разыскивавшего жену. Его собутыльники назвали места, где они проводили время, — их показания совпадали и подтверждались. Нина Гавриловна рассказала Шумскому то же самое, и теперь, как ни верти, приходилось сознаваться, что и эта, с такой тщательностью подготовленная, версия разлетелась вдребезги.
Надо было все начинать сызнова. Шумский ходил насупленный, раздражался по пустякам, отвечал колкостями. В такие дни лучше его было не трогать.
Изрядно разбухшая, потертая, кое-где порванная на сгибах папка с делом Красильникова лежала у него на столе. Шумский отложил более поздние показания свидетелей и взялся за протоколы первых дней после убийства. Но ничего не вытанцовывалось, никаких зацепок, за что можно было бы ухватиться. И мысль не шла…
Шумский вскакивал, мерил шагами комнату, раздумывал, так же резко садился за стол, что-то торопливо записывал на обрывке бумаги и снова принимался расхаживать, засунув руки в карманы. Потом, очистив стол, раскидывал фотографии, снятые им в ту ночь, и разглядывал каждую подолгу, придирчиво.
— Какие же мы, однако, олухи царя небесного, кретины! — шумно вскочив, воскликнул он вдруг повеселевшим голосом. — Поразительные кретины!
— Это что-то новое, — пробурчал Изотов. — А конкретнее?
— Ломимся в открытую дверь. Ищем женщину, которой, может быть, вовсе и не было.
— То есть? — не понял Изотов.
— Скажи, тебе не приходило в голову, что кому-нибудь нужно было заставить нас искать женщину? Разве не мог этот человек обдуманно мазнуть помадой щеку Красильникова, чтобы пустить нас по ложному следу? Хитер! А мы попались на его удочку, как несмышленыши. Разве не олухи?
Изотов покачался на стуле, не торопясь высказаться. Шумский воспламенялся мгновенно, каждую версию обосновывая логически точно, верил в нее и считал ее единственно правильной. Спорить с ним было трудно. Но Изотов все же сказал, сомневаясь:
— Подожди себя и нас бичевать. Ты говоришь так, будто у тебя под рукой уже готовые доказательства.
— Нет, конечно, но версия вполне допустимая. Как я прошляпил!.. Посмотри-ка на этот снимок. — Шумский положил фотографию, весь кадр которой занимала голова убитого Красильникова — на щеке проступала темная полоса. — Это же явный мазок. Если от губ, то, я полагаю, он должен быть либо смазан, либо уж полукруглым или даже в два полукруга. А здесь ровная черта. Как ты считаешь?
— Не знаю, — ухмыльнулся Изотов, — я не специалист по поцелуям. Можешь, конечно, дать задание, тогда попробую…
— Сыщик должен быть специалистом во всем, — строго сказал Шумский и засмеялся. — Но я тоже не очень… Может быть, Сергей? Он у нас парень холостой… Где он, кстати?
— Сегодня уехал. Ты же сам хлопотал ему недельный отпуск за свой счет.
— А, черт, забыл совсем… Ну хорошо, давай разрабатывать эту версию, — сказал Шумский, в нетерпенье потирая руки. — Придется вызывать Назарчук. Поговорим с ней вместе.
Шумский заражал своей энергией. Рядом с ним нельзя было быть вялым. Изотов, подчеркивая расторопность, поплевал на ладони, одернул рукава и принялся выписывать повестку. Затем тут же вызвал курьера…
Утром Назарчук явилась в управление, благоухая дешевыми духами, и, здороваясь с Изотовым, как со старым знакомым, сказала удивленно:
— Я думала, что я вам уже больше не нужна.
— Как видите, нужны, и очень, — ответил он с располагающей улыбкой и широким жестом пригласил Назарчук сесть. — С вами всегда приятно поговорить.
— Это надо понимать как комплимент? — Назарчук заложила нога на ногу, открыв круглые колени, Изотов с удовольствием посмотрел на них и отвел глаза.
— Безусловно. Только как комплимент.
