– Ты придумал сразу две наклейки на бамперы.
– Привело все это к вторжению в жилище и убийствам?
– И к собственной его пассивности.
Авги нахмурился:
– Повтори, пожалуйста.
Она замялась. Сама не зная почему, Бернадетт готова была рассказать Авги то, о чем не сказала даже Гарсиа.
– Куэйд прятался в гардеробной в спальне своих родителей, когда прямо за дверью насиловали и резали его сестер. Представь, каково ему было слушать все это и сидеть скованному страхом.
– Это, как ни странно, понять можно.
– Только потом он сделал немыслимое, – сказала она. – Не вызвал полицию или «скорую» из дома, не побежал к соседям за помощью. Он отправился прямиком в школу и притаился под одеялом, пока полиция его не разыскала, чтобы сообщить, что вся его семья убита.
– Было ли это рассчитанным ходом? Сделал он это, чтобы к нему не прилипла кличка дешевого трусишки, или это была некая форма шока? Помнил ли он хотя бы, что видел тогда дома?
– Я не знаю. Правда не знаю.
– С другой стороны, какая разница? – задал вопрос Авги. – Куэйд мертв. Он избавил суды от хлопот процесса. Плюс, прежде чем уйти в землю, успел прихватить с собой еще одного подонка.
Бернадетт допила пиво и поставила бутылку на столик.
– На тебя нынче какой-то оправдательный стих напал.
Катая меж ладоней пустую бутылку, он угрюмо проговорил:
– А ты попробуй оказаться убитой. Весь взгляд на мир меняется. Я бы хотел вернуться к жизни электрическим стулом.
– Существует такая штука, как перевоплощение?
– Мне-то откуда это знать?
– Какая от тебя польза? Ты ничего мне не можешь рассказать.
Он поставил бутылку на столик.
– Это неправда. Совсем-совсем неправда. Одно мое присутствие тут говорит тебе, что ничего не кончается, когда мы думаем, что все кончено.
Она встала с дивана и подошла к окну взглянуть на реку. Освещавшие воду огни никогда не были такими четкими и такими яркими.
– Я и не думала, что смерть это конец. Я должна знать, что приходит следом.
– Я не могу сказать, что придет следом для тебя, – сказал он ей в спину. – Могу лишь показать, что пришло следом для меня. Какая, в сущности, разница? Тебе только нужно знать то, что мы в каком-то виде продолжаем существовать после того, как наши тела избавляются от нас.
– Не очень-то это здорово. – Отвернувшись от окна, она повернулась к нему и потерла руки у плеч поверх рукавов рубашки. Потянуло сквозняком. Может, ее гость принес его к ней в дом? – Мне нужно побольше сведений.
– Зачем? Хочешь убедиться, что поставила на ту лошадь?
– Что?
– Вера, какая надо. Бог правильный.
Она сухо рассмеялась и пошла на кухню.
– Меня мало занимает организованная религия.
– Ты католичка.
– Я была католичкой. Теперь я никто. – Открыв холодильник, она уперлась рукой в верх дверцы.
– Единожды католик всегда католик. – Он помолчал, потом прибавил: – Я же знаю, что ты до сих пор молишься.
Ей совсем не хотелось думать о том, как он про это узнал.
– Ну и что? Это не делает меня католичкой. С каких это пор, чтобы молиться, требовался членский билет церковной общины? – Сама она при этом подумала: «Это сумасшествие: я толкую про свою веру с мертвецом. А он пьет мое пиво».
– Зачем же тебе тогда знать подробности о том, что будет потом? Вот скажи мне – просто так, чтоб поддержать разговор: если бы ты знала, что и какая-то религия находится на связи с правильным богом, что бы ты сделала? Побежала присоединяться к этой церкви?
– Сомневаюсь, чтобы Всемогущий хоть в грош ставил то, где я преклоняю колени.
– Ты не ответила на мой вопрос.
Бернадетт оглядела полки холодильника. Пачка масла. Коробка с одним-единственным яйцом. Мисочка расползшейся клубники. Оторвавшись от холодильника, она посмотрела на гостя:
– Знаешь что? Не хочу я больше говорить о религии. Скучно и грустно.
– Как тебе угодно. – Авги положил ноги на столик. – Ну и каков приговор? Есть что-нибудь поесть?
– Приговор, похоже, беспощадный, советник.
Оскар дважды гавкнул и соскочил с коленей хозяина. Пес процокал ноготками по полу и присоединился к Бернадетт: встал рядом с ней, уставившись в холодильник.
