— Домой. Она моя жена. — Весело заявил Богуш, потерявшему дар речи парню.
Это простое решение вопроса пришло ему только что. И он с ходу провёл его в жизнь. Всё, больше Ромео не сунется. Один нокаутирован. А вскоре уедет по распределению и забудет эту историю. Машина катила по ночной улице, оставив далеко позади себя обескураженного парня. Какой сюжет. Какая ирония! Маринка смеялась в кулачок.
— Ты чего угораешь? — не выдержав её хихиканья обернулся курсовой. — Теперь он заживёт без надрыва.
— Не могу забыть его лицо. Ой, умора! — её смеющиеся глаза потеплели.
— Глупенькая ты ещё. Дитё одним словом, — пробурчал курсовой, всматриваясь в дорогу.
Подкатив к своему подъезду, майор распахнул перед ней дверцу. — Выходи, приехали.
Она с недоумением уставилась на него. Думала, покатает и привезёт опять к общежитию. Но всё не так и от непонимания ситуации чувствовала себя как-то не уютно.
— Переночуешь у меня. Ромео осмыслит всё и проветрится, а утром я доставлю тебя в целости и сохранности. — Разъяснил обстановку он.
Теперь понятно. Маринка кивнула и потопала следом. Сердце отчего-то ушло в пятки, это непременно отправила его туда разволновавшаяся её душа. На ватных ногах она шла за ним. Дом был самый обыкновенный. Но двери в подъезды уже стояли с кодовыми замками. Лестницы и площадки отремонтированы. Лифт работал. Поднявшись на шестой этаж, огляделась и перевела дух. Он шагнул к двери направо. Лязгнул ключ. Включив в тёмной прихожей свет, пригласил замешкавшуюся курсантку в квартиру. Маринка прошла и огляделась. На чужой территории всегда чувствуешь себя не совсем уверенно.
— Что, никого нет? — на любопытной нотке дрогнул её голос.
— А кого тебе надо… — Хмыкнул Богуш.
— Ну семья, кошка, собака например.
— Собака одиночества не выдержит. Кошка на стены начнёт бросаться. А семья… Какая семья при такой собачьей жизни. Кто на меня позарится…
— Ну, я не знаю… Жить-то нормально как-то надо.
— То есть?
— Телевизор смотреть, на диване лежать, блины на завтрак кушать. Это же нормально.
Ей хотелось разговорить его. Что она и делала. Только в его планы это по — видимому не входило.
— Не болтай, твоя комната прямо. Моя направо. Кухня по коридорчику за углом. Удобства налево. Кофе с печеньем должно быть. Про ужин не мечтай. Собственно мы уже, как бы и ужинали.
Квартира по её меркам была неплохой, но не уютной. Такая себе холостяцкая берлога, набитая техникой и аппаратурой.
Он провёл Марину в комнату с креслами, посудной стенкой и диваном.
— Вот располагайся. Одеяло и подушка за крайними дверцами, постельные принадлежности сейчас принесу. Диван раздвигать или так уместишься?
— Так. Спасибо.
Богуш принёс набор голубого цвета в цветочек. Марина попросила разрешение принять душ и футболку.
— Футболку-то зачем?
— Вместо ночнушки. Вы ж не сказали куда мы катим…
— Я понял, поищу новую.
— Можно любую, — спешно добавила она.
Пока он искал, она послонялась по квартире: кругом пыль, окна в разводах, немытая посуда. Здесь нужен генеральный шмон.
— Как вы тут живёте…
— Я появляюсь, чтоб поспать. Матушка иногда приходит, убирает. Мне некогда. Кофе будешь?
— Нет, я в душ пойду и спать. Не день, а нервотрёпка.
— Кто тебе лекарь. Глазками надо меньше стрелять.
— Что?
— Ничего, топай в душ. Голова у меня от тебя болит.
Маринка сильнее чем бы хотелось хлопнула дверью. Он пробурчал:
— Остынь, дом развалишь.
Но когда вышла, окликнул:
— Иди, я тебе с мятой пакетик нашёл, попей, говорят успокаивает.
Отказываться неудобно. Выказать обиду и проявить неблагодарность в высшей степени не прилично. Пришлось завернуть. Огляделась: приличная кухня даже с посудомоечной машиной. Только вот кто мешает ему туда закладывать посуду. Дорогой холодильник, но как выяснилось пустой. Маленький телевизор на стене. Этого добра в каждой комнате по штуке. Интересно зачем, если он не вылезает из института. На столе среди чашек пачка печенья. Взяла одно. Ничего есть можно. Пила стараясь не смотреть на его накаченное тело обтянутое майкой тельняшкой. Сильные руки ловко управляющиеся с чашками, мощные ноги затянутые камуфляжем: всё равно мелькали перед глазами. Он был сейчас полураздетый и босой, не официальный, а полудомашний. Пили молчком. Поблагодарив, попробовала пройти к раковине и помыть чашку за собой. Богуш вырос тут же за спиной.
— Ты у меня в гостях. Кидай в раковину, я сам. Иди, отдыхай.
Она так и сделала, но уснуть не могла. Хватая каждый шорох, вслушивалась в ночь. Слышала, как он прошёл в спальню. Заскрипела кровать, значит лёг. Мысли взрывали мозги. 'Неужели, я ему нисколько не нравлюсь? Неужели ж, он не видит, что я с ума схожу по нему?' Ей вдруг захотелось все рассказать о себе ему, почувствовать на себе его сильные руки и притулиться к надёжной груди. Почему-то была уверена, что он поймёт. Помучившись и решив, что не уснёт, села. Но и сидеть не смогла, встала. Постояла у окна. За стеклом тоска. Тускло горели уличные фонари и кое — где светились поздним светом окна. 'Одним словом, я пропала. Не я ж первая'. Приняв решение, пошла в спальню к Богушу. Тот спал, обняв подушку, посреди широкой кровати. Из-под одеяла, торчала его голая нога. Она присела на краешек и потрепала за плечо.
