— Это был мост, — сказал Колотун. — Обвалился под нами. Если срежем отвал, я задним ходом выберусь.
— Понятно. Ной, как твоя рука?
— Ничего.
— Подними.
Ной поднял руку и скривился от боли.
— Понятно, — повторил Караско и повернулся к Танку.
— Ной сможет посидеть с Ушки?
— Сможет. Сейчас все равно ничего не поделаешь.
— Хорошо. Проинструктируй его и присоединяйся к нам. Мы в грузовой. Посмотрим, что можно использовать.
— Лестницу надо сделать, — сказал Колотун. — Там без лестницы не подступиться.
Цепляясь на ножки скамеек, он полез наверх, в дальний конец отсека, где был проход в грузовой. Караско хлопнул Ноя по здоровому плечу, застегнул куртку и выбрался на улицу.
— Так значит, слушай, — сказал Танк. — Его не трогай. Вот здесь вот я припас…
Ной почувствовал, как сознание его раздваивается. С одной стороны он все еще сидел здесь, в вездеходе, слушал торопливые инструкции, а с другой — он находился далеко-далеко, в другом мире в кресле у огня с книгой в руках, в которой он читал о вездеходе и его команде, попавшей в беду. Он сжал зубы, прогоняя наваждение.
— И посматривай на его руки, — сказал Танк, натягивая тулуп. — Темные участки не должны подняться выше вот этого предела.
— А что тогда? — спросил Ной.
— Плохо тогда, — сказал Танк. — Зови меня.
Он выбрался наружу.
Ной сидел нахохлившись возле импровизированной кровати. Его знобило. В окошко было видно, как суетятся возле кромки леса три маленькие фигурки.
— Холодно, — сказал Ушки.
Ной встрепенулся.
— Сейчас.
Поспешно, цепляясь за все, что попадалось под руку, он поднялся к кроватям, смотал в ком несколько одеял и бросил его наверх.
— Воды захвати.
Ной полез выше, к походной кухне.
Ушки горел. Ной укутал его, дал напиться и осмотрел руки. Раны были ужасны. От них исходил отвратительный запах. Кожа вокруг натянулась и отливала синевой. Темные участки подбирались к локтям.
— Все-таки достали они меня, — сказал Ушки, не открывая глаз. — Теперь счет полный. Вся группа.
Ной почувствовал комок в горле.
— Ты выкарабкаешься. Мы приедем, и тебя вылечат.
— Что-то не очень-то мы едем. Что ни делай, как ни живи, а плата — одна.
Он замолчал, тяжело дыша через открытый рот.
— Не держи на меня зла, — сказал он, вновь нарушая тишину. — За тот поход. Так надо было. Понимаешь?
— Да, — ответил Ной. — Я не обижаюсь.
— Хорошо.
Ной снова смотрел в окно. Люди у леса исчезли, их приглушенные голоса раздавались теперь впереди, в районе моста. «Неплохо было бы приготовить им обед. Что-нибудь горячее». Он отбросил одеяло и встал.
— Ной.
Ушки открыл глаза и смотрел на него. Нехороший это был взгляд: пустой и рассеянный.
— Да?
— У меня в шкафчике. Там, в ангаре. В коробке. Возьми карандаш, запиши.
— Что записать?
— Я продиктую. Возьми. Карандаш.
Ной порылся в сумке, в которой Караско держал карты, вытащил карандаш и кусок бумаги.
— Взял.
— Хорошо. Пиши. Первый к базе, повернуть. По часовой стрелке. Второй к базе, повернуть. Третий к базе, повернуть. Четвертый к базе, повернуть.
Ной удивленно посмотрел на Ушки, не понимая, что может означать эта ахинея. Но тот уже закрыл глаза и продолжал диктовать.
