присяге перед ООН, то никуда не денется — подтвердит. Как только такие новости просочатся в печать, Дик, нас ждут по-настоящему трудные времена, грядут воистину жуткие неприятности.
— Но почему? Где мы напортачили? — лихорадочно соображал я. — Неужто обращались с этими приборами как-то не так, где-то действовали неправильно?
Профессор грубовато заржал в ответ, но спохватившись, смолк и даже невольно клацнул зубными протезами. Затем поднялся, подошел к окну и, поджав губы, уныло уставился в звездное до безумия небо.
— Ты прав, кое-что мы сделали неправильно, Дик, — подтвердил он мрачно. — Мы поверили. Мы совершили точно ту же ошибку, что и все туземцы, впервые сталкивающиеся с представителями более развитой цивилизации, мы попались все на ту же древнюю удочку. Майнцер с Лопесом уже успели разобрать на детали один из этих хваленых ревитализаторов. Им пришлось как следует попотеть, но на сей раз источник энергии они обнаружили. Дик, мой мальчик, в этих чудодейственных приборах попросту кончилось горючее, и — держись за что-нибудь, ухватись покрепче! — подзаправить их можно только чистыми радиоактивными изотопами.
Несколько долгих мгновений я ничего не мог сообразить. Затем, нащупав ватной рукой кресло, уселся — очень медленно и крайне осторожно. Я испустил несколько хриплых, невнятых звуков, похожих на предсмертные стоны, пока наконец снова не обрел дар речи:
— Вы хотите сказать, проф, что уран был нужен им для собственных ревитализаторов? Что все их действия и поступки на Земле были частью тщательно разработанного плана? Что все это бесконечное дружелюбие было маской, прикрывающей жульнические намерения? Но зачем, зачем им подобный спектакль?.. С их техническим превосходством завоевать нас, точно раз плюнуть! Они и так могли бы заграбастать все что хотели…
— Ничего они не могли! — сказал, как отрубил, Троусон. Поворотившись ко мне, он сцепил пальцы и резко ими хрустнул. — Это выморочная, деградирующая раса, они бы даже не попытались нас завоевывать. И вовсе не в силу своих этических принципов — грандиозная свинья, какую они подложили нам, весьма красноречивое свидетельство их моральных устоев, — просто из-за недостатка энергии, сосредоточенности на чем-либо одном, бесконечной социальной апатии. Энди с Денди, пожалуй, одни из немногих еще у них оставшихся, способные хоть на какое-то действие — провести за нос отсталых туземцев, например, и разжиться топливом для поддержания бренных останков своей угасающей цивилизации.
Снова заработавшее вовсю воображение с готовностью подсунуло красочные картинки ожидающего меня безрадостного будущего — меня, парня, который, можно сказать, проделал весь этот колоссальный труд, чтобы подсунуть человечеству крапленые карты в элегантной упаковке. Моя работа по связям с общественностью мало сказать выйдет мне боком — хорошо еще, если не обвинят в сговоре с мерзкими слизнями!
— А без атомной энергии мы что, проф, навечно привязаны теперь к Земле? И не сможем выйти в открытый космос?
Троусон обреченно махнул рукой.
— Нас напарили, Дик. Эти твари поимели все человечество. Я понимаю, что творится сейчас у тебя на душе, но подумай и обо мне! Я полный банкрот, вся ответственность лежит на мне. Предполагалось ведь, что я социолог! Как мог я так промахнуться? Как? Ведь все было у меня, слепца, перед глазами: отсутствие интереса к собственной культуре — раз, чрезвычайная, сверх всякой меры интеллектуализация эстетического восприятия — два, до крайности усложненные методы мышления и выражения собственных мыслей — три, гипертрофированный этикет — четыре, не говоря уже о самом первом впечатлении, от их корабля. Такой тяжеловесный, вычурный дизайн совершенно не в духе молодых развивающихся цивилизаций.
Эти слизни просто не могут не быть вырождающейся расой — все, буквально каждый признак на то указывает. Где, где только были мои глаза раньше? Хотя бы тот элементарный факт, что они так зациклились на поисках натуральных радиоактивных веществ для питания своих ревитализаторов — да располагай мы их познаниями, уже давно бы изобрели тьму-тьмущую заменителей. Неудивительно, что они оказались не в состоянии что-либо растолковать нам — сильно сомневаюсь, разбираются ли они сами в собственных премудростях! Негодные наследники некогда процветавшей расы, разбазарившие достояние мудрых предков и промышляющие теперь на космических дорожках, чем Бог пошлет!
Я утопал в собственных безрадостных грезах.
— Лохи мы, самые что ни на есть тупые, темные лохи! — простонал я в ответ. — Мы купили Бруклинский мост,[5] и купили его у дешевых космических проныр!
Троусон печально кивнул:
— Вроде тех самых доверчивых туземцев, уступивших родной остров европейцам за пригоршню пестрого бисера…
Слава Богу, оба мы с профессором ошибались тогда, Альварес. Мы с ним явно недооценивали Майнцера с Лопесом, да и других тоже… Как сказал Майнцер, случись все это лет на пять-десять раньше, и нам бы не сдобровать. Но дверь в атомную эру человечество распахнуло задолго до сорок пятого, и люди вроде Майнцера непрестанно занимались ядерными исследованиями в те дни, когда радиоактивных элементов на Земле еще хватало с избытком. И у нас остались добытые их самозабвенным трудом знания, у нас оставались еще такие могучие средства, как циклотроны и бетатроны. И — да простят мне слушатели не вполне деликатное замечание — мы все же были и остаемся молодой энергичной расой.
А все, что следовало предпринять тогда, Альварес — это, сжав зубы, бросить все силы и средства на исследования, энергичные исследования.
И это было незамедлительно сделано. Под руководством воистину эффективного, первого в земной истории Всемирного правительства, мобилизацией ресурсов всего человечества, уже вкусившего опыт совместных действий, единым могучим напряжением сил — проблема, как ты, Альварес, знаешь, вскоре была разрешена.
Человечество создало искусственные изотопы и вновь запустило ревитализаторы. На основе тех же изотопов мы разработали топливо для ракет и вышли в космос. Мы действовали сравнительно быстро, Альварес, и нас интересовала отнюдь не увеселительная прогулка до Луны или же, скажем, пикник на Марсе — мы хотели добраться сразу до звезд. И жаждали этого так сильно, что сегодня, как видите, вполне это можем.
И вот мы здесь. Объясни им ситуацию, Альварес, лишь добавь к моим словам всяческих там реверансов, выкрутасов и коленец, каким ты, бразильский китаец, не сомневаюсь, обучен. Ты самый подходящий для этой миссии человек, дружище Альварес, мне же такая задачка явно не по зубам. Такой вычурный, куртуазный язык — единственный, который еще в состоянии понимать эти выморочные слизни, значит, говорить придется именно на нем. Передай же все в точности этим скользким тварям, Альварес, этим устрицам без ракушек, этим спесивым продувным бестиям, и не забудь упомянуть, что должков мы не забываем. Распиши все покрасочнее, в деталях.
Затем добей сообщением, что нам удалось создать искусственные изотопы и мы сами можем затеять с ними неплохой бартер. У них еще осталось что предложить в обмен. Наверняка осталось.
Скажи им, Альварес, врежь правду-матку — пришла пора платить за проезд по сбагренному нам Бруклинскому мосту.
Примечания
1
Джордж Армстронг Кастер (1839–1876) во главе военной экспедиции приблизился к лагерю индейцев на реке Литл-Бигхорн и, нарушив инструкции, немедленно ввязался в бой; в лагере находились несколько
