контрразведки ЦРУ, но и заместитель самого Мэрфи — Пит Бэгли, разделявший взгляды Энглтона на эту проблему, а потому и сомневавшийся в надежности агента, тем более советского офицера из разведывательной среды. Тем более прибывшего из Москвы — из самого центрального аппарата ГРУ Генштаба.
И все же Мэрфи настоял на своем решении, и в начале 1966 года «Бурбон» был включен в платежную ведомость финансовых расходов ЦРУ. Теперь доллары из оперативной кассы ЦРУ стал вновь отсасывать «Бурбон», что было приятно и для янки — они знали, на кого можно дополнительно списать «зеленые». Цээрушники прекрасно понимали, что за «товар» такому высокопоставленному и капризному агенту, каким им представлялся советский старший офицер Поляков, придется платить немалые деньги. Возле бобла с расписками и без оных можно погреться и им самим…
По договоренности с американцами Поляков отправляет в ГРУ шифровку, в которой сообщает о появлении в поле зрения американца Флинта. Он представил руководству военной разведки вполне логическое обоснование о нем как о «вероятном кандидате на вербовку». Описывал его информационные рамки, черты характера и испрашивал разрешения на его «изучение». Таким образом, он открывал себе возможность почти легальных контактов со своим хозяином, что в последующем активно использовал, не боясь быть заподозренным ни своими коллегами из ВАТ, ни офицером безопасности посольства, назначаемым, как правило, из числа сотрудников внешней контрразведки ПГУ КГБ. Это был его достойный конек, позволяющий логично прикрывать преступные контакты протокольными встречами, просмотрами кинофильмов, изучением обстановки среди иностранных дипломатов, в том числе и военных атташе.
Центр не замедлил с положительным ответом. В шифровке Москва давала «зеленый свет» инициативам советского военного атташе. В документе указывалось, что для более глубокого оперативного изучения Флинта следует задействовать весь арсенал легальных поводов для общения с ним.
Давались и небольшие оговорки, в частности, о соблюдении политической бдительности и оперативной конспирации. Предостерегался Поляков также о возможности подставы со стороны американцев. Надо признать, что последними рекомендациями руководство Центра себя основательно обезопасило.
Но такие указания Центра «Бурбон» счел за чисто профилактически-предупредительные мероприятия, направленные на сохранение и закрепление нормального состояния не столько дела, сколько переписки. Он понимал, что Москва таким образом подстраховывала и себя от возможных негативных неожиданностей с целью легкой расправы над «стрелочником».
Получив «добро» от руководителей ГРУ, советский военный атташе стал теперь частенько после работы заглядывать в американское посольство, навещая друга Джима. Приезжал Поляков обычно к половине девятого вечера, приурочивая время «деловых контактов» к началу просмотра вечерних киносеансов с «мыльными операми» и круто закрученными сериалами. Эти посиделки в кинозале в те времена практиковались американцами с вполне определенными целями — для завязывания контактов с интересными в плане изучения и вербовок иностранцами.
Именно в таком режиме американский разведчик провел с «Бурбоном» 30 встреч!!! Выходило по одной-две встречи в месяц.
Все шло как бы по накатанной колее: Поляков «сливал» американцу информацию, Флинт платил за нее россиянину. Платил, как это делалось и в Америке, — деньгами и бартером: вещами, радиоаппаратурой, удочками, охотничьими принадлежностями, инструментом. Американцы помнили запросы своего клиента еще по службе в Нью-Йорке, его жадность к понравившимся вещам, на которые ему было жалко тратить свои деньги. Поляков понимал: все, что он пожелает, приобретут теперь для него янки.
Однажды американец принес патроны двенадцатого калибра в качестве подарка.
— Дмитрий Федорович, вот нашел в загашнике наши патроны. Не знаю, подойдут ли они вам? — спросил для проформы, зная, что у Полякова «пушка» именно подобного калибра.
— С удовольствием возьму. С меня трофеи!
