работник налоговой инспекции, начальник районной ГАИ – все пойдет в дело! Будем покупать депутатов! Создадим свою фракцию в Верховном Совете…
– Фракции пока запрещены, – возразил кто-то из гостей.
– Правильно, Миша! – Братский обратился к широколицему мужчине с депутатским значком на лацкане пиджака. – Правильно! Но только пока. Вот ты давай инициируй отмену статьи про «руководящую и направляющую». А пока создайте группу независимых депутатов – в смысле, независимых от КПСС. Есть в Верховном Совете один комический персонаж – Ельцин! Очень подходящая фигура для того, чтобы эту группу возглавить.
– Ельцин??? Ты шутишь, Антон! – возразил ему депутат. – Он же далек от этого как небо от земли! Не знает азов политического процесса. Да и депутатом стал почти случайно. Ему депутатство Беляев предложил, когда снимал с предыдущей должности. Можно сказать, устроил в Верховный Совет на пересидку! Он и на заседаниях-то не появляется!
– Э-э-э нет, ребята! Вы этого парня недооцениваете. Знаете, в чем его сила? В ненависти! Он ненавидит Беляева, ненавидит Горбачева, ненавидит страну под названием СССР, даже себя ненавидит, так как считает недостойным то положение, в котором оказался.
– Погоди-погоди, Антон! – неожиданно перебил Братского Глушков. – Ты что же, считаешь, что Беляева надо поменять на Ельцина? Я правильно тебя понял?
– Правильно! И я могу объяснить почему! Вот вы, Николай Петрович! Разве вы член команды Беляева? Вы можете рассчитывать стать при нем министром или директором крупного предприятия? А?
– Нет, не могу! – мрачно согласился Глушков. – Да и стар я для такой работы. Мне бы советником каким-нибудь…
– Так! А ты, товарищ Полторыхин, – Братский обратился к депутату, который давал Ельцину нелестную характеристику, – ты можешь стать министром печати, к примеру? Ведь мне известно, что твою кандидатуру Беляеву заносили. Но Женька Скорочкин тебя зарубил! Поставил какого-то кренделя из Плодовощторга, редактировавшего там многотиражку.
Братский выдержал паузу, давая возможность всем вдуматься в его аргументы.
– Беляева надо убирать! – продолжил он. – И не потому, что он плох, а потому, что «захвачен» другой командой. Это не наш человек. А нам нужен тот, кто обопрется вот на эту… «могучую кучку»! – Братский рассмеялся и указал рукой на присутствующих. – Где Чернозубов? А… вот он, вития наш! Степан Богданович! Быть тебе премьером при Ельцине!
– Чего? – удивился Чернозубов. – Каким премьером?! Вы чё, огарки политические, ох… Не-е-т! Я запах газа люблю! Оставьте меня на газе! И потом, я, как Чапаев, языков не знаю! Вот Айдар – этот на английском будьте любезны! Полный парле ву франсе! А я по-английски и знаю всего-то – только «гутен таг» и «фак ю»!
– Этого вполне достаточно, Степан Богданович! По-английски вам говорить вряд ли придется! А по- русски вы изъясняетесь лучше всех.
Братский снова оглядел присутствующих и, пошарив по комнате глазами, обратился к маленькому горбоносому человеку, сидевшему не на пуфике, как все остальные, а в темном углу большой комнаты в кресле. И если бы не лысина, на которой прыгали отблески каминного пламени, его можно было бы даже не заметить.
– Борис Рувимович! Березовский! Вы почему уединились?
– Так страшно же! Вы же опять государственный переворот замышляете! Второй раз может не пройти! А у нас ведь как: бить будут, как всегда, не по паспорту, а по роже. А у меня что паспорт, что рожа – все едино. – Березовский тяжело вздохнул. – Задницей чую, плохо все это кончится. Для меня уж точно!
– Борис Рувимович, дорогой! Говорят, что уже сегодня вы самый богатый человек в стране. Когда только успели?! Ведь воровство всего год как узаконили, а вам КГБ уже приписывает многомиллиардное состояние. Причем в долларах, заметьте! Вон Ефим, крутится вместе со своими бабами как белка в колесе, а и сотой части ваших капиталов не сколотил!