Шумский молча сидел в стороне за бумагами, а Изотов, избрав легкий, непринужденный тон, шутил, не торопясь переходить к делу. Разговор шел о любви, изменах, коварстве мужчин, умении одеваться… Со стороны могло показаться, что знакомые собрались за чаем, у них пропасть свободного времени и им приятно толковать о людских делах, их слабостях. Назарчук чувствовала себя вольно, смеялась, и Шумский с завистью подумал, что женщинам, должно быть, нравятся такие вот обходительные, не слишком серьезные мужчины, как Изотов, и, будь у Изотова побольше свободного времени, он наверняка причинял бы жене немало хлопот.
— Как вы уже сами догадались, мы люди чрезвычайно любопытные, — говорил Изотов весело, — стараемся в этом плане не отстать от женщин. Так вот, любопытство заставляет меня просить вас подумать, с кем еще был знаком Красильников? С мужчинами, женщинами, быть может, это были непродолжительные знакомства, — все равно. Подумайте хорошенько.
Назарчук поднесла согнутый палец ко рту, потупилась, вспоминая.
— Жорж был замкнутым человеком, и знакомых у него было немного. Во всяком случае, так мне казалось. Мы о них не говорили, так только, иногда, между прочим.
— Ну а конкретнее?
— Раза два или три были мы с ним в гостях у моей подруги, Нели Самыгиной. Нельку я с детства знаю, в одном дворе жили. Жизнь у нее сложилась лучше, чем у меня, муж у нее шофер, человек веселый, компанейский, зарабатывает прилично, ну они иногда приглашают гостей. Соберут человек пятнадцать и гуляют до утра. Выпьют, потанцуют, попоют… Мы с Жоржем у них чувствовали себя как дома.
— Хорошо, это ваши знакомые, — упорствовал Изотов. — А к его знакомым вы ходили?
— Нет. Да у него знакомых-то… Раз, два… Был у него один, Павел, кажется, так тот тоже в общежитии живет, холостой. Зачем же из одного общежития в другое ходить?.. Радости мало.
— Он что — рабочий, служащий? Где он работает?
— Вроде бы рабочий, на станкостроительном, или подсобник. Они с Жоржем вместе в армии служили и демобилизовались в один день.
— А фамилию его вы знаете?
— Не помню, — покачивая головой, сказала Назарчук. — Жорж мне ее не называл. А если и называл, то я забыла. Ни к чему мне…
— Эх, память девичья, — вздохнул горестно Изотов. — Значит, Павел. А еще?
— Еще? — Назарчук нахмурила лоб в задумчивости, потом подняла глаза на Изотова. — Был еще какой-то музыкант, на аккордеоне играет. Как же его звали?.. Аркадий? Да, по-моему, Аркадий. Жорж еще говорил, что у Аркашки очаровательная жена… Как мне кажется, он довольно часто бывал у них: хотел учиться играть на аккордеоне, может, даже уроки брал.
— Вам это, разумеется, не нравилось…
Назарчук слегка покраснела, ответила сердито:
— Из того, что я вам раньше рассказывала, можете вывод сделать сами.
— Понятно. Вы Аркадия видели когда-нибудь?
— Никогда.
— Что же вас Красильников не приглашал к ним?
— Не знаю.
— А где этот Аркадий работает?
Назарчук засмеялась коротким, отрывистым смехом.
— Вы, наверное, меня сейчас выгоните, потому что я ничего путного не могу вам сказать. Честное слово, не знаю. Кажется, он работал в эстраде, но потом его уволили. Куда он устроился, понятия не имею. И фамилии его не знаю. Видите, какая я бестолковая! Разве вам это что-нибудь даст?
Изотов махнул рукой:
— О нас, пожалуйста, не беспокойтесь.
— Кстати, — подал наконец голос Шумский, — как нам кажется, Красильников неплохо одевался. Одежду он покупал или шил у кого-нибудь, вы не знаете?
— Зимой он купил костюм в Гостином дворе, а больше, по-моему, ничего не покупал. За тот год, что
