— Храни вас Бог, — сказала девушка.
— Храни вас Бог.
— Мама, это Лайла. Мы застряли на Дороге, нас грейдер дотащил. Домой ей не добраться. Она переночует у нас?
— Господи, конечно, деточка! Конечно! Очень рада, наконец, увидеть вас! Ной столько о вас рассказывал!
Лайла улыбнулась.
— Мне тоже очень приятно познакомиться с вами.
— Но вы раздевайтесь, раздевайтесь! Я сейчас что-нибудь теплое принесу. Погреетесь. И макку поставлю!
Мать вышла из коридора, Ной повернулся к Лайле. Снег таял на ее лице, капельками блестя на длинных ресницах.
— У нас не убрано. Извини. Мы не ждали гостей.
— Ничего. Я даже рада, что все так получилось.
Он помог ей снять шубу. Лайла с любопытством осматривала захламленную прихожую, потирая руки. Лампочка на потолке мигала.
Мать принесла теплый пуховой платок, старую безрукавку и вязанные чуни.
— Вот, надевайте, сейчас согреетесь.
С кухни донесся слабый свист.
— Спасибо. Вы не могли бы мне показать, где ванна?
— Да, милая. Я провожу. Ной, сними чайник!
Ной кивнул и прошел на кухню. Выключив конфорку, он полез в шкаф, чтобы найти чашки поприличнее. Когда мама вернулась, он накрывал на стол.
— Хорошая девочка, — сказала она, заливая кипятком макку. — Ной, поставь пирог в духовку, его нужно погреть. И красивая.
— Да.
— Родители знают, что она у нас?
— Да. Лайла звонила с поста.
— Я устрою ее наверху.
Над чашками поднимался пар, за окном гремела буря. Лайла пила горячую макку, мама резала пирог. Ной нервничал: как отнесется Лайла, привыкшая к натуральным продуктам, к пирогу из концентрата? «Может быть, предложить ей что-то другое? Но мама обидится». Но Лайла ничего не сказала. Она с удовольствием ела пирог и рассказывала о своей семье, о своих занятиях, о планах. Похвалила портрет над столом. Портрет отца Ноя, единственное его изображение, которым мать очень дорожила. Лайла восхищалась домом, назвала его уютным. Попросила добавки. Она вела себя так просто и естественно, что Ной не верил своим глазам. Такого преображения он никак не ожидал.
— Мам, — сказал он, воспользовавшись паузой в разговоре. — Я уезжаю.
— Уезжаешь?
— Экспедиция Поиска. Мы выезжаем послезавтра. На месяц.
— О чем ты говоришь, Ной? Куда вы едете?
Он объяснил. Мать растерянно переводила взгляд с него на Лайлу.
— Но как же так? Там опасно!
— Мы едем в спокойное место. Будем передвигаться на вездеходе. И люди там опытные.
— Так нельзя, Ной! И что за новая манера — сообщать человеку о таком серьезном деле накануне! За кого они тебя держат?
— Мам, все нормально. Просто эта поездка до последнего момента была под вопросом.
Она сокрушенно качала головой. Ной чувствовал, как много она хочет сказать, но присутствие Лайлы сдерживало готовый хлынуть поток причитаний и укоров. Он мысленно поблагодарил небо за этот ураган. Если бы не он, буря разразилась бы прямо в доме.
Мать поджала губы. Лайла тоже выглядела грустной и молча пила остывающую макку.
— Зачем тебе это?
— Мам, мы уже все обсудили, — сказал Ной.
— Вы это одобряете? — обратилась она к Лайле.
У Ноя сжалось сердце. Лайла подняла голову и посмотрела на него, потом на встревоженную мать.
— Нет, — сказала она.
— Вот видишь!
— Но я принимаю выбор Ноя. Если для него это так важно, если он хочет попробовать, я не могу ему помешать. Могу только надеяться и молиться. Господь укажет верный путь.
Мать встала и, вытирая глаза, быстро вышла вон.
Глава 8. Другая сторона
Накануне отъезда Ной пришел на работу раньше обычного: Лайла торопилась в школу и выехала ни свет ни заря. Однако свою порцию причитаний от матери он получить успел. Все сводилось к тому, что сын, как и отец, непременно сгинет и оставит ее одну. Спорить с этим было бесполезно, оставалось молчать.
