это совсем не понравилось и я перешла к вопросам.
— А мы правильно плывём? Вдруг выходим в открытое море. Что-то мне не по себе.
— Не волнуйся, всё идёт, как надо. Загорай.
И тут заметив судно, я во всё горло заорала:
— Глеб, Глеб, яхта… На нас идёт яхта.
— Наверняка везут парочку на Рай.
Мне почему-то стало грустно и я, примолкнув, вернулась в кресло и закрылась журналом. Читать в нём нечего. Одни фотографии с короткими комментариями и реклама. Наши стали тоже такие же шедевры выпускать. Чтива ноль и то, как правило, чушь на постном масле, одни картинки и реклама. Смотри и радуйся. Рассчитано на сплошных идиотов. А вдруг мы и становимся уже такими. Предложения из трёх слов. Это называется точное выражение мысли. Мне становится жаль Толстого и Пушкина с их длинными и мудрёными предложениями. Но бог, с ними с журналами, я ж думала о новых дикарях Рая… Какие они эти три сказочных дня будут у них… Естественно не такие чистые и невинные, как в нашем случае. Наверняка жаркими и сладкими. Я представила себе это и зажмурилась. А может быть туда приезжают как раз те, кто непременно и хочет испытать эту смесь чувств свободы и чистоты. Но как бы там не было, я ни о чём не жалею. Даже если затягивал он меня туда ради спора. 'Надо ж приготовить что-то перекусить ему. Замуж называется собралась. Мужика баснями не кормят. Не мало уже плывём'. — Схватилась вдруг я, сорвавшись бегом вниз.
— Ира, что случилось? — донеслось до меня.
— Я сейчас. Я быстро.
Кофе, бутерброды, бутылку холодной воды. Та, что на палубе, уже нагрелась. Овощи, соль, фрукты, галеты. На последней ступеньке я, заторопившись, споткнулась и чуть не грохнулась. Глеб развернулся на шум.
— Осторожно, без страховки летаешь.
Я улыбнулась понимая, что он намекает на моё ныряние с верёвкой. Зафиксировав руль, Глеб подсел к столику.
— Цыплёнок, ты прелесть! Спасибо, что догадалась. Проголодался до чёртиков. Одень-ка на себя спасательный жилет, так мне спокойнее будет.
— Жарко, — сморщила нос я пробуя протестовать.
— Давай без рогов. Опасно.
Пришлось подчиниться. Надо же какая я покладистая. Зря мамуля волновалась. А время летело. Сумерки давили на землю, воду и нас грешных. На яхту лёг прохладный вечер. Я, торча на носу, вглядывалась в темноту, обнимающую со всех сторон корабль, словно пыталась узреть, что там, за смазанной линией горизонта. Ещё три часа хода и на горизонте нарисовались огнями очертания города. Он замерцал яркими точками огней. Идти стало тяжелее. Возрос риск столкновения. То и дело встречались лодки и суда. Я кинулась вниз натягивать своё несчастное платье. Почему-то мне казалось, что с острова мы вернёмся в реальную жизнь совсем, совсем другими. И уж, конечно, проблема Глеба непременно решиться, само собой разумеется.
К причалу подходили медленно, швартовались осторожно. Друг на друга страшно было смотреть, глаза горели огнём, такое держало напряжение. Мы дошли! Было видно, как Глеб гордился собой и в тоже время страшно устал. Отступив, обернулся ко мне. Невольно сделав шаг вперёд, я протянула ему бутылку с водой и прижалась к его груди. 'Ты молодец!' Он обнял меня ласково и крепко притянул к себе. Мы стояли, боясь пошевелиться, чтоб не разрушить эту минуту единения и счастья. На берегу действительно ждала охрана и без следов вмятины «мерседес». Я удивлённо уставилась на машину: 'Быстро они провернулись!' Глеб переоделся в свой элегантный костюм и, взяв меня за руку, он больше уже не отпускал. Мы спустились по трапу на причал. Честно говоря, я не зная, как себя вести и что делать растерялась и была сейчас больше похожа на нахохлившегося птенца. Молча дошли до машины. Перебросившись с охраной, подтолкнул меня к машине. Он помог мне устроиться на заднем сидении и сел рядом. В салоне сидели тоже молча, я приткнулась к его плечу и смотрела на проплывающий за окном ночной город. Водитель тихо включил музыку. Машино понеслась по вечернему городу. Мы въехали в ворота, которые я так недавно лихо выбила. Наверное, мои пальчики дрогнули, потому что он легонько притянул меня к себе. У входа в дом, улыбаясь, прошептал:
— Ириш, беги в свою комнату. Провожать думаю тебя не надо, ты человек тут не новый, сориентируешься. Мне перекинуться пару словами надо с ребятами.