– Оскар! – прикрикнул Авги. – Уйди оттуда.
Бернадетт полезла в холодильник, вытащила три зеленые бутылки «Сент-Польского» и одну коричневую. Оглядела диковину: спереди на бутылке красовалась голова быка- буффало.
– Не против слабого эля «Крепкая голова»?
– Никогда не слыхал о таком.
Захлопнув дверцу холодильника, она понесла бутылки в гостиную. Пес-сосиска следовал за ней по пятам.
– Винная лавка по дешевке распродавала бутылки. Захотелось попробовать чего-нибудь новенького. – Она поставила пиво на столик и села на диван.
Авги сел с ней рядом, взял в руки коричневую бутылку и прочитал наклейку:
– «Пивоваренная компания „Биг хоул“, Белград, штат Монтана». Рискну попробовать. – Он сковырнул крышку. – Не убьет же это меня, верно?
Она смотрела, как он пил.
– Если не понравится, можешь отдать Оскару.
Он икнул.
– Не-а. Это вкусно.
Она откупорила себе бутылку «Сент-Польского».
– В холодильнике еще полно всякого пива. В отличие от всего другого.
Он сделал второй глоток и рыгнул.
– Можем заказать пиццу.
Бернадетт глянула на часы:
– Поздновато вроде животы набивать. Мне тогда совсем не уснуть, а завтра утром рано вставать на работу.
Оскар запрыгнул на освободившееся кресло, дважды прошелся по подушке и свернулся клубком.
– Оскар, – сказал Авги, указывая на пол. – Сидеть.
– Да пусть лежит. – Бернадетт отпила «Сент-Польского». – Он же не наделает, да?
– Даже когда был жив, не позволял себе такого.
Она разделалась с пивом, поставила бутылку на столик и снова глянула на часы. Кому она вешает лапшу на уши? Спать ведь вовсе и не собиралась. Тем более опрокинув пивка чуток с мертвецом. Красавчиком мертвецом.
– Хотя… Я бы не отказалась от пиццы. Знаешь, где в центре так поздно по воскресеньям есть доставка?
– Есть одна лавочка на Западной Седьмой улице. У них там делают потрясающую мешанину в несколько слоев.
– В несколько слоев? Так они ее до скончания века будут делать.
– Чего-чего, а времени у меня – пропасть.
Глава 52
Гости ушли так же внезапно, как явились. Бернадетт встала с дивана убрать остатки пиццы в холодильник, а когда повернулась обратно, их обоих уже и след простыл. Мертвец и его мертвый пес. Чувствуя облегчение и усталость, она забралась по ступенькам к себе в спальню и рухнула поверх одеяла.
В понедельник утром Бернадетт проснулась с болью в голове и желудке, но неприятные ощущения исчезли, пока она мылась под душем. Когда стояла в ванной, вытираясь полотенцем, вдруг подумала, не следит ли он, и выбросила эту мысль из головы: если он решит шпионить за ней, то тут уж ничего не поделаешь.
Бернадетт облачилась в свой обычный наряд – темные брюки и темный блейзер поверх белой блузки, – сунула «глок» в кобуру и вышла на улицу.
По тротуарам шли толпы людей, а улицы центра были забиты легковушками, грузовиками, автобусами и фургонами доставки. Свежий весенний воздух, словно холодной водой омывший ей лицо, пропах выхлопными газами и мокрым от дождя бетоном. По пути к зданию федеральных ведомств она остановилась купить себе кофе с лепешкой. Подумала было купить две порции и того и другого на тот случай, если Гарсиа заглянет по пути в Миннеаполис, но решила, что босс сам может о себе позаботиться.
Сбегая по ступенькам в подвал, Бернадетт сняла темные очки. Вошла в кабинет – и застыла в недоумении. Один из двух пустых столов напротив ее собственного уже был занят. Оперативный сотрудник Рубен Грид, ее сотоварищ по каземату главной башни, на этой неделе вышел из отпуска. Сидел он спиной к двери. Тощий афроамериканец с коротко стриженной поседевшей головой. Видно было, что он высок ростом: склонился над компьютером, словно гигантская запятая. Вспомнилось, как Гарсиа говорил, что Грид обожает подвал в Сент-Поле и провел в нем немало лет. Бернадетт убедила себя поостеречься от насмешек над их берлогой: Грид еще обидится. Нахмурившись, она глянула на пакет в своей руке: могла бы и позаботиться о своем коллеге. Подойдя к нему, спросила, обращаясь к спине:
