движется быстрее, чем некоторые планеты! Вполне можно сказать, что она «плетет свою сеть быстрым светом».
Обратимся теперь к шумерской или, точнее, шумеро-аккадской культуре. Известно, что она возникла более или менее одновременно с культурой Древнего Египта. В предыдущих главах я уже высказывал гипотезу о том, что близкое сходство между религиозными представлениями шумеров и египтян свидетельствует об общности происхождения их цивилизаций. Позже я обнаружил, что Уоллис Бадж предполагал то же самое. Мне не удалось пока выяснить, занимался ли кто-либо из шумерологов этим вопросом. Значительно больше внимания они уделяют торговым связям между Шумером и цивилизацией долины Инда, а также проблеме местоположения страны Дильмун. (Для шумеров Дильмун был, с одной стороны, реальной страной, из которой они экспортировали строевой лес, а с другой — «иным миром», но отнюдь не преисподней, а неким «чистым», или «светлым», местом.) Крамер полагает, что Дильмун — это именно долина Инда; Дж. Бибби же, вслед за Питером Б. Корнуоллом, отождествляет его с одним из Бахрейнских островов в Персидском заливе. Для шумеров эта страна была исключительно важна, и поэтому ученые наших дней также склонны уделять ей повышенное внимание. По мнению Крамера, Египет шумеры называли страной Маган, и царь Саргон даже посылал туда свои войска.
Основные принципы, лежащие в основе египетской и шумеро-аккадской астрономии, практически тождественны между собой. Но, конечно, в деталях они отличались, о чем можно прочесть в книге профессора Отто Нейгебауэра «Точные науки в древности». Однако и сам Нейгебауэр признает, что его мало интересовали начальные этапы развития науки в этих странах, и он не уделил серьезного внимания наиболее древним из сохранившихся источников. Вот как он характеризует свой подход к отбору материала: «Наше описание вавилонской астрономии будет не вполне исчерпывающим. Особенности ее исторического развития мы затронем лишь в самом общем плане. Подробное обсуждение немногих сохранившихся древних текстов, с одной стороны, заняло бы слишком много времени, а с другой — никак не оправдывается их реальным историческим значением. Это верно и для вавилонских, и для египетских источников. Если же мы обратимся к более поздним периодам истории этих стран, то здесь ситуация совсем иная». Что ж, профессор Нейгебауэр, по крайней мере, не скрывает своих предпочтений.
Откроем теперь перевод аккадского эпоса, известного под названием «Энума элиш»[183] — по первым словам сохранившегося текста, которые буквально значат «Когда вверху…», — и прочитаем следующие строки:
Другими словами, здесь описана система, аналогичная древнеегипетским звездным часам. Каждый месяц состоит из трех десятидневных недель, что дает в итоге 36 созвездий, или «деканов», представляющих собой астральные образы богов. В тексте подчеркивается, что каждый месяц разделен на три части — «недели» — и что каждой из этих «недель» соответствует созвездие или определенный участок неба. Вряд ли можно предполагать, что месяц делился на неравные промежутки времени; судя по всему, это те же самые десятидневные «недели», что и в Египте. Поскольку 3 x 12 = 36, здесь мы также имеем дело с тридцатью шестью «деканами», каждый из которых определяется некоторым созвездием. Как и в Египте, шумерские «деканы» — это «астральные образы богов». Странно, что никто из ученых не обратил внимания на точнейшее соответствие между этим отрывком из «Энума элиш» и египетской системой звездных часов.
Строка «И определив дни года [посредством] [небесных] фигур… «также весьма интересна. Похоже, что речь здесь идет об эпагоменах — пяти добавочных днях, которые были необходимы, чтобы получить реальную (или близкую к реальной) продолжительность года — 365 дней.
В египетской традиции каждому из этих дней соответствовало (и, таким образом, определяло его) одно из божеств, связанное с некоторым созвездием («небесной фигурой»). Эти пять дней египтяне называли «сверхгодовыми днями». Они играли важную роль и в астрономии индейцев майя. Я, впрочем, не собираюсь углубляться в обсуждение особенностей астрономии майя. К тематике моей книги она особого отношения не имеет.
