают, а тогда уже, спрятав его в надежном местечке, копают норку — передними лапками поочередно (как собака землю роет!). У ос сфецид привычки иные: копают они сразу обеими передними ногами.
Конечно, пауки защищаются, не ждут безучастно рокового удара парализующим жалом, как скот на бойне. Миллионы лет без перемирия идет эта война на паутине, и методы паучьей обороны отработаны эволюцией в разных вариантах.
Тут и сигнальные нити, хитро натянутые над жилищем паука. Оса, пикируя, заденет одну из них — паук тут же проворно прячется. Тут и ложные макеты — сплетения паутины, похожие на пауков, которые по ошибке атакует вражеская „авиация“, а хитрец паук тем временем быстро падает вниз на лифте-ниточке. Тут, наконец, и вибрационный камуфляж: некоторые пауки, увидев осу, в таком неуловимо быстром ритме трясут паутину, что превращают себя в невидимок.
Строят и осоубежища — „блиндажи“ из плотной паутины размером с наперсток. (Но если не оса, а паук-каннибал пожаловал к такому „наперстку“, то этот „блиндаж“ превращается в западню.) Строят подземелья с потайным ходом, но некоторые осы и этот секрет разгадали и, сунув жало в парадный вход, тут же бегут к отнорку и хватают паука, в панике удирающего по нему навстречу гибели. Строят пауки в подземельях и двери на прочных внутренних запорах, но есть осы с плоскими головами — они втискивают их в щель под дверью и перекусывают паутинные петли.
Словом, нет запора, для которого не нашлось бы взломщика, нет обороны, которую нельзя преодолеть. О том, как пауки строят свою оборону на разных рубежах и от разных врагов, а враги ее прорывают, я расскажу подробнее в следующих главах.
Нравы четырёхлёгочных пауков
„Любезный Джо!
Вот уже месяц прошел, как я здесь, но мой оптимизм не рассеялся“.
Человек, обмакнув перо, задумался. По бревенчатой стене футах в десяти от его глаз полз огромный паук. Мохнатый, в ладонь величиной. Его восемь глаз холодно блестели и были наконец замечены человеком.
— Канальство, — пробормотал человек с едва приметной гримасой отвращения, встал, подошел к стене и брезгливо ткнул кулаком в паука.
Однако удар был неточен, паук успел передвинуться, рука лишь скользнула по выпуклости бревна и уперлась в паз. Человек теперь уже осторожно подкрался к стене.
Паук, заметив его приготовления, ползать перестал и замер. Он как будто предоставил человеку удобные условия для нападения. Человек ударил. Но кулак опустился на пустое место.
— Канальство! — Человек разыскал молоток.
Вооружившись таким образом и посчитав казнь паука неизбежной, временно отложил ее, склонился над столом и быстро написал:
„… Джо, это место специально создано для таких, как ты и я. Люди, умеющие всадить пять пуль подряд в двухцентовую монету, здесь полновластные господа“.
Положил перо, улыбнулся и взял молоток. Удар потряс стены жилья. Но паук сидел неподвижно в дюйме от того места, куда опустился смертоносный металл.
— Что за черт?
Еще удар. Но паук, сделав неуловимое движение, вновь избежал расправы.
Удары в ярости посыпались на утлую стену. Хижина сотрясалась. Два молодых аллигатора не выдержали, и, выплыв из-под пола, направились в необъятную ширь разлившейся Амазонки.
Но паук уцелел. Он невозмутимо, но точно опережал смерть, которая неслась на него, рассекая воздух.
Человек в сердцах отшвырнул молоток.
— Канальство! — На стол рядом с бумагой лег крупнокалиберный револьвер.
— Так… — сказал человек и, уперев локти в стол, направил револьвер на паука. — Не хотел бы я, чтобы кто-нибудь вот так прицелился в меня…
Грянул выстрел — оглушительный в узких стенах жилья. Когда дымок рассеялся, стало видно, что паук жив.
Человек вновь прицелился и вновь выстрелил. Точная пуля продырявила стену в том месте, где только что сидел паук, а сам он замер чуть в стороне.
Выстрелы гремели. Ствол револьвера раскалился. Стрелок до крови искусал губы. Его светлые глаза излучали холод ненависти.
Он бросил револьвер и не смотрел больше на паука. Спокойно, будто не было вокруг кричащего, плывущего, летящего, ядовитого, зубастого мира, написал:
„… Джо, скоро я уплываю вниз по реке. Не знаю, чем это кончится“.
