блаженство. После целого дня на ногах это настоящее счастье - переобуться.
Из дальней комнате доносилось тарахтение маминой швейной машинки. Квартира у нас угловая и она решила расположиться со своим рабочим инструментом именно там, чтобы не раздражать излишне нервных соседей.
- Мам, я пришла! - крикнула я, как только ее железный монстр затих - наверное, она перевернула ткань.
- Да, Рита, слышу.
На кухне было очень накурено. Пепельница дяди Семы наполнилась доверху и окурки уже вываливались на белую бабушкину скатерть. Ох, и расстроится она, когда увидит.
- Добрый вечер, - кивнула я.
Отчим многозначительно оторвал глаза от книги.
- Привет. Что принесла? - он скосил глаза на пакет и чуть сдвинул очки.
Небритый, в растянутой домашней тельняшке, с очками в дешевенькой оправе и сигаретой в зубах, Семен очень напоминал алкоголика. Только вот он капли в рот не брал за свои пятьдесят с хвостиком. Наверное, поэтому мама его и выбрала пять лет назад.
- За сегодня зарплату отдали. Вот решила продукты купить.
Я стала выкладывать содержимое пакета на стол. Семен с интересом наблюдал за мной и брал каждый предмет в руки. Пару минут он крутил его, выискивая срок годности, затем проверял состав и кивал - то одобрительно, то осуждающе.
- Ритуль, ты зачем этот сыр купила? В нем же сплошные консерванты, - он брезгливо отодвинул баночку с плавленым продуктом. - Вредный он.
- Зато недорогой, - ответила я. - И по вкусу ничего.
- Легкомысленная ты девица, Рита, - покачал головой отчим. - Совсем о здоровье не думаешь. Вот все вы такие, молодежь. Я помню, когда студентом был...
Дальше я не слушала. Поучительные речи моего отчима можно было записывать на диктофон и продавать на радиорынке, как лекции для тренировки терпения. Выслушать его не представлялось возможным. Семен считал себя, кандидата философских наук, умнее всех на свете. Ему было плевать, что у кого-то может быть свое мнение. Он считал непосредственным долгом учить всех и каждого, дабы внести истину в этот потерянный мир.
- ...привыкли вы сейчас есть пестициды и консерванты, оттого и внутри все гнилые. Знаешь истину 'ты - то, что ты ешь'? Так вот нынешняя молодежь...
- Дядь Сем, а вы чего читаете? - решила прекратить эту словесную диарею.
Отчим словно спохватился. Мотнул головой и поправил очки.
- У меня лекция завтра. Вот, готовлюсь. Хочешь послушать?
- Нет-нет, - поспешно отказалась я. - Знаете, так устала. Поужинаю и спать.
- Жаль. Тема очень интересная. 'Осознание бытия в маргинальных слоях общества'.
Я хмыкнула.
Это у нас что ли? Мы самые, что ни на есть маргиналы. И сильно сомневаюсь я, что подобные нам, которых сотни в стране думают, что же такое их бытие. Я, например, совершенно не думаю, когда по несколько часов стою с листовками в переходе. И мама не думает, когда сутками сидит за швейной машиной. И бабушка, когда ей приходится мести двор за полставки.
А он думает! Великий мыслитель! Читает по три-четыре лекции в неделю, кичится своей ученой степенью и ходит в засаленной рубашке.
Я остановилась, бездумно глядя в холодильник с тем самым вредным сыром в руке.
Хватит, Рита. Еще немного и сорвешься. Глубоко вдохни и иди ужинать. Тебе еще курсовой писать.
Холодильник захлопнулся, оставляя меня в раздумьях по поводу ужина. Аппетит как-то пропал после лекции о нравах современной молодежи. Семен углубился в дальнейшее чтение своего талмуда. Видимо, чтиво производило на него глубочайшее впечатление, так как отчим то и дело хмыкал и сдвигал брови.
Я вышла из кухни и заглянула в мамину комнату.
Ее швейная машинка бойко отбивала свое 'тра-та-та' и больше напоминала автомат Калашникова. Как эта развалюха до сих пор работает, уму непостижимо.
Мама сидела спиной ко мне в простом ситцевом халате. Ее волосы, чуть тронутые сединой, небрежно заколоты на затылке, а подол весь обсыпан тоненькими желтыми ниточками, падающими с кромки ткани. Она внимательно следила за стежком и постоянно поправляла его.
В моей комнате было душно. Старые занавески плотно закрыты, а форточка задвинута на защелку.
- Дашка, ты чего окно не откроешь?
Сестра повернулась ко мне и шмыгнула носом.
- Бабушка запретила. Сказала, что я заболею. И так чихаю весь день.
- А будешь в непроветренной комнате с микробами сидеть, заболеешь быстрее.
Я открыла окно, и поток свежего воздуха хлынул в нашу тесную комнатку. С улицы донеслись песни и веселые крики. Интересно, а тот парень еще там? Я посмотрела вниз и тут же отпрянула назад. Какая мне разница?
Дашка сидела, сгорбившись над тетрадью. Под ослепительным светом старенькой настольной лампы она старательно выводила свои ровные буковки и обдумывала каждое слово.
- Рит, а как будет - презентация или призинтация?
- Ого, - присвистнула я. - Это кто детям такие слова в третьем классе задает писать?
- Галина Петровна. Она задала сочинение.
- На тему?
- Про наш поход в музей.
- И зачем тебе там эта 'презентация'?
Дашка невинно пожала плечами.
- Она в музее как раз и проходила.
- Ясно. Тогда пиши через 'е'.
Дашка снова углубилась в свое творения, а я намотала пару кругов по комнате. Как ни странно, даже при всей усталости, мне не сиделось. Хотелось что-то делать, чем-то себя занять. Но только не курсовым и не ужином с Семеном.
- Рита! Риточка! - спасительно позвала бабушка из кухни. - Ты чего не кушаешь?
Я опустилась на стул и вздохнула.
- Не хочется чего-то...
Анна Васильевна улыбнулась и поставила чайник на огонь.
- Ну, хоть чайку со мной выпей. Без мяты мне, старухе, не уснуть.
- А Семен где?
- Семочка читать в зал пошел. Закрыл дверь, сказал - мы ему мешать разговорами будем. А у него завтра лекция.
Я скептично хмыкнула. Тоже мне гигант мысли.
- А мама чего?
- Мама шьет. У нее заказ срочный, до завтра. В общем, будет работать. Знаешь, Риточка, я так за нее переживаю. День и ночь сидит и сидит за этой машинкой, - бабушка перешла на шепот: - И хоть бы заработок был? А то ведь все деньги то на коммунальные, то на еду. А себе ничего и не оставляет. Загубит она себя.
- А Семен?
Бабушка махнула рукой и отвернулась.
- Пользы с него, как с козла молока, - прошептала она. - Оооох...Ладно, сейчас чайку
