Ленинград, 14 февраля 1936 года
Зоя! Не знаю, как и писать тебе. Я, кажется, схожу с ума от всего того, что происходит со мной.. Настроение все время жуткое, тягостное. Хочется плакать от обиды, злости, иногда я просто ненавижу себя.
Сейчас у нас проходят на редкость интересные лабораторные работы по технологии металлов, а меня они совершенно не трогают. Голова забита другими мыслями. И, конечно, о нем, Зойка.
Кажется, я была права, предполагая, что он меня не любит. Не знаю, во всяком случае любящий, по- моему, никогда не станет ругаться при человеке, которому он хотя бы симпатизирует.
В последние дни Анатолий взял за моду являться к нам в общежитие пьяным, да еще довольно поздно, в 10—11 часов. И не дай бог, если кто-нибудь ему начинал перечить! Лишь мне удавалось его утихомирить и увести подальше от нашего дома. Я издергалась, изнервничалась и каждый день с содроганием ожидала очередного визита.
Ужасная вещь пьянство, Зойка. Мне кажется, что этим занимаются люди, у которых нет ничего за душой, пустота. Сколько интересных вещей можно купить за деньги, которые уходят на водку: велосипед, фотоаппарат, да мало ли что. Я сказала об этом Анатолию, а он пробурчал: «Все это бабские разговоры».
Больше всего меня убивает нежелание прислушаться к моим словам. Не согласен, так поспорь. А у него всегда одно и то же: либо промолчит, либо скажет, что я ничего не понимаю.
А теперь, Зойка, я тебе скажу о самом ужасном: у меня должен быть ребенок. Что теперь со мной станет, не представляю. Анатолию я пока не говорю, и вообще об этом никто не знает. Как он к этому отнесется, для меня загадка. Я совсем перестала понимать Анатолия и не знаю, чем он живет, о чем думает… Ах, как это тяжело!
Часто вспоминаю дядю Пашу. Я ведь ему ни слова не сказала о своих отношениях с Анатолием. Этим я нарушаю наш уговор. Но как мне говорить о таких личных делах?! Не могу я, понимаешь, Зойка, не могу. Стыдно.
В общем, ты догадываешься, каково мое состояние. Как подумаю, волосы дыбом становятся.
Прощай, моя дорогая.
П р о т о к о л общего собрания общежития № 2 учащихся ФЗУ № 30
16 апреля 1936 года
П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й т о в. Т и х о м и р о в. Переходим к третьему вопросу повестки дня: персональное дело учащейся нашего ФЗУ Марины Гречановой. 12 апреля воспитателю второго общежития тов. Новиковой было подано заявление от Зины Стрельниковой, проживающей в комнате № 4 совместно с Гречановой. Зачитываю заявление: «Вчера я и моя подруга Лиза Войткевич должны были идти в клуб на танцы. Вечером, когда я стала переодеваться, я хватилась своих новых туфель. В шкафу, где они обычно лежали, их не оказалось. Я просмотрела все чемоданы наших девчат. Там туфель тоже не было. В это время в комнату вошла Марина. Я сразу спросила ее: «Ты взяла мои туфли?» Она ответила, что она. Я велела их отдать мне сию же минуту, но Гречанова сказала, что их у нее нет и отдать мне туфли поэтому не может. Через несколько минут Гречанова ушла и сегодня в общежитии не ночевала.
Прошу разобрать мое заявление, вернуть мне туфли и наказать Гречанову.
Кто будет выступать? Стрельникова.
С т р е л ь н и к о в а. Я хочу добавить к заявлению, что Гречанова не являлась ни на занятия, ни в общежитие еще три дня и пришла только сегодня. Мы в комнате решили, что она исчезла, обокрав меня. Нам всем ясно, что она настоящая воровка. Это дело надо передать в суд, чтобы ее посадили в тюрьму. Такие люди позорят коллектив, и ее надо гнать от нас. И вообще надо поинтересоваться ее личностью. Она часто не ночует в общежитии, спуталась с одним парнем, которого зовут Анатолием. Случайно я узнала, что он тоже раньше был вором. Это одна бражка. Сказала полгода назад, что выходит за него замуж, но до сих пор выйти не может. (Смех.) Думаю, что нам нечего церемониться с такими. Это преступный элемент, воровка.
