застыли на месте.
— Эта наша Мастер, — отрекомендовала ее Берта, — вместе вы составите опись ущерба.
Души замученных коллег воззвали к бывшей горничной, которая довольно потерла руки. Особенно ее умилила записная книжечка.
— Красивая штучка, да только нам не пригодится. Записывать сюда ущерб — все равно что траншеи чайной ложкой рыть, — сообщила девушка и продолжила тоном музейного гида, — У нас был красивый, чистый,
Прежде чем Госпожа успела опомниться, Эвике уже волокла ее в парадную залу, рассказывая на ходу как вампиры отколупали позолоту с лепнины на потолке…
— Это же чудовищно — отпускать служанку с Эржбетой, — сказал Леонард, разжигая плиту чтобы вскипятить себе вечернюю порцию крови.
— В крайнем случае, нового Мастера изберем, — ответила сестра. Но уже в следующий момент ей захотелось юркнуть под стол. Вошла Гизела.
Виконтессу не покидало ощущение, что вчера Эвике что-то подмешала в ее напиток. Как она дошла до своей комнаты и как уснула, Гизела не помнила. Зато прекрасно выспалась и проснулась практически новым человеком. То-есть вампиром. Не считая этого обстоятельства, жизнь казалась не такой уж и плохой.
— О… Леонард? — первым, кого она она увидела, спустившись на кухню, был именно юный Штайнберг, самозабвенно колдовавший у плиты. — Доброе ут… Точнее, вечер. Тоже добрый.
Леонард помахал ей ложкой, с которой стекало нечто малоаппетитное даже по щедрым вампирским меркам.
— Хочешь кипяченой крови?
Берта, чинно восседавшая за столом, скривилась и налила себе свежей из графина.
— Кипяченой? — переспросила Гизела, сглотнув. — А почему? И да, добрый вечер, Берта.
— Ну привет, — буркнула вампирша, пока за заднем плане Леонард живописал достоинства кипячения.
В молчании она пододвинула Гизеле графин и неопределенно помахала рукой — твоя кухня, сама знаешь где взять чашку. Виконтессу она по-прежнему игнорировала с упорством человека, увидевшего привидение, но продолжающего винить во всем свое неуемное воображение и лишнюю рюмку шнапса за ужином. Гизела также демонстративно взяла чашку и налила крови, после чего уселась за другим концом стола.
— Как тебе понравилась Вена? Что там носят? — поинтересовалась она.
— Форменные платья, фартуки и чепцы. Главное, хорошо их накрахмалить, а то фрау Кальтерзиле… — начала Берта, но осеклась. — Вернее, это носили там, где я служила… Аааэээ… какая у вас была погода?
— Прекрасная, — ответила Гизела, усмехнувшись. — И где же такую модную одежду выдают?
К счастью для Берты, который вовсе не хотелось рассказывать про свою сомнительную карьеру, дверь скрипнула и на кухню прокралась Изабель, чье появление повлекло за собой Очень Громкую Тишину. Похоже, она и сама не ожидала кого-либо здесь увидеть, потому что тихо ойкнула и готова была броситься наутек.
— Это еще кто? — уставилась на нее Берта. Замок понемногу превращался в странноприимный дом.
— Это, эм… Изабель, — проговорила Гизела, раздумывая, что бы такое добавить. — Она меня вроде как покусала. Познакомьтесь.
Виконтесса не определилась, ненавидеть ли ей вампиршу или уважать как свою создательницу. Впрочем, глядя на нее сейчас, хотелось только пожалеть. И накормить. Зато Берта придерживалась иного мнения. Она неторопливо встала, оперлась обоими руками о стол и улыбнулась гостье, будто крокодил антилопе, пришедшей на водопой. И без этого преступления у нее хватало причин поквитаться с гадиной — Уолтер с Эвике не жалели красок, расписывая ее зверства, да и Леонард обмолвился, кому именно их отец обязан несвойственным ему благодушием. Но смерть Гизелы!..
— А я Берта Штайнберг, — представилась она, — именно это имя коронер, который будет обследовать твой труп, напишет в графе 'Причина смерти.' Что мне с ней сделать, Гизела?
Виконтесса бросила быстрый взгляд на Леонарда и произнесла внушительно:
— Она не заслужила легкой смерти.
— Нет, конечно, — отозвался Леонард, и его очки холодно заблестели. — С ней следует сделать что-нибудь поинтереснее. Проходи и раздевайся! — приказал он оторопевшей вампирше.
Не решаясь что-либо произнести, Изабель переводила взгляд с одного на другую. Она не готова была поверить в такую внезапную жестокость.
— Ч-что? — прошептала она.
— Как думаешь, с чего начнем? — проговорила Гизела, оценивающе разглядывая свою создательницу.
— Выпорем для начала, — заявил Штайнберг-младший. — Розгами из боярышника. Я загодя замочил их в святой воде.
— Только не здесь, — брезгливо проговорила Гизела. — Не на кухне же! Пойдем на кладбище и растянем ее на надгробии. У меня есть наручники, которые можно посеребрить…
— Мы с тобой будем держать ее за руки и за ноги, Берта — стегать, — протянул Леонард мечтательно. — Мм-мм, просто семейная идиллия. Но и этого мало!
— А потом, — виконтесса задумчиво размешивала кровь чайной ложечкой, — мы отрежем ей уши. Ножницами для рукоделия. Тупыми. Затем же можно…
Бедняжка Изабель смотрела на двух наследников де Сада и дрожала, как осиновый лист на ветру. Происходящее казалось кошмарным сном, ведь еще вчера Леонард был так мил и любезен. Неужели он передумал? Но самое ужасное, что она заслуживает все эти кары и еще худшие. Они — победители и вправе делать с ней что угодно. Изабель подняла полные слез глаза на Берту, ожидая, какой вердикт вынесет та.
