сильно, наотмашь, дернул кольцо.
Белая пена шелка бесшумно заполнила все пространство стола. Слободкин запустил в нее пальцы, зачерпнул поглубже, поднес на ладонях к лицу, зажмурился.
— Чем пахнет? — серьезно спросил Савватеев.
— Белоруссией пахнет. Лесом, солнцем, полем, травой… И еще первой ротой.
— Вот теперь вижу — действительно угодил.
Сергей вздохнул, помолчал, поворошил еще раз шуршащий шелк, потом стал укладывать парашют — с такой тщательностью, будто готовил его к прыжку.
Савватеев внимательно следил за каждым движением Слободкина. Улучив момент, попробовал помочь разгладить одну из самых ответственных складок.
Слободкин удивленно посмотрел на Савватеева — ему показалось вдруг, что начальник только притворяется, будто ничего не смыслит в этом, а на самом деле прекрасно понимает, что к чему.
— Вы что, прыгали когда-нибудь?
— С печки на лавку. Но сын у меня два года в аэроклуб ходил до войны. Вечерами нам с матерью, бывало, уроки давал. Про всякие стропы, тросы и люверсы. Правильно называю?
Слободкин взглянул на Савватеева с еще большим удивлением.
— Правильно, люверсы.
Спросил начальника о его сыне. Но, кажется, не совсем кстати. Савватеев не ответил.
— Ну, как, приняли в цехе? Баденков? Каганов? А Устименко? Ты в случае чего прямо ко мне заходи. Запросто.
Сергей поблагодарил. Хотел намекнуть, что Баденкову не очень-то понравился этот звонок из отдела кадров. Савватеев опередил его:
— А сейчас шагай в цех. Баденкову скажи: посадил, мол, Савватеев анкету переписывать. Не по форме, дескать, была. Понял? Не будем раньше времени шум поднимать. Да и дела на заводе сейчас такие, что каждая пара рук на самом строгом счету. И уберем от лишних глаз до поры нашу технику.
Парашют скрылся за дверцей шкафа. Савватеев запер замок, протянул руку Слободкину:
— Держи.
А в дверях еще раз Сергей услышал простуженный голос начальника:
— Так строго между нами!
Поздно вечером Слободкин добрался до барака и пристроился на койку рядом с Зимовцом. Смертельно хотелось есть и спать. Зимовец окликнул его.
— Наломался?
— Было дело.
— Я тебя весь вечер жду. Не курил даже.
Сергей услышал в темноте сладкий запах махорки. Они закурили, по очереди затягиваясь одной цигаркой. Малиновый огонек медленно переходил из рук в руки, пока не прикипел к пальцам.
Слободкин сперва хотел рассказать своему дружку о сегодняшнем разговоре с Савватеевым, хотя бы в самых общих словах, потом решил не торопиться с этим. На душе было тревожно, в голову лезли мысли, одна мрачнее другой, Сергей гнал их прочь, стараясь сосредоточиться на чем-нибудь таком, чем можно было бы поделиться с приятелем. Зимовец почувствовал это, сам спросил:
— Что у тебя?
— Ничего. Думаю.
— О чем?
— О том, например, что обобрал тебя с ног до головы. Полкойки оттяпал, кисет весь выпотрошил.
Зимовец сердито повернулся с боку на бок так, что Слободкин чуть не слетел на пол.
— Поаккуратней, нельзя? Пустил жильца, теперь терпи, не сталкивай.
— Я человека пускал, а не скотину, — буркнул Зимовец.
— Ладно, не злись. Пошутил.
— То-то. Думающее, стало быть, существо. Ну, а раз так, то думай, когда говоришь.
— Ладно.
— Думаешь?
— Думаю.
— О чем? Кошки, что ли, скребут?
— Откуда ты взял?
— Говори уж, коли начал.
— Я не начинал.
— Вот и попался. Не начинал — значит, мог бы начать, да не перед кем душу вывертывать. Так, что ли, тебя понимать?
Слободкин промолчал. Зимовец обиделся:
— А еще друг называется.
Может, сказать ому об Ине? Если мы действительно друзья, то рано или поздно все равно надо будет все выложить. Скажу об Ине. Но как?
— Об Ине? — удивился Зимовец. — О какой еще Ине? Ты что, спишь или бредишь? Бредишь, скорей всего. Война, а у тебя девчонки на уме…
— Солдафон ты, Зимовец. Самый настоящий солдафон. Да и не говорил я тебе ничего.
— Об Ине?
— Об Ине.
— Значит, я не солдафон, а Иисус Христос.
— Понимай, как знаешь.
— Но не с неба же в конце концов это имя слетело! Словом, выкладывай!
Зимовец зашуршал кисетом, высыпая последнюю пыль самосада. Слободкин, дождавшись, когда козья ножка будет готова, первым затянулся и незлобно выругался:
— Ну, черт с тобой. Только без хамства.
Слободкин рассказал Зимовцу о том, как впервые увидел Ину в предвоенном Минске. Как написал ей письмо. Как писал потом каждый день и ежедневно получал ответы. Как вся рота за него переживала, а он думал, что никто ни о чем не догадывается. Как ездил в Минск из Песковичей, в которых служил в воздушно-десантное бригаде, как нелегко было получать увольнительные. Как потом разом все оборвалось. Не стало коротких встреч, длинных писем — все кончилось. Потерялся где-то на дорогах войны след человека, незаметно ставшего самым дорогим, с которым связывалось все настоящее, будущее, жизнь…
Слободкин сказал еще, что дальние родственники Ины жили до войны, кажется, где-то на Волге, и что у них можно было бы при случае попробовать навести справки.
Приятели проговорили долго. Махорки больше не было, и малиновый огонек не мелькал между ними, но Слободкин и Зимовец не чувствовали ни голода, ни холода, ни усталости. Сама война, казалось, отошла куда-то и не напоминала о себе ни выстрелом зенитки, ни взрывом бомбы, ни сиреной — ничем решительно. Только вьюга стонала совсем рядом, за тонкой переборкой барака. Может быть, именно поэтому немец и не прилетал. А может, сама судьба охраняла их, давала возможность отвести душу. Подарила одну ночь солдатам. Впрочем, какие они теперь, к шуту, солдаты. Никогда не думали, что занесет их сюда, в эту дыру. И не солдаты, и не рабочие…
— Подставляем безропотно бока немецким фугасам, — говорил Слободкин, ничего толком сделать не можем. Какая там работа для фронта, для победы…
— Ну, ты уж мрачнее мрачного стал, — неожиданно перебил приятеля Зимовец, почувствовавший, что того заносит слишком далеко. — Бока мы действительно подставляем, верно. Не бока уже — одни ребра, но все-таки ты не прав, Слобода. Весь под впечатлением момента. Ну жалко, конечно, девку…
— Я запрещаю так называть ее.
— Ну, бабу.
— Я же ясно просил тебя — без хамства.
— Ты здорово размотал первачки в своем десанте. Девкой не называй, бабой тоже не смей — ангелок, да и только! Поглядел бы я на твоего ангелочка сейчас — что с ним сталось и с кем воркует?