— Договоримся…
И вот вдруг в 1968 году Флинт был неожиданно отозван в США. Причем так быстро, что не успел даже попрощаться с советским офицером. Не рассеялось всеобщее недоверие! Центр посчитал, что советский руководитель военной разведки не только сможет его завербовать, но и готовит ему вербовочное предложение.
Потеря «кандидата» больно ударила по самолюбию полковника. Он даже несколько обиделся на заокеанских друзей. А потом, подумав, заметил про себя: «Все настоящее — мгновение вечности. Завтра будет новый кандидат. Они меня без работы не оставят. Я же должен быть маяком в своей конторе».
И все равно Поляков, придя домой после работы, выглядел уставшим и был даже взвинченным. Предательская бледность лица выдавала стресс. Этого не могла не заметить супруга.
— Что с тобой? Неприятности на службе, что ли? — поинтересовалась Нина, внимательно глядя ему в глаза.
— Да подчиненные подводят, — солгал Дмитрий Федорович.
Быстро перекусив, он покинул кухню и, плюхнувшись в мягкое кресло, расслабился. Закрыл глаза и мысленно проутюжил всю работу с Флинтом.
«Что случилось? Неужели мне не доверяют? Работал же я явно под контролем и по рекомендациям ЦРУ, местный контроль осуществлялся через американского резидента. Неужели они испугались, что я его могу „завербовать“? Глупости. Теперь могут возникнуть подозрения и в нашем Центре. Подумают — прокололся, американцы стали что-то подозревать, а потому и отозвали. А потом придется искать новых кандидатов на вербовку. Их не так-то быстро вырастишь, хотя друзья помогут…»
Раздумья советского атташе прервал телефонный звонок. Поляков подошел к телефону.
— Да… слушаю…
Звонил подчиненный, докладывавший об успешно проведенной операции в городе.
— Хорошо… хорошо. Завтра лично доложите все подробности, — и положил трубку. Ему не хотелось говорить ни с женой, ни с подчиненными. Он был весь в поисках причин срочного отъезда в США Флинта…
Энглтон и тут «наследил». Американцы, с одной стороны, боялись реальной перевербовки своего коллеги советским офицером, а с другой — все тяжелее стало готовить дезинформационную стряпню для «Бурбона», которой он систематически «поил и кормил» руководство ГРУ Генерального штаба, Министерство обороны СССР и членов Политбюро ЦК КПСС.
Безвластие продолжалось недолго. Вскоре предателя принял на связь прибывший из Штатов новый сотрудник ЦРУ Алвин Капуста, который был засвечен еще по фальсификации материалов (опять же по заданию Энглтона. —
Новый руководитель — разведчик из Лэнгли провел с «Бурбоном» в бирманской столице всего шесть конспиративных встреч. Как правило, выезжая на машине, он подбирал своего агента в заранее обусловленном месте, почти что в центре Рангуна, и увозил «продавца драгоценного товара с глаз долой».
Припарковав автомашину в удобном с позиции конспирации месте, цээрушник проводил оперативную беседу, «ошкуривая» своего источника. Задавал уточняющие вопросы и давал дополнительные инструктажи. Иногда расплачивался за купленный «товар» или вручал подарки.
Таких личных контактов с американцами за границей Поляков не боялся — знал их почти абсолютную надежность. Свободное личное общение, конечно, гарантировало его безопасность, и все же он считал, что цена такой свободы должна проходить по кромке вечной бдительности. Поляков был тонким конспиратором.
На последней встрече в автомашине Капуста поблагодарил своего агента «за огромный вклад в дело помощи Соединенным Штатам в ходе борьбы за мир, демократию и отстаивание национальных интересов».
— Америка никогда не забудет того, что вы сделали для ее народа, — с пафосом вещал янки. — Вы своим честным и добросовестным трудом обеспечили себе получение без проблем гражданства США и достойное материальное поощрение в случае пожелания остаться в нашей стране. На ваши любые вопросы мы готовы всегда благородно ответить.