Судья зловеще молчала. Но когда Леонард предложил натереть преступницу чесноком, подвесить за большие пальцы ног и заставить ее в таком положении петь религиозные гимны, взбешенная вампирша так саданула кулаком по столу, что из графина выплеснулась половина содержимого.
— Сволочи бессовестные! Вам лишь бы поглумиться, — накинулась она на Гизелу и Леонарда, — а ведь я задала серьезный вопрос!
— И получила серьезный ответ. Иная на твоем месте сочла бы наше предложение рациональным. Но только не ты, сестра. Ты так никогда ни с кем не поступишь.
Берта фыркнула.
— А ты просто психологический шантажист. Считаешь, что все вокруг хорошие, и нам действительно приходится подыгрывать, только чтобы тебя не разочаровать. Тьфу! Иди сюда! — позвала она Изабель. — Я так рассержена на этих двоих, что на тебя зла уже не хватает.
— Я так и знал, что мы ее уговорим! — просиял Леонард.
— Но мы еще не рассказали про дыбу, — надулась Гизела. — У меня на нее были такие планы! — и повернулась к Изабель. — Видишь, как помогает разрядить атмосферу вовремя сказанная шутка. Э-э, я надеюсь, ты не восприняла все всерьез?
— Да… То-есть нет, то-есть вы не хотите меня убить? — уточнила Изабель на всякий случай. Леонард отодвинул для нее стул и, когда она присела на краешек, молча погладил по голове. Берта насупилась. Ах вот оно что!
— Хорошо, я помилую ее ради тебя, — процедила она.
— Этого недостаточно. Ты д-должна помиловать ее ради нее самой.
Берта вздохнула. Знать бы еще, что она из себя представляет! Бледная и щуплая, в сером, как ноябрьское утро платье, Изабель казалась незаметной, даже если глядеть на нее в упор. Внимание привлекали только глаза, которые…
— Ты ведь умеешь запирать людей наедине с их кошмарами,? — Изабель напряженно кивнула. — А получится наоборот? Если в своей голове они сидят в темном чулане и раскачиваются из стороны в сторону, ты можешь хоть чуть-чуть приоткрыть им дверь? Есть тут одна работенка…
И протянула ей газету. Изабель пробежала глазами объявление и непонимающе посмотрела на Берту:
— Чего ты от меня хочешь? Что я должна?.. Я должна работать
— Работа как работа, — насупилась Берта, — не хуже, чем у других. Правда, тамошний доктор не дурак приударить за сестричками, но тебе это не грозит… В том смысле, что Леонард с него скальп снимет, если он позволит себе лишнего.
— Леонард? — Изабель перевела взгляд на него. — Ты поехал бы со мной?
— Разумеется. Я уже и чемоданы собрал, на случай если Берта все же захочет тебя убить. Вместе бы и сбежали.
Она улыбнулась. Ссылка уже не казалась такой страшной.
— Тогда я согласна. Едем!
— Чур и я с вами!
Взглянув на вошедшего Штайнберга, Берта с Гизелой поперхнулись кровью, зато Леонард по привычке вскочил со стула. Родного отца следует почитать… что бы он там на себя ни напялил. Поскольку фрак фабриканта был безнадежно испорчен, еще вечером Эвике порылась в сундуках и подыскала ему батистовую рубашку в кружевными манжетами, зеленый бархатный камзол, и брюки до колен. Натянув высокие сапоги с отворотами и подпоясавшись алым кушаком, Штайнберг напоминал лихого корсара. Дети не знали, куда девать глаза.
— Хочешь есть? — предложила Берта.
— Ага! Если вы оба называете меня на 'ты,' значит, мы родственники? Кузены?
Тут он подумал, почему Леонард встал, как только он вошел в комнату, и на его лице отразилось сомнение. Брат и сестра переглянулись. Раскрывать тайну своего родства они не собирались. Леонард трезво рассудил, что с любым отцом приключится удар, если он узнает что они его дети. Но уже поздно отпираться.
— Ты наш отец, — подтвердил Леонард, опечаленный.
— Чего только на свете не бывает! А где ваша мать? Она хотя бы симпатичная? — с надеждой переспросил Штайнберг.
— Не знаю, она ушла от нас много лет назад.
— Неужели? — фабрикант почесал затылок. — Нич-ч-чего не помню. Ну и как, я был хорошим отцом?
— Да!
Может, потому что они ответили с такой готовностью, или же из-за их широких, натянуто-веселых улыбок, но Штайнберг взгрустнул.
— Что, настолько все плохо было?
— Если хотите, — тихо вступила Изабель и запнулась на полуслове. — Если хотите, я могу все сделать так, как было раньше…
— Отличная идея! — подхватил Леонард. — Мы поможем тебе.
Но тоже умолк, прочитав мольбу в глазах отца.
— А мне есть, что вспоминать?
— Ну, ты самый б-богатый и успешный фабрикант в округе. Я прикажу управляющему приготовить отчет…
— Ох, цифры — это такая скучища! — скривился Штайнберг. — А что-нибудь еще, что-нибудь стоящее?
— Нет, — честно ответила Берта.
— Тогда лучше не надо, — замялся он. — Память — дело-то хорошее, но… давайте так и оставим, а? Мне нравится неопределенность. Если ничего не знаешь в точности, возможно абсолютно все.
