Эта мысль зрела во многих умах, но разумным действиям препятствовали силы, которые можно было предвидеть. Но их не предвидели; их не смогли преодолеть и следующие поколения. В современной войне возникли новые проблемы. Чтобы заставить народные массы всех стран проливать свои кровь и пот, необходимо чем-то воодушевить их. Это было необходимо везде, но особенно в демократических странах, где у народа есть более реальные возможности отказаться внести свой вклад в войну. Как люди были вовлечены? В конечном счете, пробуждением племенного инстинкта, а чтобы сфокусировать этот инстинкт в нужном направлении, нужно объявить противника «дьяволом». Если враг на самом деле «дьявол», то очевидно, что договариваться с ним нельзя. «Дьявол» должен быть полностью побежден. Каков же результат? Если война ведется не для того, чтобы достигнуть каких-либо определенных результатов, то требуется только полная победа. Пока она не достигнута, компромиссный мир расценивается как незаслуженное поражение. Таким образом, были блокированы два наиболее возможных пути к прекращению войны: вмешательство нейтральных стран и принятие ограниченных результатов.
Слабость нейтральной позиции обнаружила себя в 1916 году. Наиболее весомой в мире нейтральной страной были Соединенные Штаты Америки, стоявшие в стороне от конфликта не только благодаря географической отдаленности и самодостаточности, но и благодаря тому факту, что их огромное население было этнически связано со всеми воюющими странами. Война оскорбляла американское сознание и более всего сознание американского президента Вудро Вильсона. В январе 1916 года он отправил в Европу своего личного эмиссара полковника Хауза, чтобы тот прозондировал почву, может ли американское посредничество способствовать окончанию войны и каким образом. Возможности для этого не оказалось. Растущее негодование и ледяная непоколебимость обеих сторон исключали уступки. Будучи переизбранным (это укрепило его позиции) и потрясенным результатами уходящего года, президент повторил свою попытку в декабре. К сожалению, центральные державы относились к нему с антипатией. Все, чего достигла его вторая попытка, – он лучше ознакомился с целями войны, объявленной союзниками. Он понял, несмотря на преднамеренно запутанные формулировки, что союзники осуждают противников, истинной целью которых якобы была «война на уничтожение». Тем временем сама война и ее проявления стали настойчиво угрожать нейтралитету самой Америки, что подрывало позиции ее президента. Свою работу делала пропаганда, мнения американцев постепенно изменялись. Джеймс Дуан Сквайре вспоминает: «Большой митинг в Новой Англии прошел под эгидой христианской церкви. Спикер потребовал, чтобы кайзер после того, как его схватят, должен быть зажарен в масле. При этом вся аудитория, повскакав со стульев, приветствовала его истеричными выкриками. Это отражало настроение, царившее среди нас, своего рода захватившее всех безумие».
Возможность для давления нейтральных держав на другую воюющую сторону оказалась такой же слабой. 6 декабря пал Бухарест, что означало фактическое устранение Румынии и конец наступательных действий России. Храбрость немецких солдат на Сомме и австрийских при Карсо, растущие потери от атак подводных лодок (ежемесячные британские потери грузов выросли с 43 тысяч тонн в августе до 182 тысяч в декабре, а общие потери союзников достигли к апрелю 1917 года 849 тысяч тонн) – эти успехи, достигнутые с приемлемыми потерями, убеждали центральные державы, что время работает на них. Это вызывало противоположный эффект, укрепляя сердца государственных деятелей союзных стран, вопреки усилиям президента Вильсона.
По причинам, которые невозможно было предвидеть, шаг Вильсона привел к тому, что надежды на мир отодвинулись дальше. Сам факт, что немцы и австрийцы восприняли эту инициативу, давал повод многим в стане союзников предполагать, что они ослаблены. В марте эта догадка получила важное подтверждение: через принца Сикста Бурбонского, служившего тогда в бельгийской армии, император Австро-Венгрии Карл начал искать подходы к сближению с Францией. В этом виделся шанс (может быть, это только казалось) на разрыв единства центральных держав, отделение Австрии от Германии. Больше всех эту идею поддерживал британский премьер-министр Ллойд Джордж. Если бы этот путь стал возможным, он привел бы к более перспективным результатам, чем любой другой. Но все рухнуло благодаря двум факторам. Во-первых, император Карл лично не мог ничего обещать от имени Германии, не мог внести ясность в вопрос о возвращении Эльзаса и Лотарингии – провинций, которых лишилась Франция, а она в этом вопросе была непреклонной. Во-вторых, Италия поспешила предъявить такие требования к Австрии, что даже оптимистичный и спокойный Карл не мог их принять.