Ангар без вездехода выглядел непривычно пустым и заброшенным, словно храм без алтаря. На месте машины лежала стопка книг. Подойдя ближе, Ной обнаружил, что это Библии.
— Колотун собирается, — объяснила Мамочка.
— Он берет в экспедицию Библии? Зачем?
— Как зачем? Нести в Пустую Землю слово Божье, — она озорно улыбнулась. — В Поиске так принято. Знаешь какую должность в Оперативном занимает Колотун?
— Ну — водитель. Или механик. Что-то в этом духе.
— Нет. Он священник.
— Колотун священник?
Ной представил себе Колотуна в рясе и едва не рассмеялся, настолько сан не вязался с этим рослым веселым грубияном.
— Священник, — подтвердила Мамочка. — Ловец наших душ.
На следующее утро вездеход оказался на месте. К его черепашьей «голове» приделали огромный ковш-отвал в виде острого клина высотой в рост человека. Колтун и Танк грузили ящики с походным скарбом, а Ноя сразу же направили на кухню, где он, под руководством Мамочки, занялся упаковкой снеди. Ушки разложил на полу целую коллекцию блестящих металлических штуковин и ползал между ними на карачках, похожий на тощего черного паука. Только Караско нигде не было видно. Волнуясь, как бы выезд не отложили, Ной спросил о нем у Мамочки.
— Начальник ушел к колонне. Еще вчера ночью.
— К какой колонне?
— С вами еще грузовики пойдут. До базы. Это недалеко от Города. Они там останутся, а вы дальше.
— Понятно.
— Волнуешься?
— Немного.
Мамочка привстала на носки и неожиданно звонко чмокнула его в губы.
— На счастье!
Ной покраснел.
— Уедет мальчик, а вернется мужчина, — тихо сказала она. — Почти всегда так бывает.
Тем временем сборы входили в финальную — истерическую — стадию. Колотун орал на всех и каждого, призывая поторопиться ради всего святого. Время подбиралось к десяти. Наконец погрузили последний ящик, Колотун и Ушки устроились в кабине, а Ной с Танком — в пассажирском отсеке.
В забранном решеткой оконце вездехода Мамочка казалась маленькой, словно девочка из начальной школы, не хватало только двух косичек. Он махала рукой. Колотун завел двигатель, ангар огласился воплем ревуна, и машина тронулась. У Ноя заныл живот — рвалась пуповина, которая связывала его с Городом, Мамочкой, Лайлой, Кварталом и матерью. С той жизнью, которая оставалась и не могла больше следовать за ним.
Мимо проплывали стены домов. Ной смотрел в окна, забранные занавесками и наполненные темной пустотой. Ветер стих, но снег валил густой пеленой, словно опускался на Город занавес. Колотун объехал Центр и дальше держался широких улиц, которые постепенно делались уже, их границы скрадывались — Город исчезал не сразу, он таял, словно проявлялась наоборот фотокарточка.
Все больше попадалось заколоченных окон, треснувших стен, все меньше встречалось людей. А те, что встречались — недоуменно пялились на большую машину, демонстрируя рябые лица, щербатые рты, лысые в пятнах псориаза головы. Они выглядели одновременно и страшными и жалкими. Ною казалось, что каждый из них смотрел именно на него, каким-то непостижимым образом угадывая лицо в маленьком окошке, словно чувствовали его взгляд. Он отвернулся и уставился в пол.
Колотун вел вездеход, не обращая внимания на людей и не трудясь сигналить пешеходам. Скоро улицы окончательно опустели, остались только наполовину разваленные, занесенные снегом дома.
Прожив в Городе двадцать лет, Ной не имел никакого представления о том, как выглядит окраина. Вся его жизнь вертелась на узком пятачке Центра и Квартала. При удалении от них, лица встречных постепенно мрачнели, потом пустели, и страшно было представить, что происходит с человеком в Пустой Земле. Это нежданное открытие расстроило Ноя. Он подумал, что жизнь похожа на головку лука, где под одним слоем существовал другой, и еще один, и еще — и так до самого центра, до сути, до точки отсчета. И еще он подумал, что мог прожить в Городе всю жизнь, так и не узнав об этом.
Вездеход остановился, и с пыхтением осел. Ной попытался разглядеть, что там впереди, но в маленькое окошко почти ничего не было видно.
— Кордон, — сказал Танк. — Сейчас дальше поедем.