Пуленеубиваемый птицеед
Так (или примерно так) в амазонской сельве встретились и после небольшой ссоры разошлись два бродяги — Эльгот Лендж (неизвестно зачем в сельву попавший) и местный старожил паук-птицеед, дитя природы, лохматое и ядовитое, которое „свободно может покрыть собой окружность около шести дюймов в диаметре“. Дюйм, как известно, два с половиной сантиметра. Значит, паука этого стреляного не всякой ладонью накроешь. Тем более, что шесть дюймов совсем не рекорд для такого паука.
Рекорд — 20 сантиметров на 20 (в размахе ног).
В систематике и названиях пауков-птицеедов немало путаницы. Именуют птицеедами иногда всех вообще четырехлегочных пауков. Но тогда в этот знаменитый разряд попадают, незаслуженно конечно (и в числе около тысячи видов), многие мелкие пауки, в норах живущие и в Европе. О птицах как фирменном блюде они могут только мечтать.
Потому лучше ограничить права собственности на прославленное искателями приключений имя „птицеед“ несколькими семействами самых крупных четырехлегочных пауков. Всех найдем их тогда только в тропиках, и нигде больше.
Наиболее богатое родней семейство весьма рослых птицеедов — пауки-разбойники[24]. В нем примерно 600 видов. Иные одним лишь корпусом дециметровые, очень лохматые, на вид жутко страшные. Но, как ни странно, только на вид: самые большие птицееды — эврипельмы и граммостолы — ядом человеку не опасны.
Но есть и смертельно опасные, формиктопусы например. Рассказывают, будто бушмены (в Южной Африке) отравой из дикого лука и пауков пропитывали наконечники своих стрел. Истинно ли так — до сих пор неведомо, потому что паука по имени Мигале Бэрроу (его-то с луком и растирали) современная зоология не знает.
Другой загадочный (для зоологии) паук — арана пикакабалло, что по-испански значит „кусающий лошадей“. В Южной Америке о нем много говорят, но как его по-научному именуют (и именуют ли еще?), не известно.
Этот пикакабалло разной домашней скотине портит нервы и жизнь — ну и, конечно, люди волнуются. Однако в ученые руки причина их волнений до сих пор не попала и потому не определена. Легендарный паук неопознанным сеет страхи и совсем не спешит получить бинарное латинское обозначение в анналах высокой науки.
Пауки-птицееды (в узком смысле этого названия) днем обычно своим жутким видом население тропиков не смущают: прячутся в джунглях, в густой листве, под корнями. Многие отсиживаются в норах, которые с удивительным трудолюбием роют глубиной иногда до метра, хотя природа не дала им никаких землероющих приспособлений. Ковыряют ее упорно коготками лапок, а расковыряв, выносят из ямки комочки земли, зажав их в хелицерах. Одни вход в норку затягивают паутиной, другие нет.
Ловчих сетей пауки-птицееды не плетут, хотя, бывает, и пишут о них, будто пернатую дичь на обед они ловят именно в сети, и такие прочные, что и птица не вырвется (в одном уважаемом детском журнале я ещё недавно читал об этом).
Промышляют разбоем на дорогах джунглей. Ночь придет, и пауки-птицееды, уродства своего в темноте не стыдясь, выползают отовсюду, где от света прятались. У многих из них концы ног густоволосатые — прямо подошва получается из волос! На нее опираясь, легко лазают пауки по гладкой листве и сучьям. А если случится им равновесие потерять, падают без риска вниз даже с самых высоких деревьев. Только ноги пошире растопыривают, чтоб лучше парашютить.
О том, что пауки птиц едят, пишут давно. Еще в году 1705 вышла книга, а в ней даже и картинка: лапу на горле поврежденной птахи утвердив, ест мохнатый паук свою пернатую добычу.
Да мы и сейчас не можем утверждать, что подобными делами лохматые пауки не занимаются. Однако, наверное, очень не часто. Насекомые — вот их каждоночная дичь. Но убивают и едят (особенно в неволе, в террариумах) лягушек, ящериц, белых мышей. А про ядовитую длинноногую граммостолу[25] рассказывают, что предпочитает она охотиться на молодых… гремучих змей! За это перед пауком следовало бы шляпу снять, если б сам он не был опаснее гремучей змеи.
Когда о пауках-птицеедах пишут и рассказывают, то почему-то часто одну их редкую, поразительную и необъяснимую повадку пропускают без внимания. А повадка очень даже оригинальная.
Щетинки, от которых паук такой лохматый, очень тонкие и ломкие. Стоит к нему притронуться — и щетинки, обломившись, в кожу вонзятся, получится воспаление, как от занозы, или