– Клевещут, ироды! Антисемиты подлые! – возмутился Березовский. – Нету у меня ничего. Я нищ как церковный таракан!
– Вот пускай этот таракан и профинансирует наш проект! – жестко отозвался Братский. – С вас десять миллионов, дружище!
– Рублей? – с надеждой уточнил Березовский.
– Долларов, разумеется.
– Но это форменный грабеж! Давать такие деньги на собственные похороны – это уж слишком! Лучше схороните меня в Кремлевской стене по государственным расценкам.
– Хорошая шутка! – вмешался Глушков. – Эти похороны как раз в эту сумму и обойдутся! Лучше соглашайся, Борис. Ты потом на своем тезке в сто раз больше заработаешь.
– А тезка – это кто? – вежливо уточнил Березовский.
– Так Ельцин же! Он тоже Борис, только Никанорович, а не Рувимович!
– Ну хватит препираться, – прервал диалог Братский. – Решение принято. Общее руководство операцией за мной! Деньги – от Березовского. Информационное обеспечение – это Полторыхин. Тебе что-то непонятно, Серега? – обратился он к одному из гостей, лицо которого искажала гримаса – так, будто он только что разжевал целый лимон. – У тебя физиономия сильно недовольного человека!
– Да нет. Я просто в туалет хочу… Но раз уж ко мне обратились, выскажусь! – Мужчина разгладил ладонями редкие волосы и встал, рассчитывая, видимо, на то, что так на него скорее обратят внимание. – Я, как известно, происхожу из древнего польского рода Борткевичей… – начал он весьма пафосно.
– Кому известно? – ехидно перебил его Ефим Правых. – Если бы вы носили фамилию Пушкин, тогда другое дело!
Борткевич в ответ не удостоил его даже взглядом.
– …Мы, Борткевичи, всегда честно служили польской короне. И хорошо помним, как вы, русские, терзали белое красивое тело моей страны…
– Ну, начинается! – снова перебил его Правых. – При чем тут Польша и русские? Мы обсуждаем, как Беляева на Ельцина поменять! А вы о чем, дружище?
– Я как раз об этом! – гордо возразил потомок польских дворян. – Я не могу участвовать в вашем заговоре. Мы, Борткевичи, не предаем! Служить так служить! – Борткевич сделал движение, в котором угадывалось намерение выхватить несуществующую саблю. – Никогда не предаем!!! – топнул он ногой.
– А вы, простите, где и кем служите, молодой человек? – иронично поинтересовался Глушков.
– Я? Я, собственно… свободный художник. Пишу… размышляю…
– Борис, займись этим придурком, – раздраженно остановил беседу Антон Братский и, отвернувшись от притихшего оратора, двинулся в другую комнату, где уже был накрыт стол и подан десерт.
На десерт подавали диковинное блюдо под названием чизкейк. Гости не торопясь двинулись за хозяином, а Борткевич так и остался стоять, выставив вперед левую ногу и подняв вверх правую руку с воображаемой саблей.
К нему мелкими шажками приблизился Березовский и тихо спросил:
– Сколько на этот раз стоит гордая неприступность польского шляхтича?
– Одна тысяча!
– Рублей, надеюсь?
Борткевич презрительно хмыкнул.
– Неужели долларов? – показушно изумился Березовский.
Борткевич снова хмыкнул, но уже не так уверенно.
– Вы что, берете в английских фунтах? Ручку-то опустите! – теперь уже по-настоящему возмутился Борис Рувимович.
Тот принял покорную позу и торопливо кивнул.
– Однако вы пошлый вымогатель, батенька, – назидательно сказал Березовский. – Вот вам тысяча долларов и не сердите меня…
Борткевич быстро сунул купюры куда-то за пояс и, покраснев, шепнул:
– Извините, Борис Рувимович, я в туалет сильно хочу. Я пойду, ладно?
– Идите, дружок. И раньше чем через месяц за деньгами не являйтесь.