Г о л о с а. Гречанова уходит, не отпускайте ее!
С т р е л ь н и к о в а. Ага, испугалась! Держите ее, надо позвать милицию.
Т и х о м и р о в. Тише, тише! Гречанова, почему ты уходишь? Товарищи хотят слышать твой ответ.
Г р е ч а н о в а. Я отвечать не буду. (Шум, крики» «Говори!», «Остановите ее!»)
С т р е л ь н и к о в а. Нет, отвечай, за сколько продала мои туфли, воровка? Отвечай. На эти деньги не разживешься, подавишься.
Г р е ч а н о в а. Я у тебя ничего не украла. И не собиралась.
Т и х о м и р о в. После ухода Гречановой, по-моему, разбирать дело не следует.
Г о л о с а. Пусть все выскажутся! Продолжать! Карповой слово!
Т и х о м и р о в. Хорошо, проголосуем. Кто за то, чтобы продолжить обсуждение персонального дела Гречановой? Большинство. Продолжаем. Слово имеет Карпова.
К а р п о в а. Я не знаю, откуда Стрельникова взяла, что все решили, будто Марина обокрала ее. На Гречанову это не похоже. Никогда никаких пропаж в комнате не было. Марина получает пенсию. Деньги она никогда не бережет, не скупится. Если у нее кто-нибудь попросит взаймы — всегда даст, даже если ей нужны самой. Стрельникова это знает. Пусть сама скажет, сколько она ей должна. А отдавать Зина долги не любит. Я, конечно, не хочу сказать, что взять без спроса туфли за долг (по-моему, так только и можно говорить об этой пропаже) хорошо. Но мы не узнали, не спросили у Марины, почему она так сделала, зачем. И то, что она сразу сказала Зине, что взяла ее туфли, — тоже характеризует Гречанову с хорошей стороны.
Г о л о с а. Правильно, Ленка! Не давай в обиду своих! Стрельникова тоже хороша.
Т и х о м и р о в. Сейчас будет говорить Тамара Гавриловна Новикова.
Н о в и к о в а. Мне, воспитателю общежития, удивительно было получить такое заявление от Стрельниковой. Гречанову я знаю как хорошую, общительную девушку. К сожалению, нам не удалось разобрать это дело, потому что Гречановой не было. Ее исчезновение странно. В чем тут дело, я не знаю.
Я понимаю Зину Стрельникову как потерпевшую, но при всем том выступать так, как она сегодня выступала, по отношению к своей подруге нехорошо. Простите, но это была ругань рыночной торговки. Нужно уважать товарища. А главное, следует разобраться во всем детально, потом уже выносить свой приговор. Не понимаю, почему так спешно вытащили это дело на общее собрание. Моего согласия никто не спрашивал.
Т и х о м и р о в. Следующий — Киреев.
К и р е е в. Я долго говорить не буду. Мы, комсомольцы пятой токарной группы, требуем снять персональное дело с повестки дня. Тише! Дайте досказать. Мы Гречанову знаем хорошо по учебе, и как товарища тоже. Наверно, произошла ошибка. Марина ничего украсть не могла, мы за это ручаемся. Назвать ее воровкой — подлость. Сначала докажите, а потом обзывайте. Пока еще ничего не доказано.
Зря Марину отпустили из зала, потому что такими словами ее недолго убить. Куда она пошла? Где она сейчас? Об этом никто не подумал.
Т и х о м и р о в. Поступило предложение снять с повестки дня персональное дело Гречановой. У нас в прениях по этому вопросу записались еще два человека. Какое будет суждение: дать высказаться записавшимся товарищам или прекратить?
Г о л о с а. Дать говорить. Прекратить!
