В Датхил они вошли бок обок. На улице толпились сельские жители и несколько солдат из аквилонского лагеря. Конан, не знавший в течение последнего месяца другой компании кроме Нектана, даже опешил. Он удивленно рассматривал большое скопление людей, собравшихся единовременно в одном месте.
Тут мяч подкатился к его ногам. Прежде, чем Конан успел что-то предпринять, его отец с силой пнул его, посылая в полет вниз по улице. За ним тут же бросилась стайка мальчишек.
— Раньше я любил такие игры, — сказал Мордек веселым тоном, которого Конан не ожидал от него услышать. — Но, когда взрослеешь, многие вещи становятся недоступными. И это — грустно. Хочешь к ним присоединиться? — спросил он, указывая на подростков. — Хочешь играть, так играй пока можно.
Но Конан помотал головой. После месяца работы с овцами, гонять мяч виделось ему детской забавой. Он и без того играл вподобные игры всю свою жизнь. Пусть отец сам занимается пустяками, если ему так это нравится.
Однако юноша тут же забыл про Мордека, про мяч, да и про все вокруг, когда увидел Тарлу. Девушка шла по улице с деревянным ведром, наполненным водой.
— С тобой все в порядке? — спросил он.
Хотя ей было не больше лет, чем Конану, она уже знала, как вести себя в таком обществе. Взгляд ее холодных серых глаз окинул молодого варвара с ног до головы. Тот смутился, быстро осознав, как редко доводилось ему мыться и расчесывать волосы за время, проведенное у Нектана. Пастух не придавал значения такой ерунде, и Конан беспокоился об этом не больше. Теперь же, он устыдился своего неопрятного вида.
— Конечно я в порядке, — ответила Тарла, ее голос показался Конану перезвоном серебряных бубенцов. — А что со мной может случиться?
— Что случится? От этого подлеца Стеркуса можно ждать чего угодно…
Конан узнал от Нектана несколько новых ругательств, и ему страшно захотелось применить их в адрес аквилонского дворянина. Но он вовремя сдержался, решив, что этим не улучшит своих отношений с дочерью Баларга. Не найдя подходящих слов, юноша запнулся и замолчал.
Тарла кокетливо тряхнула своей симпатичной головкой. Темные кудри рассыпались по плечам.
— А он не так уж и плох, — сказала она и принюхалась. — По крайней мере, моется время от времени.
Всего несколькими неделями раньше, такой ответ заставил бы его отойти в сторонку. Но сейчас ненависть к графу полностью овладела душой Конана.
— Стеркус — враг. Проклятый захватчик, — сказал он строго.
— А тебе какое дело, с кем я вижусь и чем занимаюсь? — дочь ткача снова тряхнула головой.
Отец недавно напоминал Конану, что такими вещами должен интересоваться, прежде всего, Баларг. Но если в устах Мордека это были просто слова, к которым можно было не прислушиваться, то брошенные Тарлой, они поражали в самое сердце.
— Какое мне дело? Ах, значит, какое мне дело? — только и смог повторять юноша.
Все же и этих слов для Тарлы хватило. Она поставила ведро с водой на землю.
— Кого это беспокоит? — мягко спросила девушка.
— Того, кто думает, что тебе не пристало якшаться с паршивым, зловонным аквилонцем! — выпалил Конан.
Взгляд Тарлы сделался твердым как кремень и холодным словно лед.
— Кто бы говорил о зловонии Стеркуса! — рассердилась она, потом подняла ведро, поудобней ухватившись за ручку, и решительным шагом направилась мимо остолбеневшего Конана к дому своего отца.
Юноша тупо смотрел ей вслед. Он знал, что не ослышался. Он также знал, что еще многого не высказал Тарле, но теперь в этом не было смысла. Конан принялся топать ногами по грязи, яростно извергая проклятия, предназначавшиеся ранее Стеркусу, на собственную голову.