Итак, мы видим, что астрономические представления шумеров и египтян были в своей основе тождественны. Это обстоятельство даже более существенно, чем сходство в именах богов и религиозных верованиях. Последнее можно объяснить, сославшись на то, что люди в самых разных уголках планеты были склонны выражать чувство благоговения перед божеством с помощью одних и тех же звуков. В конце концов, все мы, обращаясь к матери, говорим: «Ма!» Но астрономические системы такого уровня сложности — это уже нечто иное. Тот факт, что в аккадском тексте, датируемом, на взгляд его переводчика Э. А. Спейсера, ранневавилонским периодом (т. е. началом второго тысячелетия до нашей эры), описывается, по сути дела, египетская система звездных часов, как минимум свидетельствует о тесных связях между этими культурами. Когда именно они были установлены — сказать трудно, но можно оценить верхний предел возможных в данном случае датировок. Ясно, что установление подобных связей должно было предшествовать созданию поэмы «Энума элиш». Даже если мы примем самую позднюю из возможных датировок, это будет начало первого тысячелетия до нашей эры. Наш вывод не менее убедителен, чем любые материальные свидетельства межкультурных контактов. Но поскольку это лишь верхний предел, то в действительности контакты между Египтом и Шумером должны были начаться значительно раньше. Не исключено также, что обе эти культуры имели общее происхождение — как предполагал Уоллис Бадж.
Известны образцы египетских звездных часов, сохранившиеся от эпох правления Сети I (1303– 1290 гг. до н. э., XIX Династия) и Рамзеса IV (1158–1152 гг. до н. э., XX Династия). Они изображены на стенах гробниц этих фараонов. Следовательно, возраст звездных часов — не менее 3300 лет, и они, судя по всему, имеют столь же почтенный возраст, как и вся цивилизация Египта. К началу первого тысячелетия до нашей эры в их структуру были внесены некоторые изменения: десятидневную неделю заменила пятнадцатидневная. Позже были произведены и другие модификации, и со временем система звездных часов стала анахронизмом. Мне представляется, что возвышение солнечного бога Ра сделало звезды (в частности, Сириус) менее важными в глазах египтян.
Так или иначе, в начале первого тысячелетия до нашей эры роль системы Сириуса в египетской картине мира уже не была столь существенной, как раньше; на первый план вышли менее эзотерические (и более понятные для масс) концепции. Возможно, что, сознавая неизбежность происходящего, некоторые жрецы решили сохранить древние знания о системе Сириуса в специально созданных для этой цели убежищах. Это предположение будет детально рассмотрено ниже, и результаты рассмотрения, я полагаю, окажутся весьма любопытными.
Пока же вернемся в Шумер и продолжим наши поиски. В табличке VI поэмы «Энума элиш» говорится об Ануннаках — сыновьях бога Ана (Ан значит «небо»), известного также как великий бог Ану. Их число составляло ровно 50, и чаще всего Ануннаков называли просто — «пятьдесят великих богов». Имена их особой роли не играли; акцент делался на количестве Ануннаков, их величии и основной функции — быть повелителями судьбы. Ниже мы увидим, что если кто-то из других шумерских богов и отождествлялся с кем-либо из Ануннаков, то в лучшем случае косвенно. Эти «пятьдесят великих богов» представляют собой серьезную загадку для шумерологов. С одной стороны, остается совершенно неясным, какое место занимали Ануннаки в шумерском пантеоне. С другой — они то и дело упоминаются в клинописных текстах без каких- либо дополнительных объяснений. Для шумеров образ этих богов явно имел большое значение.
В одном древнешумерском сказании, сочиненном задолго до возникновения вавилонской цивилизации и повествующем о деяниях эпического героя Гильгамеша, содержится явная перекличка с древнегреческим мифом об аргонавтах. Это сказание условно названо «Гильгамеш и Страна живых»; его перевод был сделан С. Н. Крамером.[184] Можно даже сказать, что здесь мы впервые встречаемся с героем, который много позже получит имя Ясона. «Страна живых» находится под
