В итоге, взвесив все «за» и «против», королева молчаливо приняла «…
Таким образом, у Англии появлялся шанс защищать восставшие Нидерланды и при этом – силами Франции. Так что «брачные игры» продолжались. Королева, известная по всей Европе как особа скупая и прижимистая, послала своему «лягушонку» подарок ценой в 8000 крон.
Кроной в то время называлась монета достоинством в 1/4 фунта стерлингов, то есть была примерным эквивалентом флорина или дуката – за фунт стерлингов давали 5 дукатов. Дукаты же были стандартной золотой монетой того времени, весом в 3 с половиной грамма. Если считать, что 8000 крон были равны 10 000 дукатов, то подарок Елизаветы ее «лягушонку» составлял 3 с половиной килограмма золота в отчеканенной монете.
Что уж думали по этому поводу в окружении герцога Анжуйского, сказать трудно, но один человек – король Филипп II – в это совершенно не поверил. Он очень хорошо знал королеву Елизавету и написал своему послу в Англии, дону Бернардино де Мендоза, что он может не трудиться собирать сплетни, слухи о замужестве – этого никогда не случится. И король Филипп оказался прав. Да, герцог Анжуйский съездил в Англию еще разок – теперь уже тайно. И королева всячески поддерживала его планы в Нидерландах и писала на этот счет самые дружеские письма – и ему, и Вильгельму Оранскому.
10 февраля 1582 года Вильгельм встретил его во Флиссингене и приветствовал как своего государя. Елизавета написала грустную поэму «
Правителем он оказался никудышным. Власть ему дали ограниченную, что его не устроило, и он решил «…
Взятием Антверпена он решил командовать лично и 18 января 1583 года от большого ума решил обманом войти в город. Вместо этого он нарвался на засаду, его отряд был истреблен чуть ли не до последнего человека, и только нескольким людям, включая его самого, удалось бежать.
Это был конец его военной и политической карьеры.
Мать, Екатерина Медичи, написала ему: «…
Скорее всего, о его смерти никто особенно не сожалел.
Глава 28
Королевство величиной c половину острова
I
9 января 1584 года дон Бернардино де Мендоза, посол Его Величества Филиппа II, короля Испании, был приглашен на встречу с членами английского Тайного Совета. Присутствовали лорд-канцлер Бромли, лорд Роберт Дадли (граф Лестер), лорд Эффингем, а также сэр Фрэнсис Уолсингем. Тема обсуждения была настолько секретной, что переводчиков не пригласили.
A поскольку английский язык дона Бернардино оставлял желать лучшего, а большинство членов Совета не владели кастильским, то разговор пришлось вести по-итальянски. Этот язык понимали все присутствующие.
Но только двое – сэр Фрэнсис и дон Бернардино – знали его в совершенстве, так что и разговор пришлось вести им двоим.
Беседу начал Уолсингем. От имени Тайного Совета он обвинил посла короля Филиппа Второго в том, что тот завел тайную переписку с Марией Стюарт и что в заговоре с Гизами он строит планы ее побега. В связи с этим, согласно приказу королевы Елизаветы, дон Бернардино должен в течение 15 дней покинуть пределы Англии.
С большой гордостью посол ответил, что обвинения ничем не обоснованы и что жаловаться скорее следовало бы не королеве Елизавете, а его августейшему повелителю, дону Филиппу – и обвинил Англию в поддержке мятежных подданных испанской Короны как в Нидерландах, так и в Португалии. Беседа пошла в таких повышенных тонах, что дон Бернардино в донесении своему королю написал, что он не решается повторить все, что ему наговорили члены Совета. В частности, послу пригрозили Тауэром и сказали, что он должен быть благодарен королеве Елизавете за то, что она все-таки посчиталась с его дипломатическим иммунитетом и ограничилась только высылкой.
Дон Бернардино де Мендоза ответил как истинный испанский гранд.
Он сказал, что королева Елизавета – знатная дама, и поэтому нет ничего удивительного в том, что она неблагодарна по отношению к тому, кто всей душой желал ей самого лучшего и был готов служить ей так преданно, как делал это он, дон Бернардино, – но если он не смог заслужить ее расположения как посланец мира, то он постарается доказать, что на пути войны он все-таки чего-то стоит.
Посол Испании покинул Англию, как ему и было предписано, но уехал он не в Испанию, а в Париж. Дон Филипп назначил его на пост своего посланника во Франции – там начинали завариваться крутые дела. У короля Генриха III не было законных детей, а его брат, любимый «лягушонок» королевы Елизаветы I, был уже очень плох. И силою вещей наследником престола Франции становился первый принц крови, Генрих де Бурбон, король Наваррский.
А он в это время уже успел снова стать протестантом.
II
«Лягушонок» умер 10 июня 1584 года в замке Шато-Тьерри. Ему было около 30 лет, и ходили слухи о том, что он был отравлен Гизами – но те, кто знал «лягушонка» лично, в его скорой кончине не сомневались еще до того, как она фактически произошла.
Последний оставшийся в живых сын короля Франции Генриха II, Генрих III, настолько утратил всякую надежду на обзаведение потомством, что перестал и стараться, и теперь его окружали только фавориты мужского пола. На дворцовых маскарадах теперь он появлялся в дамском наряде, в длинных юбках и с веером в руках. Вопрос о престолонаследии во Франции становился, право же, делом насущным.
К Генриху де Бурбону, своему законному наследнику, Генрих III относился вполне дружески, но не хотел оставлять престол протестанту и в надежде помочь делу написал королеве Елизавете.
Странный, казалось бы, выбор – писать заведомой еретичке письмо с просьбой о помощи в том, чтобы убедить Генриха Наваррского принять католицизм?
Но в данном случае письмо писалось не католиком, а государем и обращено оно было не к протестантке, а к другому государю, заинтересованному в спокойствии и стабильности в союзном государстве.
Елизавета действительно была заинтересована в стабильности во Франции – ей был нужен французский союз и очень не хотелось оставаться с Испанией один на один. Но она полагала, что очередная перемена веры Генрихом Наваррским оттолкнет от него его последователей-протестантов, и дело кончится тем, что контроль над Францией перейдет к Гизам. Поэтому королева ответила Генриху III дипломатично – она сказала, что не пожалеет никаких усилий на то, чтобы убедить Генриха Наваррского и дальше «…
А вопросы, связанные с переменой веры, она тщательно обошла стороной.
Через месяц после смерти герцога Анжуйского в Нидерландах случилась беда.
К принцу Вильгельму Оранскому на прием явился молодой человек, известный ему как Франсуа Гуйон, протестант из французского города Безансона. Он принес с собой самые последние новости из Франции и в ходе беседы попросил немного денег, потому что совершенно поиздержался и не знал, на что ему прожить. Вильгельм Оранский велел своему казначею отсчитать молодому человеку некую сумму, равную 4 или 5 дукатам. На следующий день посетитель пришел опять – как он сказал, с целью выразить благодарность. Его допустили к принцу, и тогда он вытащил из-за пазухи заряженный пистолет и выстрелил в него с расстояния всего в несколько шагов.
Молодого человека звали не Франсуа Гуйон, а Бальтазар Жерар, он был не протестантом, а пламенно