В течение этого года будут и другие попытки заключения мира, веские увещевания и предварительные переговоры. Наиболее существенными из них были международная социалистическая конференция, прошедшая в июне в Стокгольме; обращение папы римского к воюющим сторонам в августе и письмо лорда Лансдауна в лондонскую «Дейли телеграф» в ноябре. В этом письме, написанном бывшим министром иностранных дел консервативного правительства (и архитектором англо-французского союза – Антанты), задавался вопрос: «Какова будет польза благодеяния мира для наций, истощенных так, что едва ли они смогут протянуть руки, чтобы принять ее?» – который имел определенное воздействие на общественное мнение. Но ни одно из этих обращений не способно было изменить безжалостное течение событий. Все поглощал поток ужаса и ненависти.
С отклонением мира для приведенного в боевую готовность населения не оставалось ничего, кроме победы. К этому времени она уже становилась задачей не только вооруженных армий, но и самих народов. Для центральных держав такая ситуация принимала угрожающие аспекты: блокада, объявленная союзниками в начале войны, становилась все жестче и принесла с собой трудности, но на имевших выход к морю народах запада она сказывалась в меньшей степени. К середине 1916 года стало ясно, что население Германии и Австрии претерпевало в тылу сильные лишения; цензура не могла предотвратить проникновения таких известий в ряды воюющих на фронте, которые, естественно, были этим очень удручены. Письмо из Кельна, найденное у немецкого солдата в июне 1916 года, гласило: «Чувствуется, что у нас начинается голод. За всю неделю ни одна семья не получила картофеля. Пособие теперь – одно яйцо на душу населения в неделю, полфунта хлеба и 50 граммов масла на человека в день. Англия не так сильно ошибается, говоря о том, что мы ужасно голодаем. Если война продлится еще месяца три, с нами будет покончено».
В письме из Дрездена, отправленном в мае, было написано: «Уже шесть недель мы не видим мяса; я похудел на 10 фунтов. Боюсь, что скоро так будет у нас повсюду, мы на пути к краху. Были разграбления магазинов».
Немецкие изобретательность, организованность и целеустремленность старались справиться с этими проблемами. Кроме того, поток скандинавской руды для немецкой промышленности был прерван лишь частично, животноводческие и земледельческие угодья Центральной Европы продолжали производить продукцию, хотя производительность их сильно упала, позже к ним добавились трофеи из Румынии и Украины; захваченные территории Франции и Бельгии также снабжали завоевателей. Немецкие ученые разработали множество эрзацев (суррогатов) продуктов, заменивших исчезнувшие натуральные. Но ничто не могло превозмочь воздействие долгой и суровой зимы; в Австро-Венгрии поголовье крупного рогатого скота к 1918 году снизилось с 17 миллионов 324 тысяч голов до 3 миллионов 518 тысяч, свиней – с 7 миллионов 678 тысяч до 214 тысяч. Стало очевидным, что, если не возникнет какой-то новый, неожиданный фактор, сопротивляемости центральных держав наступит предел. Но когда?
Франция, оправившись от шока первых поражений и последовавших за ними потерь промышленных ресурсов, приложила значительные экономические усилия, соответствовавшие энергии французской армии на полях сражений. Потеряв в боях некоторые из своих наиболее ценных промышленных районов, несмотря на тяжкое бремя собственных военных потребностей, Франция перевооружила сербскую армию; приняла значительное участие в перевооружении греческой; обеспечила англичан тысячами самолетов и еще большим числом двигателей; сыграла существенную роль в вооружении американской армии. Чтобы поддержать своих мужчин на фронтах, свою помощь в промышленности и сельском хозяйстве предложили французские женщины. Изумительную жизнеспособность проявила крестьянская экономика. В то же время страну подводила ее политическая слабость. Год 1917-й был одним из наиболее скандальных. Бывший премьер-министр Кейло был заключен в тюрьму за измену; Мальви, до августа бывший министром внутренних дел, был обвинен в том, что финансировал из общественных фондов издание пораженческой газеты