— Пойдем, — сказал кузнец, про которого сын в горячке совсем забыл, — время залечивает любые раны.
— Ничего не изменить. Все рухнуло, — пробормотал Конан.
Для него все случившееся казалось бедствием. И это было естественно, ведь ему только-только минуло тринадцать лет.
— Мы проиграли аквилонцам, — тихо произнес Мордек. — Но не считаешь ли ты, что мы так и останемся под их пятой навсегда? Положение некоторых вещей меняется со временем.
— Причем тут Тарла? — взвился Конан, ослепленный своим горем.
Он чуть ли не бегом поспешил прочь от Мордека в сторону кузницы. Видя его, подобное грозовой туче лицо, пинающие мяч подростки, поспешно расступались перед ним. В тот момент, даже взрослый человек наверняка уступил бы Конану дорогу, прочитав в глазах юноши стремление — обрушить целый свет.
Только после того, как Конан переступил порог кузницы, гнев его несколько поутих. Он поспешил в ту часть дома, где семья проводила часы сна. Его мать сидела на ложе, опершись на подушки, и вязала из шерсти жилет для сына или мужа.
— Вот я и дома, — сказал Конан.
— Как я рада тебя видеть, — улыбнулась Верина. — Я так тосковала по тебе.
Ее голос показался юноше более слабым и дрожащим, чем прежде.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он с тревогой.
— Вроде, как всегда. День пройдет, другой наступит — какая разница? — пожала плечами мать. — Но теперь, я уверена, что мне станет лучше потому, что мой сын опять со мной.
Конан искренне надеялся, что так и будет, и это не просто слова, чтобы успокоить его.
— Может быть, тебе нужна помощь? Я все готов для тебя сделать, — заверил он.
— Нет-нет, — отмахнулась Верина. — У меня теперь ни в чем нет нужды, когда ты снова здесь.
— Я делал то, что должен был сделать, — сказал Конан.
— Знаю. Мне все рассказал твой отец, — вздохнула Верина. — Я не хочу, чтобы на твою голову свалились большие беды.
— Если б я не оказал сопротивления, то враг бы меня убил, — коротко пояснил юноша, не желая описывать матери все подробности схватки с Хондреном.
В это время сзади подошел Мордек.
— Парень прав, — сказал кузнец. — Ему надо стать сильным, иначе не выживешь в этом мире. Жизнь тяжела. У нее суровые законы. Все, на что мы способны — это задерживать приход смерти, насколько возможно.
Верина посмотрела на мужа.
— Я кое-что смыслю, относительно задержки смерти, — произнесла она.
Мордек закашлялся, но не так, как его жена — долго и мучительно, а с деланным затруднением.
— И я тоже знаю, какой жестокой может быть жизнь, — меж тем, продолжала Верина. — Неужели ты думаешь, что я осталась бы лежать в постели день за днем, год за годом, если бы имела достаточно сил?
Мордек, который бился с аквилонцами до конца, на этот раз проиграл сражение с женой. Он не нашел слов для возражений и покинул комнату. Конан остался, зная, что мать редко острословит с ним.
— Ты уверена, мама, что я ничего не могу для тебя сделать? — еще раз спросил он.
— Просто береги себя, — ответила Верина. — Остальное не имеет значения. Слишком многие, кем я дорожила, погибли, так или иначе. Я не хочу и тебя потерять.
— Я обещаю тебе, — объявил Конан, сжимая кулаки. — Я не споткнусь там, где упадет любой другой человек.
Он не сомневался в эти минуты в том, что говорит правильные слова. И очень удивился, когда мать начала плакать.
В свой первый год проживания в Киммерии, Мелсер познал все преимущества и недостатки местной земли. Сама почва была весьма не плоха, по крайней мере, не хуже чем в Гандерланде. И здесь он имел достаточно большую ферму, соответствующую его потребностям. Не то, что крошечный надел, выделенный