— Мне самой? — осторожно спросила я.
— Ну, ты же невеста и этот дом скоро по- праву будет твоим.
Я как болванчик кивнула. Поднялась на цыпочки и поцеловала его в губы. А потом помчала не оглядываясь на второй этаж. Оставленные мной вещи были все на своих местах, причём и те, что при мне находились в гостинице тоже. Но моя неспокойная душа разрывалась сомнениями. 'Как-то всё сухо и по-деловому. А вдруг пари выиграно и он раскаивается о сделанном в эмоциональном состоянии мне предложении. Почему-то он натянут весь. Что же мне делать?' Я приняла душ, нашла в своём чемодане бельё. Накинула халатик. Глеб не появился. Но опрятная работница в строгой форме, пригласила на ужин. Переодевшись в лёгкий брючный костюм, спустилась в столовую. Стол был накрыт на одного. Я съела, конечно, всё. Была страшно голодна и зла за свою глупость. Казалось, попалась, как кур во щи. Теперь я была почти уверена — парень погорячился, а теперь мечется, не зная как взять отступного, в надежде, что всё пойму и отвалю сама. Обидно, больно, но не смертельно. Подумаешь, у меня вся жизнь впереди. Наплевать на него. Отказавшись от вина, выпила сок. Поблагодарила за ужин и вернулась в свою комнату. Так легко наплевать не получилось. Подошла к окну и всласть наревелась. Вон он бассейн внизу голубеет прохладой. Сейчас возьму и нырну. Один лишь шаг и утону. Он придёт, а я мёртвая плаваю. Настрадается. Нет, так не пойдёт. Во-первых, синяя и противная буду. Во-вторых, не услышу и не увижу ничего. Господи кто бы сказал с чего такая глупость лезет в голову… На глаза попался пышно цветущий куст в саду. Цветы пробивались своим яркой краской даже сквозь черноту ночи сдобренную светом фонарей. Голову опалила картинка вчерашнего дня. Тогда его сильные руки прижимали моё хрупкое тельце к своей мощной груди, а жаркие губы нежили мой рот. Я, застонав, упала на кровать. Господи, кто придумал эту любовь. Жила же раньше спокойно и радостно без этой головной боли. Наревевшись смачно ещё раз, решила во что бы то ни стало дождаться его и переговорить. 'Чёрт, как я ненавижу объяснения. Но деваться некуда'. Умные люди говорят: за любовь надо бороться, но это за любовь, своего кровного и когда вырисовывается соперница, а никогда все очертания размыты и ты бредёшь, как ёжик в тумане. Хотя и борьба не может длиться до бесконечности, у всего существуют пределы. В какой-то момент лучше отпустить ситуацию. А что если это мой случай? Если меня не хотят и он остыл взглянув на меня со стороны… От всех этих стенаний и воспоминаний на глаза навернулись слёзы. Плечи мои заходили ходуном. Я любила его, это было для меня совершенно очевидно и от этого ещё обиднее. Глеб вернулся за полночь. Я досидела, дотерпела, пока он поднимется к себе в спальню и, отправившись следом, постучала в дверь. Он уже без пиджака и рубашки, распахнул её.
— Ты? Цыплёнок, почему не спишь? — Глеб с изумлением уставился на меня.
Запах коньяка и женских духов мой нос уловил моментально. Это поддало мне сил и смелости. Желая видеть его глаза, я произнесла:
— Глеб, надо поговорить.
— Малыш, давай завтра, а? — устало улыбаясь принялся расстёгивать он брюки.
Это смутило меня, но я не сдалась.
— Нет, завтра нельзя, я с утра уеду.
С моего не состоявшегося супруга мигом свалилось благодушие, он оставил в покое свои брюки и чуть не подпрыгнул.
