банковское все. Алхимик принимал отбой, некромант раздавал карты, близнецов на всякий случай оттерли подальше, и теперь они громко ругались на заднем плане, тщетно пытаясь пробиться к столу.
Мы начали игру.
Эта партия была еще короче предыдущей. Я выиграла, оставив Ривендейла с ворохом карт на руках.
Похоже, у вампира взыграл наследственный герцогский гонор. Герцогиня-мать, верно, часто отчитывала старшего герцога за чрезмерную любовь к игре, и сын его унаследовал от отца эту страсть. Он играл хорошо, удача всегда ему сопутствовала. Наверное, Генри, как любой игрок, был готов к возможному поражению, — но это должно быть поражение от сильнейшего. А я… да что такое я? Допускаю, что после василиска… нет, для вампира — взлома Эгмонтова кабинета — Ривендейл проникся ко мне некоторым уважением, да и на занятиях я через раз одерживала над ним верх, но карты оставались целиком и полностью его сферой. Он попросту не имел права спасовать передо мной.
— Еще! — потребовал герцог, стаскивая с пальца старинный перстень.
Я оглянулась на публику, ища поддержки. В конце концов, прежде все они с энтузиазмом восприняли мое предложение, чтобы каждый сыграл со мной не более двух раз. Мне совершенно не хотелось обыгрывать герцога до штанов. Но народ хотел зрелищ; посмотрев же на вампира, я поняла, что если откажусь, то наживу себе смертельного врага.
«А, мрыс с тобой!» Я ощутила вдруг кураж, круживший мне голову не хуже вина. Гордый герцог, свысока смотрящий на рыжую девчонку, — что, должно быть, неприятно ей проиграть? Сам виноват, никто тебя не звал… я не герцогиня-мать, чтобы уговаривать не совершать глупостей. И не Полин, чтобы любить за одни красивые глаза.
Мы сыграли общим счетом пять партий. С каждым разом игра становилась все короче, а на руках у герцога оставалось все больше карт. Близнецы, прорвавшиеся-таки к столу, предположили, что в конце концов случится самая короткая партия в мире, когда Ривендейл разом заберет себе всю колоду, а я схожу единственной имеющейся у меня картой — козырным тузом.
В четвертый раз Генри поставил на кон другой свой перстень, с герцогской печатью. Его откровенно несло, ничем иным я это объяснить не могла. В пятый раз он попытался было поставить штаны, но я отказалась, сообщив, что меня зовут не Полин и стриптиз в исполнении герцога интересует меня в последнюю очередь.
Мы сыграли на желание.
Я не знаю, зачем Генри затеял пятую игру. Он должен был понять, что выиграть у меня невозможно, но всякий раз выкладывал карту с таким видом, будто именно она и поможет ему победить. Я, напротив, ходила все менее и менее охотно.
Игра шла очень странно. По ходу я набрала полные руки карт, и Ривендейл вроде бы даже приободрился; но стоило партии перейти за середину, как я стремительно начала отыгрываться. К концу у меня осталась одна-разъединовая карта, а герцог все принимал и принимал.
По-моему, финал был вполне предсказуем.
Герцог с убитым видом рассматривал свои карты. Он выложил их веером на стол, и я увидела, что там встречались и короли, и дамы, был даже один туз — но во второй половине козырные карты словно сами шли мне в руки, и никакие «картинки» не могли бы ничего изменить.
Я задумчиво посмотрела на Генри. В его власти было дать мне многое… я отстраненно подумала, что удача все-таки отвернулась от него не до конца. Окажись на моем месте Полин — и назавтра в роду Ривендейлов прибавилась бы еще одна герцогиня.
Похоже, Генри посетила точно та же мысль. По крайней мере, в глазах у него отражался все больший и больший ужас.
— Так, — начала я. — Я имею право забрать выигрыш прямо сейчас?
Герцог убито кивнул. На него было жалко смотреть; я невольно вспомнила, что в пересчете с вампирьих лет на человеческие Генри выходил младше меня. Ему не было жалко денег, но сейчас он изо всех сил пытался сохранить лицо, одновременно стараясь разгадать, чего конкретно я у него затребую.