— Алёша, Алёша! Проснись!
Тот сел, в подушки, плохо соображая и тяжело приходя в себя.
— Что, что такое?
— Алёша, я хочу быть по-настоящему с тобой.
Тот, поглаживая мощную грудь пятернёй, бестолково таращился.
— Чёрт! Абракадабра какая-то, не понял ничего.
— Я твоей хочу быть. — Повторила она дрожащим голосом.
О! До него дошло чего от него хотят.
— Что, что… Девчонка, дура. Какой я тебе Алёша. Товарищ майор, Понятно. А ну марш на диван. Поняла?
От неожиданной агрессивности его тона Маринка смущается, но миг сомнений и она решает не отступать. Упираясь, она делает попытку забраться под одеяло и лечь рядом.
Обрадовавшись было её робости, но тут же испытав разочарование, он пытается принять меры.
— Так, что за дела, — вскочил он, больно схватив её за руку, поволок в комнату с диваном. Толкнув на который, пробурчал:
— Чего ты добиваешься, а? От тебя одни неприятности. Поменьше бы хвостом крутила, всем вокруг легче бы жилось. Понятно чего они из-за тебя рога себе ломают. Голову смотри свернёшь всем за раз мозги пудрить.
Его так разбирали эмоции, что он с большим бы удовольствием отшлёпал девчонку.
'Сложен как бог. А ума курам нечего поклевать. Ничего себе устроил бурю в стакане воды', — с тоской думала она посматривая на взбешённого майора. По её щекам текли слёзы. Дело не в том, что он отверг её и сюда притащил, а в том, что он говорил. А он словно для того, чтоб обозлить бил и бил её словами по лицу. Наконец он выдохся, выключил свет и ушёл к себе. Какое-то время она посидела ледяной глыбой. Больно, обидно, но не делать же себе харакири. Время остудит, рассудит. Надо же так до безумия влюбиться в бесчувственного чурбана. Она готова идти до последнего, умолять, просить и не посчитает это унижением: ведь любовь выше всего. Но ему это не надо. Зачем же усложнять дорогому человеку жизнь. Только она не может уже без него во сне, в розовых мечтах плавающих в голове вместо лекций и реально тоже не может. Что же ей убогой делать? Как жить дальше? Ведь ей казалось, что он по — особому смотрит на неё. Святая простота! Понимает опять же с полувзгляда. Ошибка. Её выдумка. Ненормальная, бросилась в омут с головой. А он по должности уделял ей внимание. Для него она курсант. Не включая свет, принялась одеваться в свою одежду. Тихонько пройдя по прихожей, аккуратно открыла замок и, защёлкнув за собой дверь, сбежала по ступеням вниз. Пусть спит. Распахнув в холодную ночь дверь, заторопилась прочь.
Морозный ветерок с маленьким снежком обдул разгорячённое лицо. Жар потихоньку отходил. В голове запрыгали трезвые мысли. Куда рванула в ночь. Что теперь делать. Но остаться и смотреть утром ему в глаза… выше её сил. Словив новый удар ветра поёжилась, вздохнула, почти всхлипывая, но возвращаться не стала. Ну, уж раз сорвалась, то не паниковать. Она выскочила на дорогу и направилась к женщине регулировщице, что маячила на площади. Та козырнула:
— Чем могу?
— Можете, помогите добраться до общежития. Приняла неверное решение. Выскочила на эмоциях.
— Могу вызвать такси. — Сжалилась она.
— Хорошо.
Сажая Марину к таксисту, гаишница записала номер и предупредила водителя об ответственности. Всё обошлось, и её благополучно доставили на место. Придя в свою комнату, Марина сразу плюхнулась на кровать, забралась под одеяло и измотанная тут же уснула.
Услышав хлопок двери. Богуш какое-то время не связывал это с Мариной. Он злился, голову жгло: 'С какой стати она была так уверена, что он ей уступит?' Потом сорвался и, включив свет, уставился на пустой диван. Оббежал квартиру и прорычав своё:
— Ё, п, р, с, т, — оделся и рванул следом. Но двор и дорога были пусты. Он почти проехал, а потом тормознув, вернулся к девушке постовому на площади.
— Извините, вы девушку в розовой курточке с капюшоном не видели?
Та неопределённо пожала плечами. Но, сообразив о ком речь и шмыгнув носом, пропела:- Нет проблем. Рассказала. Ввела, так сказать, в курс дела. Богуш чертыхаясь, покатил в общежитие. Приоткрыв дверь комнаты, и найдя потерянный объект на месте, передохнул. 'Олух царя небесного. Чтоб я ещё раз…' Прикрыв дверь, спустился к дежурному. Взяв там ключи от жилплощади взводного, завалился на диван. 'Дурдом! Кто б сказал зачем мне то кино надо'.
24
Пробуждение для Маринки было не лёгким. В общежитие она вчера вернулась в самом подавленном состоянии. Голова услужливо преподнесла на блюдечке все ночные события. 'Не понимаю, как я не взвыла от боли и не грохнулась в обморок от собственной лажи'. — Вздыхала она.
— О, барышня, — выразила общее удивление Лена, — ты как здесь оказалась?
— На машине. — Отбурчалась Марина, ей не хотелось сейчас ни с кем разговаривать. Она натянуто улыбалась, но в глазах её метались тоскливые тучки. Ещё напор и хлынет дождь.
