Длинная Серебряная Ложка

— Нет, не могу, — подумав, ответил сын. — И не собираюсь. М-мы еще посмотрим, кто кого.

— Значит, остаешься?

— Остаюсь.

— Ну и болван! Так пропадайте же оба, я палец о палец больше не ударю! И за что только судьба покарала меня такими дерзостными, неблагодарными детьми?

Оба надолго замолчали.

— Это не риторический вопрос, отец, — наконец произнес Леонард. — На твоем месте, я бы не стал его задавать.

Уолтер осторожно отодвинулся от окна, за котором отец и сын еще продолжали беседу, и рассмотрел новый артефакт. Им оказался сложенный вчетверо листочек бумаги с виньетками, как видно, из дамской записной книжки. Записка вещала:

«Дорогие отец и Леонард,

Не вздумайте меня искать! В единстве наша погибель, только по отдельности мы устоим. Я сделала свой выбор, да и вы бегите отсюда. И если есть у вас хоть крупица благоразумия, держитесь подальше от графа и Гизелы.

Б.

PS Особенно от Гизелы.

PPS Если вдруг решите остаться, не забывайте кормить мою канарейку.»

Теперь у Уолтера уже не оставалось сомнений.

* * *

«У меня был друг, но он оказался предателем. У меня была возлюбленная, но она обернулась чудовищем, настоящей ламией (прим. — уточнить термин „ламия“ в мифологическом словаре.) Тем не менее, у меня есть долг перед Гизелой — долг христианина, мужчины, и любящего человека. Я должен спасти ее душу из узилища немертвой плоти. Я должен ее упокоить. А если хватит сил, то и графа, который сделал ее такой.

Выбравшись из дома безумного Штайнберга, я последовал совету Леонарда и взял на конюшне лошадь. Привратнику я сказал, что мне поручено скакать в замок, и он без возражений отворил предо мною ворота. По дороге даже волки держались в отдалении, чуя мой гнев, мою решимость. Теперь я готов на самый отчаянный поступок. Я пишу эти строки при лунном свете на ступенях замка. Еще мгновение — и я открою дверь и отправлюсь на последнее свидание к моей любимой (прим. — если выживу, нужно вставить сюда какую-нибудь цитату — может, из Теннисона?) Я иду, Гизела! Смерть меня не страшит!»

Здесь записи Уолтера Стивенса обрываются навсегда.

К его величайшей досаде, дверь была заперта. Разве что вскарабкаться по каменной кладке до ближайшего окна? Но велик шанс, что тогда обрушится вся стена. Это, во-первых, очень раздосадует вампиров, а во-вторых — разрушать чужие культурные ценности все же варварство. Уолтер решил позвонить. Хотя он едва прикоснулся к дверному звонку в форме дракона с аппетитом кусающего себя за хвост, эхо многократно усилило стук и разнесло его по всему замку.

Дверь открыла горничная. В кармане ее фартука что-то настойчиво шевелилось. Эвике погладила карман, убаюкивая его содержимое, и строго посмотрела на Уолтера.

— Где вас так долго носило, сударь? А почему плащ не при вас? А корзина? Только не говорите, что потеряли!

— Сейчас не до таких мелочей, — отмахнулся он, проходя вперед.

— Это не мелочь! Между прочим, я все пальцы исколола, пока ее сплела…

— Девушка! — прикрикнул на нее Уолтер. — У тебя есть факел?

— Нет. У меня теперь и свечей нет, по вашей милости. Зато есть лучина. Сгодится?

Уолтер представил, как заявится к вампирше с лучиной в руках, и тут же отмел этот вариант. Масштаб не тот.

— Вряд ли.

— А что с вами приключилось? Где вы так исцарапались, да и костюм порвали?

— Я был у Леонарда.

Служба у вампиров закалила нервы Эвике, но теперь лицо ее посерело.

— Господи. Неужто его микробы с вами такое сделали?!

Не тратя времени на объяснения, Уолтер оттеснил девушку в сторону.

— Куда же вы?

— К твоей госпоже.

— Дайте я вам хоть брюки зашью! Нельзя же идти к даме в таком деза… беза… де-без-белья, в общем!

Идея звучала заманчиво, но юноша отказался. Нельзя терять ни секунды. Сначала он забежал к себе в спальню, а оттуда уже отправился на роковую встречу.

Уолтер был преисполнен решимости. К сожалению или к счастью, но она завладела всем его сознанием, не оставляя таким вещам, как рассудительность и здравый смысл, ни малейшего шанса. Сжимая в одной руке весомые доказательства — то есть то, что когда-то было дневником Берты, а в другой — набор бесстрашного убийцы вампиров, он открыл дверь (что составляет определенные трудности при обеих занятых руках) и шагнул в комнату Гизелы.