А затребовать я могла многое. Хотя бы и фамильное бриллиантовое ожерелье герцогини-матери, подаренное ей старшим герцогом в день свадьбы. Про ожерелье это нам рассказывали на истории — штука была известная, стоила примерно столько же, сколько выигранное старшим герцогом графство. Картинка матери, снимающей с шеи ожерелье, надо думать, очень четко предстала пред внутренним Ривендейловым взором. Нет, она ничего не скажет сыну — карточный долг есть карточный долг, это святое, — но, право слово, лучше бы сказала.
Я хлопнула в ладоши, призывая всех ко вниманию.
— Это мой выигрыш? — Я указала на тускло поблескивающую груду золота в дальнем углу. В ее середину была воткнута фамильная шпага с гербом Ривендейлов на рукояти.
Народ согласно загудел. К согласию примешивалась определенная доля скорби, — кажется, до всех только сейчас дошло, какую конкретно сумму они проиграли.
— И я могу распорядиться им как захочу?
Снова согласное гудение.
— Герцог Ривендейл… — громко сказала я, глядя Генри в глаза. Глаза были темные в прямом и переносном смысле: яркая Ривендейлова фантазия наверняка уже нарисовала ему картинку: меня, намертво вцепившуюся ему в руку, в белом платье и с длинной фатой. На заднем плане видения маячила матушка, лишившаяся фамильной драгоценности, и отец, опозоренный невероятным проигрышем сына. Я вспомнила свою единственную встречу с Ривендейлом-старшим и подумала, что Генри тревожится не напрасно. — Герцог Ривендейл, ты клянешься исполнить мое желание? Каким бы оно ни было?
— Да, — так же громко ответил вампир.
— Я хочу… — Я выдержала паузу — не из любви к садистским эффектам, а просто дожидаясь полной тишины. — Я хочу, чтобы мы прекратили игру и никогда больше ее не возобновляли. Я хочу также, — мне пришлось возвысить голос, чтобы перекрыть поднявшийся шум, — чтобы ты забрал все, что проиграл ранее, за исключением, — герцог обратился в слух, — этого желания и золота, которое проиграл в самый первый раз. Это был первый пункт. Пункт второй… — Шум поднялся такой, что я пожалела, что не сообразила залезть на стол. — Я согласна вернуть каждому его проигрыш за исключением одной десятой части — в обмен на два желания.
Народ смолк. В глазах у каждого возникла задумчивость, сходная с той, которая не успела еще покинуть взгляда Ривендейла. Впрочем, им-то было не так уж и страшно: выйти за всех оптом я бы все одно не смогла, да и не такой, признаться, я плохой вариант. По крайней мере, с моей удачей можно не волноваться за семейный бюджет.
— Желание первое. Каждый день в течение года один из вас должен накормить меня приличным обедом. Не в школьной столовой, — поспешно уточнила я, потому что в глазах у гномов мгновенно запрыгали нолики. — Не претендую на эльфийские рестораны, но еда должна быть съедобная. Желание второе, — продолжила я в полной тишине. — Я хочу, чтобы, когда мне будет грустно или скучно и просто настроение плохое, вы меня развеселили. Я скажу как именно, но ничего плохого там не будет. Все согласны?
В карих герцоговых глазах окончательно померкло видение нашей свадьбы. «Оно и к лучшему», — облегченно подумала я. В конце концов, когда я сюда шла, то надеялась всего лишь получить деньги на нормальный обед. Пополнять собой ряды Ривендейлов в мои планы не входило. Да и ссориться с большинством студентов — тоже.
Все оказались согласны. Еще минут десять народ разбирал проигранное; на то, чтобы определить, кто именно поведет меня кормиться, ушло немножко больше времени. В итоге вызвался Ривендейл. Похоже, по сравнению с возможным ущербом даже оплата обеда в лучшем ресторане столицы для всего нашего курса не показалась бы ему особенно обременительной.
Второе желание я решила затребовать пару недель спустя.
Был холодный день просинца, каникулы приближались к концу. По пути от Академии до города и обратно я замерзла как цуцик. Не сказать, однако, чтобы мое настроение было таким уж плохим, — сегодня меня кормил тот самый гном, которого я победила самым первым. Не мудрствуя лукаво, он привел меня в специальный трактир, находившийся на дальнем конце города, и, не обращая внимания на табличку «Только