— Пятый к базе, повернуть. Шестой к пятому, до конца. Седьмой и восьмой к шестому, поворачивать до упора. Девятый к базе…
Ной писал, не перебивая. Он сомневался, понимает ли сам Ушки, что говорит. Тот балансировал на грани обморока, лишь усилием воли не давая себе сорваться в беспамятство. За одно это Ной готов был писать любую чушь, которую он говорил.
Потом Ушки замолк и расслабился. Слышно было только хриплое дыхание. Ной осторожно встал, сунул бумажку в карман комбинезона и пополз к кухне.
Ветер со свистом носился по вырубке. После теплого чрева вездехода, мороз казался особенно колючим. Проваливаясь в глубоком снегу, Ной нес обед, надеясь, что еда не успеет остыть, пока он доберется.
У края ямы он остановился. Вокруг лежали горы извлеченного снега и льда. Работа по расчистке была проделана колоссальная. Возле отвала на самодельной лестнице висел Колотун, работая горелкой. Внизу стоял Танк и держал баллон. Караско примостился возле кабины и размеренно стучал молотком по искореженным креплениям. Ной обратил внимание, что его лицо покрыто снегом, кое где превратившимся в ледяную корку.
Танк первым заметил его.
— Что случилось? — крикнул он.
— Я обед принес! — ответил Ной. — Поешьте!
— Как Ушки?
— Бредит. Сейчас он заснул, но вообще — плохо!
— Я посмотрю! Спускайся — подержишь баллон! Гляди, чтобы не соскользнул!
Ной осторожно спустился, поискал глазами, куда можно было бы поставить миски, не нашел и поставил прямо в снег. Танк передал ему баллон и принялся быстро карабкаться наверх.
Ной задрал голову и посмотрел на Колотуна.
— Поешь! Остынет!
— Потом! — отмахнулся тот.
Караско, казалось, не замечал Ноя и продолжал упрямо бить молотком. Ной пару раз его окликнул, а потом сдался и, морщась от ветра, стал смотреть на яркий огонь горелки в руках Колотуна.
Минут через двадцать вернулся Танк. Он остановился на краю ямы и громко свистнул. Все обернулись.
— Вылезайте, — сказал он.
— Что? — отозвался Колотун. — Да здесь еще начать и кончить! Давай сюда!
— Вылезайте, — повторил Танк. — Давайте в вездеход.
Он повернулся и ушел. Колотун посмотрел на Караско. Тот бросил молоток и стал карабкаться вверх.
— Да что там еще могло случиться! — воскликнул Колотун и выключил горелку.
Они собрались в пассажирском. Все смотрели на Танка и молчали, ожидая, что он скажет.
— Ушки не дотянет до Города. Гангрена распространяется слишком быстро. Мы не успеем.
Колотун в сердцах отшвырнул толстые перчатки и обхватил руками голову.
— Он умрет? — спросил Караско.
— Не знаю, — ответил Танк. — Наверное. Есть, правда, возможность…
Колотун встрепенулся.
— Ты о чем?
— Нужно ампутировать обе руки выше пораженного участка. Если он переживет операцию, есть шанс, что дотянет до Города. Если оставим так, то надежды нет.
— Мы убьем его, — сказал Караско. — У нас даже обезболить нечем.
— Нужен лед, — сказал Танк. — Много льда. Заморозим ему руки.
Колотун вскочил.
— Сядь, — остановил его Танк. — Поешь. Теперь не время для спешки.
Они откалывали большие куски льда со дна замерзшего русла и складывали их в ящик. Колотун и Караско работали внизу, а Ной стоял на краю ямы и держал здоровой рукой веревку.
Хирургической пилы в вездеходе не было, поэтому решено было использовать обычную ножовку. Ее и тяжелый нож с широким лезвием Колотун прокалил над огнем, пока Танк готовился к операции.
Незаметно подкрался вечер, в вездеходе повис густой сумрак. Включили свет. Глядя на методичные приготовления Танка, Ной думал, что никогда нельзя судить о человеке по