Она сидела на потертом диванчике и внимательно читала книгу, делая заметки на полях (восклицательный знак, большой восклицательный знак, Очень Большой восклицательный знак). Заметив пришельца, виконтесса оторвалась от увлекательного чтения и приветливо ему помахала.

— А, Уолтер. Свечи принесли?

— Нет.

— Что-то случилось?

«Нет, мисс Гизела, ничего не случилось, я так, комнатой ошибся,» — захотел сказать он и быстро-быстро закрыть за собой дверь. Но долг превыше всего.

— Да, случилось, — торжественно-мрачным тоном произнес Уолтер, и девушка заинтересованно отложила книгу.

— Гизела, я знаю правду!

Виконтесса побледнела, хотя, казалось бы, с ее цветом кожи сделать это просто невозможно.

— Какую правду? Что ты имеешь в виду?

— Тебе больше не удастся обманывать меня, — провозгласил англичанин, обращаясь к ней на «ты,» потому что с демонами вообще-то не миндальничают. Но приличия не сдавали позиции так просто. — Я долго сомневался, но теперь получил неопровержимые доказательства… Мисс Гизела, я знаю про вас все. И про несчастную Берту Штайнберг.

— Что?! — воскликнула она, подбегая к Уолтеру почти вплотную. — Что ты знаешь? Где Берта? Как нам ее вернуть?

— Вы не вернете ее, мисс Гизела. Храбрая девушка погибла, но тем самым она вырвалась из этого ужасного места и вы более не властны над ней. Но я могу помочь вам.

— Как же? — Гизела вскинула тонкие брови.

— Я отрублю вам голову, набью рот чесноком и вобью кол в сердце, — твердо произнес Уолтер, протягивая крест перед собой на случай, если Гизеле эта идея не понравится.

Гизеле эта идея не понравилась. Она очень внимательно посмотрела на него и очень тихо спросила:

— Что?

— Поверьте, мне будет тяжело, но я готов избавить вас от того существования, которое вы вынуждены влачить, погубив сначала себя, а теперь и других людей — как и эту ни в чем не повинную девушку.

— Да что ты…

— Подождите, мисс Гизела, — у него была приготовлена речь на три страницы, и он только начал. — Пусть вы и стали тем, кем являетесь, но ваша бесценная душа достойна спасения. Позвольте же мне освободить вас и других от страданий!

— Не позволю, — она сложила руки на груди.

— Почему?

— Я не люблю, когда мне отрезают голову. Чеснок, впрочем, я тоже не очень люблю.

— Явный признак!

— Признак чего?

— Того, что вы вампир, мисс Гизела! Пришло время раскрыть карты. Я давно догадывался, кто вы, а теперь нашел документальное подтверждение. Вам меня не обмануть! Поверьте, мисс Гизела, вы очень мне нравитесь. Только ради вас я и остаюсь здесь, дабы спасти вашу душу от вечного царства тьмы!

— Ага-а-а-а, — медленно произнесла она.

Уолтер внутренне похолодел. Вот сейчас она, осознав что уже нет смысла скрываться, просто набросится на него и выпьет всю кровь.

— Во-первых, никто вас в замке не держит, вы сами сюда пришли. Во-вторых, я правда вам нравлюсь? Как мило! В-третьих, какие еще документальные подтверждение? Ну и в- четвертых… Извини, Уолтер, но я не вампир.

— Как это?

— Ну, так получилось. Я не нарочно.

— Я вам не верю! Вы нарочно пытаетесь обмануть меня, затуманить рассудок и… Ну хорошо, докажите, что вы не вампир!..

* * *

— А вот святая вода, — с надеждой произнес Уолтер, доставая маленький флакончик и капая Гизеле на запястье.

Виконтесса зевнула. Юноша печально вздохнул и поставил в формуляре жирный минус около пункта двадцать пять: «Вампиры боятся святой воды.» Тем не менее, он не унывал.

— Хорошо, но это еще не все.

С хитрым видом мистер Стивенс достал из чемодана мешочек, перевязанный ниткой.

— Ну-ка, проверим, мисс Гизела…

На ее глазах он высыпал содержимое мешочка — мелкие зернышки запрыгали по полу, разбегаясь в разные стороны. Англичанин выжидающе посмотрел на предполагаемую вампиршу.

— И?

— У вас не возникает нестерпимого желания их пересчитать?

— У меня возникает нестерпимое желание всучить кому-нибудь веник и совок! Но я уже близка к тому, чтобы вас покусать, мистер Штивенс! — раздраженно проговорила она.

Он неохотно поставил еще один минус и поплелся за веником.

На шестьдесят девятом пункте опросник закончился. Конечно, он еще не пробовал отрубить ей голову, или там вбить кол в сердце, но инстинкт самосохранения подсказывал, что