— Как уедешь, с чего вдруг? Ни черта не пойму. Ириша, что происходит?
Я сама не знала, что происходит… Может, я поторопилась с выводами. Было очень похоже, он действительно ничего не понимал или умело притворялся. Кто их этих чурбанов разберёт. А говорят женщины загадки… Где уж нам с ними тягаться. Втянув меня тут же за руку в спальню, пытался хоть что-то за раз прояснить и понять. А я гнула своё:
— Прости, я помешала. Может, и зря я это делаю, но мне надо тебе сказать… Глеб, не майся так. Всё было сделано на эмоциональном уровне. Мы совершенно разные. Я понимаю.
— Зато я ни хрена не понял. Ты о чём вообще-то ведёшь речь?
Теперь я понимала, как чувствуют себя конченые идиотки.
— Ни о чём. Извини. Ты прав и я действительно лучше пойду.
Я выглядела глупо, к тому же благополучно запуталась. Развернувшись, попробовала уйти. Но теперь он вцепился мне в руку. Спросил насторожённо без насмешек и кривляний, как показалось даже со страхом:
— Малыш, в чём дело?
'Наверное, боится, что узнала про спор, иначе с чего бы так дёргаться'.
— Ну? — поторопил он.
Пришлось рассказывать ему сжигающую меня версию, иначе как оправдать свой приход к нему ночью. 'О, Боже!'
— Ты сожалеешь о сделанном мне предложении и мучаешься сейчас этим. Будем считать, что всё игра и ничего не было. Утром я уеду от тебя и всё забудем. И сейчас бы ушла, но не совсем удобно в ночь. Потерпи и разреши остаться до рассвета.
Он слушал, не проронив ни слова. Правда становился всё мрачнее. Я высказала всё, что приготовила и тоже замолчала. У Глеба в довершении ко всему вытянулось лицо. Потом его залила краска, сначала белая, а потом красная.
— Ириша, ты не любишь меня, я надавил, ты под действием сказки сдалась, да? Я заморочил тебе голову островом, а сейчас ты проморгалась. Посмотри мне в глаза… Я самонадеянный пижон ошибся?
Дрожа, как осенний лист, я совсем ничего не понимала.
— Не молчи, это серьёзно. Ты говоришь мне — нет. Ведь так?
Я в момент ока превратилась в заику.
— Речь не обо мне… Ты ведёшь себя странно. Мучаешься, бегаешь от меня…
Обречённо прошептала я, спешно отводя глаза, из которых выкатывались горючие слезинки.
Глеб захохотал и, прижав к себе, принялся сушить безумно горячими поцелуями глаза, щёки. Беря в плен губы, его язык устремился во внутрь. Я задохнулась и повисла на его руках. Он в огне подхватил меня на руки, но потом словно напоровшись на что-то, опустил и подтолкнув к двери, хрипя сказал:
— Иришка, иди, спать к себе. Это последняя ночь между нами. Завтра ты будешь на законном основании моя.
Про какой сон он говорит… Эта роскошь улетучилась от меня мгновенно и похоже до утра. Бодрствование свалилось вероятно на меня для того, чтоб жизнь мне мёдом перед браком не казалась. Вместо девичника так сказать… Готовая отдаться прямо тут, сейчас, немедленно, моя душа, получила от ворот поворот, то есть пинка. Естественно, я проныла:
— Глеб…
Он говорил почти шёпотом.
— Я заказал кольца, церемонию, купил тебе платье… Правда немного посидел с друзьями устроив себе мальчишник. Ты права бегал… Только не к женщинам. На них, зайка, запала не хватает. Я дурею от тебя и в башке одно желание, кинуть тебя на эту кровать… Я извёлся весь. Но я не могу. Должен потерпеть дозавтра. После того, как нас зарегистрируют, я скажу тебе всё, но не раньше. А сейчас лучше уходи.
Он держал меня за руки, отдаляя от себя, причём так, что приблизиться к нему я не могла. Вот эта сдержанность путая и нервировала меня сильнее всего.
— Иди же, иди отсюда скорее, — настойчиво выпроваживая, зашептал он. Глеб содрогнулся представив, на сколько соблазнительно она выглядела там под водопадом. Он чуть не застонал.
